— Значит, Боби Мейкер Томпсон? Вы еще не знаете, что означает имя Мейкера Томпсона в Компании!.. Считайте выполненным ваш долг перед отцом и отправляйтесь в контору. Когда вы начнете работать там, вы будете своевременно сообщать нам о том, что они предпринимают для срыва забастовки и что они вообще замышляют против нас. Вы обязаны это сделать ради самого себя и ради своей матери, если вы ее любите. Вы не имеете права так рисковать своей жизнью; можно подумать, что у вас нет матери. Я предупреждал вас в прошлый раз и повторяю снова. Если вы не послушаете меня, вас изуродуют или убьют здесь, на плантациях. Сколько раз случается грузчикам бананов ушибать голову! Иной раз, да вы и сами это видели, человек даже теряет сознание. Но это от сильного удара, а сколько таких, когда грузчик только зажмурит глаза, закусит губу да выругается.
— Я пойду домой, переоденусь и вернусь. Что я должен сделать?
— Разузнайте у Боби, кого ждут, что за важное лицо должно прибыть. Вы можете даже спросить его, не деда ли это ждут, и даже сделать вид, что очень рады приезду старого Мейкера Томпсона. Парень вам, разумеется, ответит…
— Если мне скажут, что приехал патрон, я убегу…
— Я уже говорил вам, что этот ублюдок отборнейшей про… протобестии… не выезжает из Чикаго. Так что когда Боби вам ответит, что дед не приезжает, вы можете выразить свое огорчение. Тогда он наверняка проговорится, выболтает, кого они в действительности ждут. Расскажите ему о своем бедственном положении, о том, что работаете простым грузчиком и что хотели бы поступить в контору. Одним выстрелом мы убьем двух зайцев. Мы можем разузнать, не сенатор ли приезжает, как мы предполагаем, а вы с помощью Боби сумеете устроиться на службу. Завтра же утром вас назначат в контору управляющего, если Боби этого пожелает. Трудно даже представить себе, насколько велика власть мейкеров томпсонов. Такова уж эта проклятая система! Не сомневайтесь, Хуамбо, — мулат уже направился домой, чтобы переодеться, — Боби всемогущ…
— Чье это поле?.. Вон то, которое видно отсюда? — задержал проходившего мимо пеона Боби Томпсон; надувшись от спеси, он указывал вдаль длинной рукой — у него была привычка размахивать руками, как ветряная мельница.
— Вот это мне нравится, — сказал пеон, не останавливаясь. — Сразу видно, что вы нездешний, иначе не спрашивали бы…
— Будьте любезны сказать, чье поле? — повторил Боби, на голубые глаза ему, точно молния, зигзагом упала прядь белокурых волос.
— Компании, парень! Компании!..
Боби поехал дальше в сопровождении младшего из семьи Лусеро.
— Скажи-ка, — обратились они к парнишке, бледному, как желтая сигаретная бумага, — кто хозяин всего этого?.. — И они указали на еще более обширную плантацию. — Кто владелец?.. Кто сдает в аренду землю хозяевам этих хижин?..
— Компания… — послышался голос мальчугана, который в испуге тут же бросился бежать.
— All right…[89] — сказал Боби. — Раз так, мы все обстряпаем в двадцать четыре минуты…
Восседая на лошади, предоставленной в их распоряжение, они направились к конторе. Прибытие было не особенно триумфальным. Когда они проезжали под большими воротами алюминиевого цвета, Лусеро свалился с лошади. Он сидел на крупе, держась за Боби, и даже не мог сразу сообразить, как это он сорвался.
Боби, не задерживаясь, пересек лужайку на глазах удивленных и возмущенных обитателей очаровательных коттеджей, построенных для административных чиновников Компании, — здесь никто не осмеливался ступать на газоны, ходить разрешалось только по цементированным пешеходным дорожкам.
Обратившись к человеку с ярко-рыжей бородой, одетому в белый костюм и каску охотника за ягуарами, который кружился, будто заводная кукла, вокруг теодолита, Боби спросил по-английски: «Где контора управляющего?»
Человек ошеломленно воззрился на Боби, выплюнул кусок табака и указал ему дорогу.
Боби опять поехал по газонам, пришпорив лошадь, которая, казалось, тоже была удивлена тем, что ей приказали войти в запретную зону. Лусеро шагал следом за Боби по цементным плитам.
— Иди сюда, залезай на лошадь! — крикнул ему Боби.
— Нет, нет, уже недалеко!
Они остановились у входа в контору управляющего. Дверь была открыта, перед ней работала дождевальная установка. Шумела вода, дул свежий бриз, и в утренней тишине разносился, перекрывая все, бешеный перестук пишущих машинок. Увидев какого-то парня верхом на старой кляче, сам шеф Тихоокеанского департамента выскочил им навстречу. Он был вне себя от гнева и возмущения.
