Стемнело, я чувствовал себя неуютно на пустых перекрестках, где лишь изредка мелькали торопливые тени. Я ступил на Шин-стрит и обнаружил, что это, как и обещал Липсьюс, была вовсе не улица, а хилый извилистый переулок. По одну его сторону тянулись мрачные задворки домов, низкая стена и запущенный сад, по другую вырастали ряды каких-то складов.
Я свернул за угол и, как только площадь осталась позади, увидел напророченную Липсьюсом сцену. У тротуара действительно стоял кэб, а пожилой господин с саквояжем в руках действительно ругал кэбмена, сидевшего на козлах с озадаченным видом.
— Но я уверен, что вы назвали Шин-стрит, вот я вас сюда и привез! — услышал я, подходя ближе.
В ответ старый джентльмен буквально вскипел от ярости и принялся грозить возчику полицией, судебным иском и Страшным судом.
Я немедленно вмешался — подошел вплотную и, не обращая внимания на кэбмена, вежливо приподнял шляпу перед Мистером Хедли, при этом едва не назвав его по имени.
— Простите, сэр, — извинился я, — у вас какие-то затруднения? Вижу, вы приезжий, и кэбмен, вероятно, привез вас не туда? Все кэбмены — порядочные жулики. Хотите, я подскажу вам дорогу?
Старик обернулся ко мне, и я с удивлением заметил, что при разговоре он рычал и скалил зубы, как злобная дворняга.
— Этот пьяный дурень завез меня не туда, — сообщил он. — Я велел ему ехать на Чиниз-стрит, а он затащил меня в эту преисподнюю. Я не заплачу ему пн фартинга, а лучше кликну полицию и подам на него в суд.
Перепуганный кэбмен огляделся по сторонам, как бы убеждаясь, что поблизости нет полиции, и с грохотом поехал прочь, а мистер Хедли скорчил злорадную гримасу, радуясь тому, что сэкономил на проезде семь пенсов.
— Дорогой сэр, — сказал я, — боюсь, что это безмозглое создание подстроило вам ужасную каверзу. До Чиниз-стрит путь неблизкий, и вам придется поплутать, если вы не очень хорошо знаете Лондон.
— Я вовсе его не знаю, — недовольно сообщил ученый. — И знать не желаю. Я приезжаю сюда только по неотложным делам, а на Чиниз-стрит так и вообще не бывал.
— Неужели? Буду счастлив показать вам дорогу. Я вышел на вечерний моцион и без труда могу проводить вас прямо до места.
— Мне нужно попасть к профессору Мемпсу, что живет в доме номер пятнадцать. А я еще и близорук и сам не могу разобрать цифр, которые здесь, как назло, рисуют очень маленького размера.
— Что ж, пойдемте, — сказал я, и мы тронулись в путь.
Мистер Хедли показался мне не очень приятным человеком. Он брюзжал всю дорогу. Он сообщил, как его зовут, и я почтительно уточнил: "Тот самый знаменитый антиквар?" После этого мне пришлось выслушать рассказ о его дрязгах с бессовестными издателями. Мой спутник был бы вполне достоин отдельной главы в книге "О раздражительности авторов", если, конечно, кому-нибудь придет в голову написать ее.
Мистер Хедли поведал мне, что его таланты могли обогатить целую кучу фирм, но он вынужден был отказаться от своих намерений но причине жестокой неблагодарности владельцев этих фирм. Помимо застарелых обид и недавнего происшествия с кэбменом у него был еще один прискорбный повод для стенаний.
В поезде мистер Хедли решил заточить карандаш, но перед станцией вагон вдруг сильно качнуло, и перочинный нож отскочил прямо в лицо мистеру Хедли, оставив на скуле треугольную ранку, которую мой брюзжащий спутник тут же мне и продемонстрировал. Он поносил железнодорожную компанию, клял машиниста и талдычил о судебном иске в связи с увечьем.
Так он гудел всю дорогу (которой, кстати, совершенно не разбирал) и в конце концов настолько мне опротивел, что я начал получать удовольствие от своей злодейской роли.
И все же сердце запрыгало у меня в груди, когда мы свернули к дому, где нас поджидал Липсьюс. Непредвиденных случаев, думал я, может произойти сколько угодно: повстречается кто-нибудь из знакомых Хедли; не бывав никогда на Чиниз-стрит, он может случайно знать улицу, на которую я его веду; несмотря на близорукость, он может разглядеть номер дома или же, в припадке внезапного подозрения, сверит у полицейского на углу нужные ему координаты. Каждый новый шаг отдавался во мне болью и страхом, а всякий двигавшийся навстречу прохожий таил новую утрозу.
С трудом сохраняя спокойствие, я произнес:
— Номер пятнадцать — так, кажется, вы говорили? Это третий дом отсюда. С вашего позволения я покину вас здесь — я несколько припозднился, да и, откровенно говоря, мне нужно совсем в другую сторону.
Он пробурчал некое подобие благодарности, а я повернулся и быстро зашагал в обратном направлении. Минуты через Две я оглянулся и посмотрел на брошенного мною антиквара — тот стоял перед нужной дверью. Потом дверь отворилась, и антиквар вошел в дом. Облегченно вздохнув, я поспешил прочь от этого места и постарался забыться в веселой компании своих новых друзей.
Весь следующий день я провел в диком волнении. Я не знал, что произошло и что происходит в данный момент. Благоразумное беспокойство о собственной безопасности подсказывало мне, что самое лучшее в данной ситуации — это смирно сидеть дома. Однако желание узнать финал странной драмы, в которой я сам играл не последнюю роль, извело меня до предела, и вечером я решил выяснить, чем все закончилось.
Липсьюс кивнул мне, когда я вошел, и спросил, не уделю ли я ему пять минут для беседы. Мы отправились к нему в комнату. Там он долго ходил из угла в угол, а я сидел и терпеливо ждал, пока он заговорит.
— Дорогой мистер Уолтерс, — сказал он наконец, — я сердечно поздравляю вас — все было проделано блестяще и с истинно артистическим блеском. Вы далеко пойдете. Смотрите!
Он подошел к секретеру, нажал какую-то тайную пружину, и изнутри тотчас выскочил маленький ящичек. Липсьюс вынул из него какой-то предмет и положил на стол. Это была золотая монета. Я взял ее в руки и принялся внимательно рассматривать.
— Victoria, — прочел я надпись над фигуркой фавна.
— Что говорить, трофей редчайший, и им мы обязаны вам. Мистера Хедли оказалось весьма трудно убедить в том, что произошло небольшое недоразумение. Он был очень несговорчив и вел себя совершенно не по-джентльменски. Скажите, он не показался вам исключительно злобным стариканом?
Я разглядывал монету, восхищаясь ее тонкой, безупречной чеканкой — такой отчетливой, будто монета только что вышла из ворот монетного двора. В ту минуту мне пришла в голову мысль о том, что старое, беспримесное золото всегда сверкает и горит, как огонь в светильнике.
— А что все-таки сталось с мистером Хедли? — спросил я.
Липсьюс улыбнулся и пожал плечами.
— Так ли уж это важно? Он может быть где угодно, но что с того? Ваш вопрос меня несколько удивляет. Вы же разумный человек. Подумайте хорошенько, и, уверен, спрашивать больше не придется.
— Дорогой сэр, — сказал я. — не думаю, что вы честно обходитесь со мной. Вы сделали чудесный комплимент относительно моего участия в добыче трофея, но я хочу знать о последнем акте драмы, и это вполне естественно. Я успел немного узнать мистера Хедли и полагаю, что вам наверняка пришлось с ним туго.
Ллпсьюс ответил не сразу. Он вновь принялся ходить из утла в угол, о чем-то размышляя.
— Ладно, — сказал он наконец. — Пожалуй, вы правы. Мы действительно в долгу перед вами. Я очень высокого мнения о вашем уме, мистер Уолтерс, и уже говорил вам об этом. Не буду тратить слов. Просто загляните сюда.
Липсьюс отворил дверь в смежную комнату.
Там на полу стоял большой ящик, по форме напоминавший гроб. Я вгляделся в него и понял, что это саркофаг наподобие тех, что хранятся в Британском музее. На саркофаге сочными египетскими красками были начертаны высокие титулы сановного покойника и упования на его бессмертную жизнь. Внутри лежала спеленутая мумия с открытым лицом.
— Вы куда-то отправляете эту мумию? — спросил я, сразу же позабыв о мистере Хедли.
— Да, у меня есть заказ из провинциального музея. Но приглядитесь к ней повнимательнее, мистер Уолтерс.
Насторожившись, я стал всматриваться в лицо мумии. Липсьюс держал лампу у меня над головой. Кожа мумии задубела и почернела, но когда я увидел на правой скуле маленький треугольный шрам, секрет мумии мгновенно открылся мне — то было тело человека, которого я вчера заманил в этот дом.
У меня в голове образовалась полнейшая пустота — ни мыслей, ни какого-либо плана действий. Зажав в руке проклятую монету, которая отчаянно жгла мне ладонь, я кинулся бежать, как бежал бы от чумы или смерти, и через мгновение очутился на улице. Обнаружив, что монета по-прежнему со мной, я отшвырнул ее в сторону и помчался по темным переулкам, пока наконец не выбрался на людную магистраль.
Придя в себя, я осознал грозившую мне опасность. Я понял, что произойдет, попадись я в руки Липсьюсу. Не человеку, но безжалостной машине убийства перебежал я дорогу. История с мистером Хедли слишком очевидно свидетельствовала как о возможностях Липсьюса, так и о его стиле работы.
