— Я перенесу тебя, — сказала мисс Килдар. — Ты легкая, а я достаточно сильна. Давай попробуем.
— Если я свалюсь, ты меня вытащишь, — ответила Каролина, благодарно сжимая руку подруги. Не останавливаясь, она прошла по зыбкой дощечке, словно та была продолжением твердой земли; сама Шерли, следовавшая за ней, не смогла бы это сделать смелее и увереннее. Обе были в таком возбужденном состоянии, цель, которая их вела, была так значительна, что сейчас их не испугал бы даже бурный пенящийся поток. В ту ночь над ними не были властны ни огонь, ни вода; загорись вся пустошь Стилбро, разлейся половодьем Калдер или Эйр, — в ту ночь, казалось, ничто не смогло бы их остановить.
И все же их остановил один звук. Едва они ступили на противоположный берег, как в воздухе разнесся раскат выстрела, — он долетел с севера. Через секунду такой же звук донесся с юга. В течение следующих трех минут выстрелы прозвучали на западе и на востоке.
— Я думала, что мы обе убиты первым же выстрелом, — заметила Шерли, переводя дыхание. — Мне показалось, что пуля попала мне в голову, а тебе, должно быть, — в сердце. Но повторные выстрелы все объяснили: это только сигналы, и скоро начнется нападение. Жаль, что у нас не было крыльев; наши ноги оказались недостаточно быстры.
Им оставалось только пересечь рощицу, и когда они вышли из нее, фабрика появилась внизу, прямо перед ними; они ясно видели все постройки, двор и дорогу. Шерли достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в своей правоте: они опоздали. Короткая тропа через поля со всевозможными препятствиями отняла гораздо больше времени, чем они думали.
Большая дорога, которая ночью всегда казалась белой, сейчас была покрыта темной движущейся массой; бунтовщики столпились перед запертыми воротами, преграждавшими им вход во двор. На пустом дворе виднелась одинокая фигура; кто-то стоял там и, по-видимому, урезонивал толпу. Сама фабрика, темная и безмолвная, казалась вымершей: ни огонька, ни звука, ни единого движения нельзя было там различить.
— Я не ошиблась, — прошептала Шерли. — Но ведь Мур, наверное, подготовился в отпору, и, конечно, сам он не стал бы вот так один разговаривать с ними.
— Это он… Мы должны пойти туда. Я пойду к нему!
— Нет, не пойдешь.
— Тогда для чего же я здесь? Я пришла только ради него. Я хочу быть с ним.
— К счастью, от тебя это не зависит, во двор уже не пройти.
— Но там есть маленькая дверца сзади, напротив ворот; у нее потайной замок, я его знаю, я попробую!
— Только против моей воли.
Мисс Килдар обхватила Каролину обеими руками за талию и удержала на месте.
— Ни шагу вперед! — проговорила она повелительно. — Если Мур в такую минуту увидит тебя или меня, он будет раздосадован и в то же время стеснен. Перед лицом истинной опасности мужчины предпочитают, чтобы женщин рядом не было.
— Я не помешаю, я ему помогу! — умоляла Каролина.
— Чем? Может быть, ты вдохновишь его на подвиги? Чепуха! Рыцарские времена давно прошли, и мы с тобой не на турнире: здесь идет драка за деньги, за хлеб и за жизнь.
— Я должна быть рядом с ним.
— В качестве дамы его сердца? Да пойми ты, Кэри, фабрика — вот кто его возлюбленная! Когда у него за спиной все эти станки и машины, ему не нужно иной вдохновительницы. И копья он собирается ломать не во славу любви или красоты, а ради сукна и бухгалтерской книги. Не будь же сентиментальной; Роберту это чуждо.
— Я могу помочь ему, я хочу быть с ним!
— Ну, как знаешь… ступай ищи своего Мура. Ты его все равно не найдешь.
Шерли разжала руки. Каролина рванулась было вперед, как стрела, выпущенная из лука, но вслед ей прозвучал такой откровенно иронический смех, что она замерла.
— Взгляни получше, не ошибись! — крикнула Шерли.
Да, тут была какая-то ошибка. Каролина остановилась, всмотрелась; человек во дворе внезапно отступил от ворот и бегом бросился к фабрике.
— Беги, Лина, торопись! — продолжала Шерли. — А то ты не успеешь его догнать!
Каролина медленно вернулась к подруге.
— Это не Роберт, — сказала она. — Все другое: рост, фигура, походка…
— А я тебя только тогда и отпустила, когда увидела, что это не Роберт. И как ты могла принять его за Мура? Это какой-то хилый солдатик; они поставили его к воротам часовым. Он уже в безопасности; я увидела, как ему открыли дверь и он вбежал внутрь. И вообще теперь я спокойнее. Роберта не застали врасплох, так что наше предупреждение было бы лишним и, пожалуй, даже хорошо, что мы опоздали, — это избавило нас от глупой сцены. Представляешь, как бы мы вбежали toute éperdue[102] в контору и увидели бы, что мистер Армитедж и мистер Рэмсден преспокойно покуривают, мистер Мелоун с важным видом расхаживает взад и вперед, мистер Сайкс попивает свою настойку, а сам Мур с его обычным хладнокровием дельца… О, я счастлива, что этого не случилось!
