Миссис Гордон села в экипаж, но мысли ее опять были далеко.
— Простите меня, — снова сказал Ингмар, — но я хотел бы вам кое-что сообщить. Давно ли вы в последний раз видели Клиффорда?
— Довольно-таки, — ответила миссис Гордон.
— Я вчера случайно услышал его разговор с американским консулом. Сегодня во время вашего отсутствия он собирается сделать в колонии что-то дурное.
— Что вы такое говорите? — воскликнула миссис Гордон.
— Он намеревается разрушить всю колонию.
Только теперь миссис Гордон собралась с мыслями. Она повернулась к Ингмару и подробно расспросила его обо всем, что тот слышал.
Потом она снова задумалась и вдруг обратилась к Ингмару:
— Меня очень радует, что вы так привязались к колонии, господин Ингмарсон.
Ингмар покраснел до корней волос:
— С чего вы взяли?
— Я это знаю, потому что сегодня ночью вы были в Яффе и просили меня вернуться домой.
И миссис Гордон рассказала Ингмару, как видела его ночью и что он ей говорил.
Когда она закончила, Ингмар сказал, что это самое чудесное событие, какое с ним когда-либо случалось.
— Если все это не досадное недоразумение, то уже к вечеру мы увидим еще более замечательные вещи, — сказала миссис Гордон. — Теперь я уверена, что Господь нам поможет.
Она успокоилась и повеселела, поэтому разговаривала с Ингмаром так, как будто колонии вовсе не грозила никакая опасность.
— А теперь расскажите мне, что случилось у нас за время моего отсутствия? — спросила она.
Ингмар подумал и начал извиняться, что не может связно все рассказать по-английски.
— Ничего, я вас понимаю, — сказала миссис Гордон.
— В общем-то, все шло как обычно, — сказал он.
— Ну, что-нибудь вы можете рассказать? — спросила миссис Гордон.
— Я не знаю, слышали ли вы уже разговор о мельнице Барам-паши? — поинтересовался Ингмар.
— Нет, а что с ней такое? — спросила миссис Гордон. — Я даже не знала, что у Барам-паши есть мельница.
— Здесь дело вот в чем, — сказал Ингмар, — когда Барам-паша был губернатором Иерусалима, он задумался над тем, как трудно людям обходиться только ручными мельницами. И вот в одной из равнин, неподалеку от города, он поставил паровую мельницу. Неудивительно, что вы ничего о ней не слышали, потому что ее почти никогда не запускали. Люди, которых нанимал Барам-паша, не всегда умели с ней обращаться, и она часто ломалась. Несколько дней тому назад Барам-паша прислал спросить, не может ли кто-нибудь из гордонистов пустить в ход мельницу. И вот некоторые из нас отправились туда и привели ее в порядок.
— Это очень приятное известие, — сказала миссис Гордон. — Я рада, что мы смогли оказать услугу Барам-паше.
— Барам-паша тоже остался очень доволен и предложил гордонистам заведовать мельницей без всякой арендной платы. «Берите себе все доходы, — сказал он, — лишь бы она не простаивала без дела».
Миссис Гордон нетерпеливо спросила Ингмара:
— Ну, и что же наши ответили?
— Они ответили, что охотно станут работать на мельнице, но не возьмут за это никакой платы, — ответил Ингмар.
— Это совершенно справедливо, — согласилась миссис Гордон.
— Не знаю, насколько это справедливо, — сказал Ингмар, — потому что теперь Барам-паша не отдает им мельницу, если они не будут брать плату за работу. Он говорит, что не следует приучать людей получать что-либо даром, к тому же тогда все другие мельники и торговцы мукой будут жаловаться на него султану.
Миссис Гордон снова молчала.
— Так из этого дела ничего и не вышло, — сказал Ингмар. — Колонисты могли бы заработать себе на хлеб и вдобавок помочь всему здешнему населению, но теперь об этом нечего и думать.
Миссис Гордон промолчала.
— А больше нет новостей? — спросила она, как бы желая перевести разговор в другое русло.
— Ну, как же! — ответил Ингмар. — Была еще история со школой. Вы и об этом ничего не слышали?
— Нет, — сказала миссис Гордон.
— Ахмед-эфенди, начальник всех магометанских школ в Иерусалиме, пришел к нам как-то на днях и сказал: «В Иерусалиме есть большая школа для девочек, в ней учатся сотни детей, но они только и делают, что кричат и дерутся. Когда идешь мимо школы, оттуда доносится такой гвалт и шум, словно из яффской гавани. Я не знаю, умеют ли читать и писать сами учительницы, но точно знаю, что дети ничему там не учатся. Я не могу ни сам пойти туда, ни послать учителей привести школу в порядок, потому что наша религия запрещает мужчинам входить в женскую школу. Однако есть средство помочь школе, — сказал Ахмед-эфенди. — Пусть мисс Юнг возьмет ее в свои руки. Я знаю, что она очень образованна и прекрасно знает арабский язык. Я буду платить ей, сколько она захочет, только бы она взяла на себя этот труд».
