— А вот тебе, хотя бы к примеру, пастушок У Цзя-фу. У него нет даже одеяла. Чем не «дыра»?
— «Дыра», и даже большая, — согласился Сяо Сян.
Го Цюань-хай отошел и прилег на кан. Он не спал уже две ночи подряд. Лицо его пожелтело, и весь он осунулся. Некоторое время Го Цюань-хай прислушивался к разговору за столом, но две бессонные ночи дали себя знать: он быстро уснул.
Лю Гуй-лань, не сводившая с него заботливых глаз, воспользовалась тем, что внимание окружающих было отвлечено, и украдкой накинула на спящего одеяло.
Дасаоцза встретила Бай Юй-шаня с нескрываемой радостью, тотчас принесла ему умыться и, присев около стола, начала рассказывать всякие новости. Она не стала расспрашивать его о делах, по которым он ездил, ей не терпелось поскорей сообщить, что Лю Гуй-лань влюблена в Го Цюань-хая и уже отправила заявление начальнику района о разводе.
— Ну и что начальник района, развел? — спросил Бай Юй-шань, с удовольствием оплескивая водой крепкую грудь и мускулистые руки.
— Еще бы не развел! Ведь мальчишке-то всего десять лет. А Го Цюань-хай для нее муж самый подходящий, лучше и не надо. Чем не пара! Оба работящие и характерами схожи. Лю Гуй-лань только того и ждет, что́ скажет Го Цюань-хай. Как по-твоему, любит ли он ее?
Бай Юй-шань не ответил. Он достал из полевой сумки зубную щетку и, засунув ее в рот, спросил:
— А кто у них сватом?
— Начальник Сяо назначил старика Суня, а тот говорит, одного свата мало, надо двоих…
— Кто же будет вторым?
— Старик Чу. Давай лучше подумаем, что мы им подарим к свадьбе.
— Что ты предлагаешь?
— По-моему, надо что-нибудь купить. Деньги дарить не следует, полученные вещи — тоже. Они из конфискованных и для подарка не годятся…
— Ладно, — сказал Бай Юй-шань, — можно будет сделать им хороший подарок. Я съезжу в город и куплю новогодние плакаты: дележ помещичьего имущества и контрнаступление Объединенной демократической армии.
Дасаоцза весело расхохоталась:
— Ну можно ли так смешить людей! Да ведь это же свадьба, а ты… контрнаступление армии!
— Чего ты покатываешься, отсталая твоя башка! — обиделся Бай Юй-шань. — Не будь этого контрнаступления, не бывать и свадьбе. У нас сейчас лозунг: «Все для фронта». Не борись мы за этот лозунг, вновь бы здесь второе Маньчжоу-го образовалось. Могли бы тогда бедняки жениться?
Дасаоцза смутилась и перестала смеяться:
— Это правда. Пусть будет по-твоему. Однако нужно же все-таки купить какую-нибудь вещь.
— Придет время — посмотрим. Готов у тебя обед?
— Сейчас сварю пельмени, а ты пока полежи немного.
Она вышла в кухню. Бай Юй-шань прилег и тотчас же уснул. Услышав храп, Дасаоцза вернулась в комнату и осторожно прикрыла мужа одеялом.
Тем временем в комнату крестьянского союза набилось много народу. Старики Чу и Сунь так раскричались, что разбудили крепко спавшего Го Цюань-хая. Он встал, протер глаза и подошел к людям, толпившимся вокруг стола. Лю Гуй-лань, ни на минуту не покидавшая Го Цюань-хая, легонько дернула его за полу куртки и, указав на западный флигель, вполголоса проговорила:
— Иди туда. Там совсем тихо.
Го Цюань-хай отрицательно покачал головой.
— Нет, больше спать не хочется… — И он протиснулся к столу.
— Надо делать так, — рассуждал старик Чу, — как сказал наш начальник Сяо. Сперва дадим тем, у кого совсем ничего нет, заштопаем дыры…
— А середнякам, которые нуждаются, тоже дадите? — спросила жена Лю Дэ-шаня.
— Бедняков с середняками нельзя равнять: бедняки вовсе ничего не имеют, — ответил старик Чу, — однако если окажутся такие середняки, у которых сейчас в чем-нибудь нужда, тоже дадим. Зерна нет — дадим зерно, нет одежи — дадим одежу. Конфискованного имущества у нас сейчас больше, чем в прошлый раз, значит и скупиться нечего. Заштопаем сперва самые большие дыры, а потом уже всех оделять будем. Кто против такого предложения?
Никто не ответил, а старик Сунь спросил:
— Ты говоришь: у кого чего не хватает, то тому и дашь? У меня вот много чего не хватает. Вожжей, к примеру, нет, уздечки — тоже, телеги и совсем не предвидится, словом, того, что нужно, как раз и нет. Можешь ты отпустить мне все это в первую очередь?