— Эй, ты кто? — в бешенстве крикнул он с порога своего кабинета.
— Боби Мейкер Томпсон! Физиономия управляющего вытянулась.
— Очень хорошо! Очень хорошо! Но ты въехал сюда на лошади, а это запрещено!
— Для Мейкеров Томпсонов, как говорит мой дедушка, нет ничего запретного во владениях Компании!
— Спускайся на землю и объясни, чего ты хочешь!
— Участок!
— Ты хочешь участок?
В голове управляющего — лысина его покрыта густым пушком — с кинематографической быстротой пронеслись образы Лестера Мида и его жены Лиленд Фостер; он вообразил, что участок, о котором говорит этот мальчишка, нужен ему для разведения бананов без какого-либо контроля со стороны «Тропикаль платанеры». Мысленно он уже составил телеграмму президенту Компании, чтобы тот укротил своего наследника, пока мальчишка не придумает еще какуюнибудь глупость, например, оказать помощь рабочим путем организации кооперативов.
— Так, значит, ты хочешь участок? — повторил управляющий, все еще не оправившись от шока, — ему вдруг стала узка ослепительно белая шелковая сорочка.
Боби поручил лошадь своему спутнику и вошел в контору. Управляющий провел его в кабинет. Через несколько минут он вышел. Проводил своего посетителя до порога и, глядя, как удаляется лошадь с двумя мальчишками, пробурчал:
— В общем, ничего страшного… участок этому… сыну своего дедушки… нужен только для игры в бейсбол!
Он прекратил диктовать письма и сам лично начал обзванивать разные конторы. Он объявил всем, что наступает великий сезон бейсбола. Поскольку игры Больших лиг уже закончились, все посчитали, что он шутит. Однако он объявил, что речь идет об открытии сезона бейсбола здесь и с их участием. Прибыл, уточнил он, внук старого Мейкера Томпсона, въехал на лошади в мою контору и потребовал предоставить ему участок неподалеку от площади, для того чтобы начертить диамант;[90] договорились, что он сформирует юношескую команду, а мы — команду ветеранов Компании.
— Видишь, Боби, — пожаловался Лусеро, когда они оставили лошадь и пошли пешком, — ты не рассказал мне, о чем говорил с управляющим, когда вы закрылись в кабинете…
— О, boy![91]
— Вот что я тебе скажу, Гринго: когда ты бросил вызов, восседая на лошади, в твоем лице было что-то такое, чего раньше я у тебя не видывал. Это выглядело вроде так: здесь я хозяин, и все мне должны подчиняться. Так ведь, Гринго?
— А знаешь ли ты, что он подарил мне поле…
— Подарил только тебе?
— Нет, boy, для бейсбола…
И пока под палящим солнцем юноши широкими шагами обходили свои владения — у Лусеро руки в карманах, а у Боби руки болтаются, как костяные крючки, — они обсуждали, какое место больше подойдет для игрового поля, чтобы правильно падал на него свет. А управляющий продолжал обсуждать по телефону проекты названия для команды ветеранов.
Надо было очистить участок, выровнять его, как бильярдный стол, однако бригада рабочих под руководством человека с теодолитом приходила и уходила, и всякий раз камней и выкорчеванных пней становилось больше. Наконец появился каток с громадным валом, который выравнивал площадку. Какой-то гигант с жирной черной шевелюрой, кожей эбенового цвета и настолько белыми зубами, что казалось, будто это белок третьего глаза, приветствовал Боби:
— Hallo, boy!
Каток остановился, Боби подошел и стал расспрашивать, сколько дней еще понадобится, чтобы выровнять и утрамбовать участок.
Вблизи негр оказался еще чернее, глаза — словно дырки на рукавах куртки, нос приплюснут, губы мясистые, бесконечно длинные руки с короткими и толстыми пальцами, похожими на темно-лиловые гинеос.[92]
— В какой срок? — спросил негр. — Выровнять все? — И покачал головой как-то по-птичьи. — My God. Двух дней хватит, если дождик перестанет…
От нахлынувшего ливня Боби нашел убежище в ближайшей лачуге, у входа в которую наткнулся на грязного-прегрязного мальчишку, похожего не то на призрак, не то на дождевого червя, ползшего по земле. У Боби он не вызвал ни жалости, ни отвращения. Страх. Он испугался, потому что наступил на него. Малыш закатился плачем. Разглядеть его было нельзя, слышен был только его рев. Теперь он хныкал где-то в углу. Вошел негр, вымокший до нитки. Он быстро освоился в темноте, воскликнул что-то похожее на «just a minute!»[93] и подошел к плачущему ребенку.