— Как ты думаешь, Шерли, их там много, на фабрике?
— Достаточно, чтобы ее отстоять. Солдаты, которых мы сегодня видели два раза, ехали, конечно, туда, и все те, кого мы заметили на лугу с твоим кузеном, сейчас тоже, наверное, на фабрике.
— Что делают эти люди, Шерли? Что это за шум?
— Высаживают ворота ломами и топорами. Ты боишься?
— Нет, только сердце бьется и ноги подкашиваются… Я лучше сяду. Неужели ты не волнуешься?
— Немного, пожалуй. Но все равно я рада, что мы пришли. Мы увидим все своими глазами, мы здесь, на месте, и никто этого не знает. Вместо того чтобы позабавить священника, суконщика и хлеботорговца эдаким романтическим выходом на сцену, мы здесь одни наедине с дружественной ночью, с ее молчаливыми звездами и с шепчущими деревьями, которые нас не выдадут нашим друзьям.
— Шерли, Шерли, ворота упали! Какой треск, словно валят огромные деревья. Смотри, они ворвались во двор. Они выломают двери фабрики, как сорвали ворота. Что может сделать Роберт? Ведь их там тьма! Господи, если бы я была рядом с ним, если бы могла слышать его, говорить с ним! Я так хочу помочь ему, — мое желание так велико, что я не была бы для него обузой, я бы на что-нибудь пригодилась…
— Они наступают! — воскликнула Шерли. — Смотри, как упрямо идут вперед! У них есть настойчивость, — не скажу чтобы мужество, потому что когда сто человек нападают на десятерых, это еще не храбрость, но… — Здесь Шерли понизила голос: — Но страданий и отчаяния у них хоть отбавляй, и это их подстегивает и толкает.
— Толкает против Роберта. О, как они его ненавидят! Шерли, неужели они победят?
— Поживем — увидим. Мур и Хелстоун не увальни и не трусы…
Треск, звон, лязг прервали их шепот. Град камней обрушился на весь широкий фасад фабрики, так что осколки стекла и куски свинцовых переплетов вылетели разом из всех оконных проемов. И тотчас вслед за этим прозвучал клич, боевой клич северной Англии, Йоркшира, Вест-Райдинга, — клич мятежных суконщиков Вест-Райдингского округа.
Ты, наверное, никогда не слыхал этого клича, мой читатель. Да оно и к лучшему для твоих ушей, а может быть, и для твоего сердца, ибо если он сотрясает воздух ненавистью к тебе, или к людям и делам, которые тебе дороги, или направлен против идей, которые ты одобряешь. Ярость пробуждается от этого вопля злобы, Лев рыкающий потрясает гривой от воя Гиены, Сословие гневно устремляется на Сословие и оскорбленный дух Среднего Класса беспощадно обрушивает свое презрение на изголодавшийся и разъяренный Трудящийся Класс. В такие мгновения трудно оставаться терпимым, трудно быть справедливым.
Каролина вскочила. Шерли обняла ее, и они обе замерли, как два стройных деревца. Клич звучал долго, и когда он смолк, ночь все еще была полна ропота и гула толпы.
«Что теперь будет?» — мысленно вопрошали девушки.
Но пока ничего не происходило. Фабрика оставалась безмолвной как гробница.
— Он не может там быть один! — прошептала Каролина.
— Готова поручиться всем, что у меня есть: он там не только не один, но и нисколько не встревожен, — отозвалась Шерли.
Со стороны мятежников затрещали выстрелы. Казалось, обороняющиеся только и ждали этого сигнала. До сих пор безжизненная, безмолвная фабрика пробудилась: черные оконные проемы изрыгнули огонь, и над лощиной прогремел дружный залп.
— Наконец-то Мур заговорил! — вырвалось у Шерли. — И похоже, у него есть, что сказать, это не одинокий голос.
— Однако он терпелив! — проговорила Каролина. — Никто не смог бы обвинить его в поспешности. Они начали первыми, они разбили его ворота и окна, они стреляли в его людей, и только тогда он ответил.
Что там происходило, в темноте трудно было разобрать, но на дворе фабрики творилось нечто ужасное, какая-то сумятица, свалка, отчаянные атаки и беспорядочные отступления. Весь двор и сама фабрика были охвачены этой битвой во мраке. Стрельба почти не прекращалась, а в коротких промежутках слышались крики, стоны, шум борьбы и топот. Нападающие явно стремились ворваться в здание фабрики, а обороняющиеся — отбросить их. Слышно было, как главарь мятежников крикнул:
