— Скорей подохну. Одни синяки, одни…
Он замолчал, не зная, как реагировать на неприятный смех дворецкого. Потом решил его презреть.
— Говорят, — сказал он Тони, — два моих предка свалились с лошади.
Тони кивнул.
— Да. На охоте. Дед и дядя. Получается два.
— Скоро будет три.
— Что поделаешь, noblesse oblige!
— Чего-чего?
— Да так, неважно.
Дворецкий счел нужным вмешаться.
— Так тебе и надо.
— Лезут тут всякие слуги!
— Друзья мои, друзья мои! Сид нахмурился.
— Все она, мамаша. Сказала бы мне пораньше, я бы привык.
— Горбатого… — вставил Слингсби.
— Опять лезет!
— Горбатого могила исправит, — твердо продолжал дворецкий. — Как был, так и будешь обезьяной, разве что дрессированной. Научишься тому-сему, а что толку? Вот женщины делают подтяжку, а потом улыбнуться не смеют.
— Что ж, по-твоему, отказаться от своих прав? Ну, дурак!
— Не смей меня так называть!
— Кто-то ж должен!
— Друзья мои, друзья мои!
Слингсби не впервые решил, что словами Сида не проймешь. Умней его не замечать; что он и сделал.
— Разрешите откланяться, милорд.
— Да, так будет лучше, а то подеретесь. Заходите, всегда рад.
— Благодарю вас, милорд.
И дворецкий окинул Сида презрительным взглядом.
— Значит, мучают вас? — спросил Тони.
— А то! — отвечал Сид, напоминая жертву инквизиции, которую между прочим спросили, как там в подземелье. — Вздохнуть не дают. Все борются против этих, как их, инстинтов. — Он тяжело вздохнул. — Я понимаю, они хотят как лучше…
— Какая у вас программа?
— Ну, вот сегодня… Братец повел к портному, а потом мы в полтретьего катаемся. В пять с леди Лиди концерт. После обеда лекция. Потом еще Слингсби, гад, учит, как есть-пить. Вилки там, ножики…
— Вы не опоздаете на встречу с Фредди?
— Еще как! — Сид горько хмыкнул. — Совсем не пойду. Ну его.
— Побудете на старом месте?
— А то! — Сид вдохнул воздух. — Как пахнет!
— Значит, скучаете?
Сид с подозрением взглянул на Тони.
— Да нет, — быстро сказал он. — Так зашел.
— Понятно.
— Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. И взять кой-чего надо.
— Берите, берите. Все на месте.
— Тут ночуете?
— Нет, в клубе.
— А мамаша… это, миссис Прайс, еще тут?
— Да. Сейчас пошла в церковь.
— Хотел бы я ее повидать…
— Пойдите за ней. Кстати, потом вас не побрить?
— Эт вам? Нет уж, мерси. Я еще жить хочу.
— Ну-ну! Где дух крестоносных Дройтвичей?
— Не знаю. Я человек осторожный. А вам брить не советую. Хотите — стригите, хоть живы останутся. Только не подпаливайте! Тут нужна твердая рука. Огонь, как-никак.
И с этой максимой он вышел.
— Огонь… Твердая рука… — пробормотал Тони. — Каждый день чему-нибудь учишься.
Он еще обдумывал эту истину, когда явился новый гость.
Фредди переоделся и в костюме для верховой езды выглядел еще элегантней. На Тони он смотрел с торжественной нежностью.
Тони ему обрадовался.
— Старый хрыч! Заходи. Хочешь масла для волос? Нет, лучше шампанского, но его унесли.
— А ты в порядке, Тони! — сказал Фредди. — Я утром тут был, тебе передали?
— Да. Жаль, что ушел. Закусили бы.
— Я был в ресторане с Кубиком и его будущим тестем. Богатый как Рокфеллер, лысый как яйцо.
— Какое яйцо?
— Любое.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Затем, что я ему вручил бальзам Прайса.
— Какой ты, однако, прыткий! — восхитился Тони. — Да, мне это выгодно.
— Тебе?
— А кому? Теперь я тут хозяин.
— Не дури. Ты тут недолго просидишь.
— Ты думаешь, Сид откажется от иска?
— Думаю? — Фредди засмеялся. — Я знаю. Он слабеет на глазах. Вчера вспоминал свою вольную жизнь, чуть не плакал. Игры там всякие, заливной угорь… Поверь, он при последнем издыхании.
Бродя по салону, он подошел к зеркалу и сразу замолчал, поднеся руку к подбородку.
— Ничего себе!
— В чем дело?
— Зарос.
Каждый, кто видел боевого коня при звуке трубы, легко представит Тони. Он задрожал. Он облизал губы. Глаза его сверкнули.
— Зарос? — сказал он тем голосом, каким, наверное, говорил Моисей, глядя на Обетованную землю. — И правда!
Фредди тем временем сел в кресло.
— А где этот тип? Такой, в очках.
— То есть Мич?
— Он самый. Кликни его, а? Я спешу.
— Не беспокойся, — сказал Тони, оборачивая его простыней.
— Что ты делаешь? — испугался Фредди.
— Так, все готовлю.
— А!
Фредди откинулся на спинку, Тони стал взбивать пену. Иногда он думал, зачем таких, как Фредди, посылают в мир. Теперь он знал. Промысел Божий ничего не делает зря.
Сид появился в ту самую секунду, когда он взял бритву. Фредди закрывал глаза, когда его брили, тем более сейчас, и думал, что это вошел Мич. Точнее, думал он о том, не лучше ли добрый старый мартини, чем все эти модные штучки. В эти размышления сочился ласковый голос Тони.
— Знаешь, Фредди, каждый парикмахер помнит ту великую минуту…
Фредди открыл глаза, словно лесной зверек, заметивший ловушку под листьями.
— Эй! Ты что?
— Ничего, старик, все в порядке.
— В по-ряд-ке???
Сид больше не мог сдержаться. Эта сцена разбудила в нем былую страсть. Он кинулся вперед с криком:
— Дайте мне!
И, выхватив у Тони бритву, взмахнул ею смело, дерзко, решительно, как взмахивал мечом Роланд.
— Ой, не могу! — сказал он. — Дюлютанты безрукие! Чем благодарить небеса, Фредди испугался.
— Эй, что вы делаете?
— Садитесь!
— Да я…
— Сидите тихо, ясно? — сказал Сид сквозь зубы. Он уже не чувствовал, что судьба играет им в футбол. Сильный и властный человек был на своем месте.
Фредди смирился. О том, почему эта морда здесь, а не в манеже, он решил пока не думать. Побриться надо? Тогда лучше, чтобы тебя брил мастер. Он закрыл глаза и скова откинулся на спинку.
Тони смотрел на Сида с немалым удивлением.
— Вы ли это, милорд? — воскликнул он. Сид метнул в него холодный взгляд.
— Да, я-то лорд. А об этом две недели мечтал.
— Как я вас понимаю!
— Вы только поглядите!
— Я и гляжу.
— Может, чему научитесь. Тони подошел ближе.
— Мысль я схватил, — сказал он. — Держать покрепче, водить туда-сюда.
— Глядите! — вскричал гордый Сид. — Главное — корень, ясно? Куда волос растет, туда и ведем. Как говорится, по шерсти. А против шерсти что будет?
Обращался он к Тони, но у него были и другие слушатели. В дверь незаметно вошли три человека. Мысль зайти к Тони посетила и леди Лидию с мужем, и Вайолет.
При виде субъекта, который, если не чудо, станет лордом Дройтвичем, они застыли, поскольку он брил клиента в своей парикмахерской.
— Что будет, а? — продолжал Сид. — Выдерните луковицу. Работал у меня такой Перкинс. И что ж, научился он? Да Боже мой! Говорю, говорю: «Альф, ты что, спятил…»
Повесть эту, несомненно — с моралью, кончить не удалось. Первая из вошедших больше не могла сдерживать чувства.
— Та-ак!.. — сказала леди Лидия.
Все разумные люди знают, что творца надо судить по всему его творчеству, а не по отдельным ошибкам. Тем самым, мы не осудим Сида Прайса за порез на подбородке. Он был и остался лучшим мастером к западу от Мраморной арки.
Однако клиента он порезал, испуганный внезапным вторжением, и тот с печальным воем зарылся лицом в полотенце.
Сид этого почти не заметил. Он смотрел на посетителей.
Первым заговорил Тони.
— Так, так, так, так! — сказал он. — Семейство в сборе! Леди Лидия едва взглянула на него.
— Как поживаешь, мой дорогой? — наскоро осведомилась она и обратила взор к Сиду. — Вот как вы себя ведете, если вас на секунду оставить без присмотра!
Фредди тоже страдал, оглядывая себя в зеркале.
— Что вы наделали? — воскликнул он, и голос его дрогнул от жалости к себе. — Какая рана! И это — парикмахер!
Сид мог бы сказать, что и парикмахер не устоит, если заорать на него сзади, но сдержался и подошел к делу с другой стороны.
— Я не парикмахер, я граф
Сэр Герберт громко фыркнул.
— Хорошенький граф!
Тони присмотрелся к профилю Сида и переспросил:
— Хорошенький?
Сэр Герберт выразил мысль иначе:
— Тоже мне, граф! Бреет клиентов!
— Я думаю, — заметила Вайолет, — он соскучился по своим лосьонам.
Вайолет мало кто любил, и слова эти, быть может, объяснят такие чувства.
Тем временем Сид достаточно оправился, чтобы спорить. Он знал, что спорит мастерски.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — начал он. — Простите, виноват. Как говорится, поддался порыву. Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. Зашел сюда кой-что взять, а братца моего вот-вот зарежут. Ну, подскочил. Ну, спас. Чего тут плохого?