Старик Чу подумал:
— Сбрую дадим, а насчет телеги не взыщи. У нас всего-навсего десять телег. Мы еще так порешили, — продолжал старик Чу, — семьям погибших — нуждаются они или не нуждаются — повысить норму. Передвинем их в списке на одну ступень. Вдова Чжао, к примеру, числилась у нас по первому разряду, а теперь будет на особом месте. А семьи, которые совсем ничего не имеют, передвинем в первый разряд.
— А вот Осла Ли на какую ступень собираешься передвинуть? — спросил возчик. — Ведь у него тоже ничего нет.
— Как быть с ним, прямо не ведаю, — озабоченно развел руками Чу. — Пусть сам скажет. Осел Ли, ты здесь?
— Здесь, здесь, — ответил голос из дальнего угла, — да мне равняться с другими не приходится. Пусть уж люди присудят. К моему положению любая ступень подходит.
— Осел Ли повинился во всех своих грехах. Зачислим его во второй разряд, — предложил возчик.
— Верно, верно! — поддержал старик Тянь. — Во второй разряд записать можно.
— К какому же старуху Ван причислить?.. — задумался Чу.
— У старухи Ван большая заслуга. Поэтому можно ее и к первому, — предложил Тянь.
— Да как ты ее туда причислишь? Она никогда в крестьянский союз не заходит. Совсем пассивная, — возразил Чу.
— Нет, что ни говори, а на этот раз у нее большая заслуга, — настаивал Тянь. — Не расскажи старуха Ван о Хань Лао-у, так бы и гулял этот разведчик на свободе.
— Что там говорить! Зачислим ее в первый разряд! — поддержали старика Тяня со всех сторон.
Кто-то внес предложение в первую очередь снабдить многосемейных. Но так как батраки и бедняки в большинстве случаев имели мало детей или были холостыми, предложение вызвало длительные споры. Наконец все согласились с Сяо Сяном, который выступил в защиту многосемейных.
— У нас есть еще такое предложение, — объявил старик Чу, — самым бедным выдать одежу покрепче и лошадей.
— Вот это правильно! Но только чтобы возчикам дали лошадей в первую очередь! — закричал обрадовавшийся старик Сунь.
— И всегда-то ты вперед лезешь, — упрекнул старика Чжао Цзин-жуй.
— Не шумите! Пошли делить! — скомандовал Чу.
Возбужденная толпа хлынула во двор.
Сяо Сян задержал Го Цюань-хая. Тот присел на кан и закурил свою трубочку:
— Так какая же все-таки весть меня ждет?
На худощавом лице начальника бригады появилась теплая, ласковая улыбка.
Они были дружны уже более года, но работа никогда не оставляла им времени для беседы о личных делах. Го Цюань-хай считал своего друга мудрецом, человеком высокой идеи и больших деяний, знавшим лишь одни общественные интересы. Председателю казалось, что у начальника Сяо не было ни личных желаний, ни личных дел. Но в улыбке, которая все ярче разгоралась сейчас на лице Сяо Сяна, Го Цюань-хай улавливал что-то совсем необычное, какую-то новую проникновенность и задушевность. Он с радостным удивлением смотрел на это преобразившееся лицо и с затаенным дыханием ждал слов друга.
Начальник бригады давно оценил способности молодого батрака, выделял его из всех, считая самым лучшим активистом района. Сяо Сян обладал особым качеством определять людей, которое никогда его не обманывало. Он поставил себе целью воспитать из Го Цюань-хая настоящего коммуниста, подготовить его к ответственному посту секретаря райкома. У этого батрака были все данные: безупречное социальное происхождение, честность, ум, работоспособность, смелость и выдержка. В числе первых активистов деревни Юаньмаотунь его приняли в коммунистическую партию, и он уже успел получить закалку на партийной работе. «Надо дать ему политическое образование, — думал Сяо Сян, — расширить кругозор, и из него выйдет отличный секретарь райкома». Сяо Сян вспомнил, что Го Цюань-хай после смерти отца жил одиноко. «Человек не может быть все время один. Ему необходима хорошая, преданная и понимающая его женщина — друг. Ему нужно обзавестись семьей и зажить счастливой жизнью».
Сяо Сян не ответил на заданный вопрос. Улыбаясь все той же проникновенной, так поразившей собеседника улыбкой, он сам обратился к Го Цюань-хаю:
— Скажи-ка мне, друг, хотел бы ты иметь свою семью?
Го Цюань-хай мгновенно вспыхнул и сделал вид, что занят своей трубкой.
Сяо Сян подсел к нему и тихим голосом заговорил:
— Девушка хорошая и тебе как раз пара, работящая, мастерица на все руки…
Го Цюань-хай продолжал молчать.
— Сватами будут старики Сунь и Чу. Ну, чего же ты молчишь?
— Сплетен не оберешься, начальник…