— Ну, — спросила миссис Гордон, — и чем же кончилось дело?
— Тем же, чем и с мельницей, — отвечал Ингмар. — Мисс Юнг сказала, что готова заняться школой, но не возьмет за это никакой платы. На это Ахмед-эфенди возразил: «Я привык платить тем, кто работает на меня; я никогда еще не принимал чего-нибудь из милости!» Но мисс Юнг была непоколебима, и ему пришлось уйти ни с чем. Ахмед-эфенди очень рассердился и сказал, что мисс Юнг будет виновата в том, что столько несчастных детей вырастет без воспитания и образования.
Миссис Гордон, немного помолчав, сказала:
— Я прекрасно понимаю, Ингмар, вы считаете, что мы поступили в этих случаях неправильно. Всегда хорошо послушать мнение умных людей, и я прошу вас сказать мне, что еще вам не нравится в нашем образе жизни.
Ингмар долго обдумывал этот вопрос. Миссис Гордон была окружена таким почетом, что ему нелегко было выступать со своими замечаниями.
— Ну, раз так, — сказал он наконец, — то я думаю, что колонистам совсем не обязательно жить в такой бедности.
— И как же нам помочь этому? — спросила миссис Гордон.
Ингмар, помедлив с ответом, наконец сказал:
— Если бы вы позволяли вашим людям работать за плату, то им не пришлось бы терпеть такую нужду, как сейчас.
Миссис Гордон нахмурилась:
— Мне кажется, новичку не пристало предлагать такие перемены, особенно учитывая, что основанная мною колония шестнадцать лет процветала в мире и любви.
— Вот, теперь вы сердитесь на меня, хотя минуту назад сами просили меня говорить, — возразил Ингмар.
— Я знаю, что вы хотите нам добра, — сказала миссис Гордон. — Но должна вам сказать, что у нас есть еще много денег. Просто кто-то послал ложные сведения нашим банкирам в Америку, поэтому они на какое-то время приостановили выплаты, а недавно я узнала, что деньги нам уже высланы.
— Я очень рад слышать это, — сказал Ингмар. — Но у нас на родине привыкли думать, что людям лучше полагаться на свой собственный труд, нежели на милостыню.
Миссис Гордон ничего не ответила, и Ингмар понял, что ему лучше всего замолчать.
Они приехали в колонию как раз вовремя; было около девяти часов. В последние полчаса езды миссис Гордон стала проявлять некоторое беспокойство, не зная, что она застанет в колонии. Когда показалось огромное здание, и она увидела, что вокруг все спокойно, у нее вырвался вздох облегчения. Казалось, миссис Гордон ожидала, что за ночь один из могущественных джиннов, о которых часто рассказывают восточные сказки, взял на спину их колонию и унес за тридевять земель.
Подъезжая к дому, они услышали пение псалмов.
— Пока, кажется, у нас все благополучно, — сказала миссис Гордон, когда экипаж остановился у ворот: — Я слышу, как раз идет утреннее богослужение.
У нее был с собой ключ от входной двери, и она отперла ее сама, чтобы не нарушать службы. Ингмар побледнел от боли: колено совершенно не сгибалось. Миссис Гордон поддержала его под руку и помогла войти во двор. Здесь Ингмар поспешил опуститься на скамью.
— Скорее идите в дом, миссис Гордон, и посмотрите, что там происходит.
— Сначала я сделаю вам перевязку, — возразила она. — У нас достаточно времени; еще только идет утренняя служба.
— Нет, — сказал Ингмар, — прошу вас, послушайтесь меня в этот раз. Идите скорее и узнайте, не случилось ли чего.
Ингмар видел, как миссис Гордон поднималась по лестнице и через открытые двери вошла в залу собрания.
Когда открылась дверь, до него донесся чей-то громкий голос, который внезапно смолк. Потом дверь захлопнулась, и больше он ничего не слышал.
Вскоре двери зала широко распахнулись и четверо мужчин вынесли какого-то человека. Молча спустились по лестнице и, перейдя двор, прошли мимо Ингмара. Тот наклонился и заглянул в лицо лежащего человека. Это был Клиффорд.
— Куда вы его? — спросил он.
Мужчины остановились:
— В мертвецкую: он умер.
Ингмар приподнялся:
