Чарли обратился к дворецкому:
— Мэйсон, позови-ка тетушку Беллу на минуту.
Пришла тетушка Белла — полная, темнокожая, с седыми волосами, которые она зачесывала назад, собирая в тугой пучок. Языки пламени из камина отражались на ее лице и голых руках, которые уже блестели от кухонного жара. Негритянка вытирала руки о большой передник, вроде тех, что носят рабочие. Видно, кухарка уже привыкла к этим вызовам, потому что, глядя на Чарли и гостей, тут же заулыбалась.
— Тетушка Белла, у тебя небось уже в ушах звенит, — пошутил Чарли. — Уж так стряпню твою нахваливают, так нахваливают!
И в самом деле, восторженные отзывы исходили не только от завсегдатаев, вроде Билли Басса с женой и судьи, но и от Франсин Хендрикс, Ленор Нокс, «гражданской» Лидии, да и — удовлетворенно отметил про себя Чарли — Джина Ричмана тоже, хотя его тихий голос потонул во всеобщем веселом гвалте.
Марша Ричман с улыбкой повернулась к тетушке Белле и, глядя прямо на нее, тоненьким, жеманным голоском южанки из высшего общества сказала:
— Как вам только удается такое? По правде говоря, я не очень люблю все эти овощи — окру, капусту, фасоль, — но ваши у меня прямо во рту растаяли! Поделитесь секретом.
Негритянка широко улыбнулась и, откинув голову, вся затряслась в глубоком, грудном смехе:
— Милости просим в царство… жира!
Вокруг так и грохнули. «Милости просим в царство… жира!» Это что-то! Ну, тетушка Белла… ну, отколола номер! Даже Чарли не слыхал от нее такого! Все чуть ли не в конвульсиях бились! Все, да не все. Чарли заметил, что Марша Ричман хотя и улыбается, но как-то натянуто. У нее был такой вид, будто ее только что смертельно ранили — в самое сердце.
После ужина Чарли повел гостей на выложенную камнем террасу в задней части Оружейной. Он заранее наказал Мэйсону позаботиться о том, чтобы лампы на террасе были потушены — не хотел, чтобы электричество умалило красоту ночного пейзажа, призванного впечатлить гостей. Встав рядом с Ричманами, он собирался в полной мере насладиться их восхищением.
И те его не подвели.
— А-а-ах! — восхищенно выдохнула Марша.
Огонь!
В отдалении, посреди опустившихся на плантацию вечерних сумерек, полыхала громадная дуга пламени. Силуэты высоких сосен на заднем плане казались гигантской решеткой. В воздухе висел резковатый запах паленой травы и горящих сосен.
Довольный Чарли шумно вдохнул и выдохнул:
— Да-а-а… Такое нигде больше не увидишь…
И в самом деле, резковатый аромат заставлял его сердце биться чаще, пробуждая в душе чувства, которые он не в силах был выразить словами.
— Ух ты, вот это да! А что это, Чарли? — спросил Джин Ричман.
Крокер обрадовался — наконец того проняло. Впервые за весь вечер Ричман очнулся от летаргического сна.
— Поля подожгли, — пояснил он.
— Да? А для чего?
— Если весной не поджигать, зарастут всякой травой да диким виноградом. Получится совсем как у Кролика Питера в зарослях ежевики.
— Что-то не припоминаю такой сказки, — признался Ричман.
— Ну, одним словом, зарастут так, что об охоте можно будет забыть. Сквозь такие заросли и собака не продерется.
Чарли любовался произведенным эффектом — Ричман глядел на огонь с отвисшей челюстью.
— Но как вам… как вам удается…
— …Держать пламя под контролем?
— Да.
— Так там мои ребята… человек — вышло: «чек» — двадцать… они и следят за огнем. — У Чарли мелькнула мысль о том, что не стоило бы называть чернокожих работников «мои ребята», раз уж Ричманы — евреи и такие либералы. Но мысль мелькнула и тут же исчезла. — Почему и поджигаем поля ввечеру — роса выпадает, да и ветра нет. — Чарли вздохнул. — Обожаю этот запах. Правда-правда. Не придумали еще такие духи, которые хотя бы на йоту приблизились к этому аромату.
Ричман, все еще не отрывая глаз от полыхавшей вдали дуги, произнес:
— А вот интересно, как… — но прозвучало это у него как-то уж слишком равнодушно, в той самой отстраненной манере, в какой он обычно спрашивал, — …как в таком случае ведут себя представители дикой природы?
Чарли весело хмыкнул:
— Как? Бегут. Или летят. Их даже видно. Я столько раз бывал в подожженных полях… И кого там только ни увидишь… несутся впереди пламени… Я вот что скажу — змеи, а особенно гремучие, такое вытворяют! Вот говорят, они быстро ползают. Ну да не могут змеи уйти от огня — не та скорость. И что бы вы думали — они в землю зарываются! Представляете?! А как только огонь проходит, выползают и ну оттуда. Я ничего не сочиняю — сам видел! Конечно, надо быть осторожным — они не в самом благодушном настроении, земля-то еще горячая. И вот представьте: змей тьма тьмущая! Прямо как перед концом света! Зрелище не для слабонервных, скажу я вам. Так что звери знают, как вести себя при пожаре, ведь в лесах случаются пожары. Только черепахам приходится туговато — на следующий день везде валяются обгоревшие панцири.
Ричман повернулся к Чарли. В темноте невозможно было разглядеть выражение его лица, однако Крокер чертыхнулся про себя: «Вот черт! Ну кто меня за язык тянул! Нечего было распространяться насчет обгоревших панцирей. Разве не ясно — любой, кто называет зверье „представителями дикой природы“, ужаснется мертвым черепахам». Вслух же Чарли сказал:
— Не стоит горевать о черепахах. Уж они-то выживут. Они здесь с незапамятных времен.
— И что, в самом деле выгорает вся плантация? — поинтересовался Ричман.
— Ну да.
— В таком случае… куда же бегут все эти животные? И перепела?
— А-а-а, это… Ну, перед тем как поджечь угодья, мы везде оставляем «островки» — бульдозерами срезаем землю вокруг зеленых участков. А там — и деревья, и трава, и десмодиум, и кукуруза… в общем, все, чем кормятся перепела. Ну, и остальное зверье тоже. А уж к осени трава снова вымахивает, только без подлеска — тогда можно и охотиться.
— А сосны? Они разве не выгорают?
— Нет, если только мои реб… работники на плантации знают свое дело. У здоровой, высоченной сосны кора, понятное дело, обгорает, но само дерево остается. Кустарник — да… кустарник может выгореть. Ну да супротив природы мы не идем. В лесах ведь пожар — дело обычное.
Все умолкли, завороженные величественной картиной гигантского огня. Если долго смотреть на него, языки пламени складываются в какие-то причудливые образы. Ночь выдалась темная, небо затянуло облаками, и казалось, огонь плывет где-то за силуэтами сосен, которые, в свою очередь, то приближаются, то отходят, снова приближаются и снова отходят. Стало слышно, как впереди перекликаются работники: слов было не разобрать, только голоса.
В глазах Чарли то, что он сейчас показывал своим гостям, было одним из самых великолепных зрелищ, самых величественных симфоний на земле. Чарли довольно отметил, что в опустившейся темноте Ричман обхватил Маршу за талию, притянув к себе. Может, на того наконец подействовало очарование Терпмтина.
Постепенно все вернулись в Оружейную; Чарли предложил гостям чего-нибудь выпить. Однако Ричманы отказались, сославшись на усталость. Ноксы и доктор Тэд Нэшфорд со своей «гражданской» Лидией тоже решили лечь спать. Потом ушел Уолли, молча, не сказав ни слова. За ним — Слим и Вероника Такеры. Серена отправилась в Главный Дом, где для Ричманов была приготовлена комната — проверить, не нужно ли им чего. Оставались только Опи Маккоркл, Билли и Дорис.
Чарли решил воспользоваться моментом и поманил Билли в небольшую комнату в стороне от галереи главного входа. Прикрыв за собой дверь, он спросил:
— Билли, что, черт возьми, ты от нас утаил? Что это там насчет Фарика Фэнона?
Билли, поглощавший очередной стаканчик разбавленного водой бурбона, как-то странно ухмыльнулся, но ничего не сказал.
— Билли, да ты что! Это же я, Чарли!
Адвокат отпил и сказал:
— Зря я вообще рот раскрыл. Обещал ведь ему, что не буду болтать.
— Кому? Фарику Фэнону?
— Не-е-е… Инману.
— Инману Армхольстеру?! А он-то здесь при чем?
Билли снова замолчал. Он глянул на Чарли, но каким-то отсутствующим взглядом. Потом сказал:
— Ладно… Все равно Инман будет говорить с тобой. Как пить дать будет. Но пока — молчок. Только между нами. И никому, даже Серене. Обещаешь?
— Понятное дело.
— Так вот… Инман утверждает, что Фэнон изнасиловал его дочь.
— Что?!
— Именно.
— Элизабет?! Шутишь!
— Да какие тут шутки.
— Мать честная! Как же это он… они ведь были у меня… недели две тому назад! Инман, Эллен, Элизабет… Мы еще перепелов стреляли! Помнишь? Ты ведь тоже тогда был. Как же это случилось, а?
— Ну… Инман говорит, Элизабет была в комнате Фэнона… они там вечеринку затеяли… в честь Фрикника… в пятницу…
— В комнате Фэнона? В честь Фрикника? Какого черта ей понадобилось у Фэнона?
