Помню, я только вздохнула, когда мисс Хардмэн отошла от моей постели, но она услышала мой вздох и, повернувшись, сурово сказала: «Боюсь, мисс Грей, что вы в полной мере унаследовали самый страшный грех наших падших праотцев — грех гордыни. Вы горды и потому неблагодарны. Мама платит вам хорошее жалованье, и если бы у вас хватало здравого смысла, вы бы с признательностью примирились со всеми вашими утомительными и скучными обязанностями, поскольку вы получаете за них достаточное вознаграждение». Мисс Хардмэн, милая, была необычайно здравомыслящей девицей, наделенной всевозможными талантами. Знаете, аристократы действительно высший класс, который превосходит остальные классы во всех отношениях: в физическом, умственном и моральном. Я готова это признать, как истинный тори. Не берусь даже описывать, каким непререкаемым тоном и с каким видом все это было мне высказано; однако боюсь, что она все-таки была эгоисткой. Мне совсем не хотелось бы говорить дурно о своих хозяевах, и тем не менее я думаю, что мисс Хардмэн была немного эгоистична.
Помолчав, миссис Прайор продолжала:
— Помню еще одно замечание мисс Хардмэн, которое она высказала с самым высокомерным видом: «Нам нужно, чтобы некоторые наши отцы совершали поступки опрометчивые, необычные, ошибочные и даже преступные, дабы засеять поле, с которого мы собираем урожай гувернанток. Как бы хорошо ни были образованы дочери ремесленников, им всегда не хватает породы, а потому они недостойны обитать в наших жилищах или воспитывать наших детей. Мы всегда предпочитаем тех, кто по рождению и тонкости воспитания хоть сколько-нибудь приближается к нам».
— Наверное, эта мисс Хардмэн считала себя выше всех своих ближних, заметила Каролина, — раз она говорила, что для ее благополучия необходимы их бедствия и даже преступления. Вы сказали, что она верила в Бога; должно быть, это была вера того фарисея, который благодарил Бога за то, что он не похож на других людей, а тем паче на мытарей.
— Дорогая, не стоит об этом говорить. Меньше всего я хочу пробудить в вас недовольство вашей судьбой или внушить чувство зависти и возмущения к людям, стоящим выше вас. Безоговорочное подчинение властям, глубокое уважение к тем, кто нас лучше, — а под ними я подразумеваю людей из высших сословий, — все это, по-моему, совершенно необходимо для блага любого общества. Единственное, что я хотела сказать вам, дорогая, это, что вам лучше не пытаться стать гувернанткой: трудности нашей профессии будут непосильны для вашего здоровья. Я не сказала бы ни одного неуважительного слова о миссис или мисс Хардмэн, однако, вспоминая свою жизнь, я слишком хорошо понимаю, что с вами станет, попади вы в услужение к подобным людям; сначала вы будете мужественно бороться со своей судьбой, но скоро исстрадаетесь, сделаетесь слишком слабой для такой работы и совершенно сломленной вернетесь домой, — если к тому времени у вас еще останется дом. Потянется вереница томительных лет. Одни лишь сами страдалицы да ближайшие друзья знают, как мучительно тяжело их бремя. А потом придет чахотка или одряхление. Такова история многих жизней, и я бы не хотела, чтобы ваша была такой же. А теперь, дорогая, пройдемтесь немного, прошу вас.
Они встали и медленно пошли по зеленому уступу над краем оврага.
— Дорогая моя, — вскоре вновь заговорила миссис Прайор, превозмогая смущение, которое проявлялось в отрывистости и бессвязности ее речи. Девушки, особенно те, кого природа не обделила… обычно… часто… мечтают… надеются… надеются выйти замуж… смотрят на замужество как на конечную цель, вершину всех мечтаний…
Здесь миссис Прайор замялась. Каролина поспешила к ней на помощь, выказывая поистине удивительное самообладание и мужество; если бы ей самой пришлось затронуть столь острую тему, она вряд ли была бы так смела.
— Конечно, девушки мечтают о замужестве, да это и естественно, заговорила она с такой спокойной уверенностью, что миссис Прайор была поражена. — И на замужество с любимым человеком они смотрят как на самый дорогой, единственно дорогой подарок судьбы, какого они только могут ожидать. Но разве они не правы?
— Ах, милая! — воскликнула миссис Прайор, стискивая руки, но тут же снова умолкла.
Каролина бросила испытующий взгляд на лицо своей спутницы: оно выражало крайнее волнение.
— Милая, — снова пробормотала миссис Прайор, — жизнь так часто нас обманывает.
— Но не любовь! Любовь существует, и это самое реальное, самое прочное, самое сладостное и в то же время самое горестное из всего, что мы знаем.
— Да, моя дорогая, любовь очень горька. Говорят, что она сильна, сильна, как смерть. Многие заблуждения в нашей жизни сильны. Что касается ее сладости, то нет ничего более быстролетного, более преходящего, чем сладость любви. Какое-нибудь мгновение, миг — и нет ее! Зато горечь остается навсегда, она может исчезнуть лишь на заре вечности, но пока длится время, она будет жалить и терзать тебя, превращая жизнь в беспросветный мрак.
— Да, она терзает непрерывно и неустанно, — согласилась Каролина. Если только она не взаимна.
— Взаимная любовь! Дорогая, романы пагубно влияют на вас. Надеюсь, вы их не читаете?
— Читаю иногда, если только удается найти. Но сочинители романов, по-видимому, сами ничего не знают о любви, если судить по их писаниям.
— Совершенно ничего! — с горячностью подтвердила миссис Прайор. — Ни о любви, ни о замужестве. Картины, которые они рисуют, не имеют ничего общего с действительностью и заслуживают самого сурового порицания. Они показывают лишь соблазнительную бархатисто-зеленую поверхность болота и не говорят ни одного правдивого слова о трясине, которая таится в глубине.
— Но любовь не всегда трясина! — возразила девушка. — Бывают и счастливые браки. Когда люди искренне привязаны друг к другу, когда их взгляды гармонично сочетаются, брак должен быть счастливым!
— Он никогда не бывает по-настоящему счастливым. Двое людей не могут слиться воедино. Кто знает, при определенном стечении обстоятельств нечто похожее, возможно, и случается, но слишком редко, так что гораздо разумнее не рисковать, — вы можете совершить роковую ошибку. Будьте довольны тем, что у вас есть, дорогая, и пусть каждый одинокий человек довольствуется своей свободой.
— Вы повторяете слова моего дяди! — испуганно воскликнула Каролина. Вы говорите, как миссис Йорк в самые мрачные ее минуты или как мисс Мэнн, когда ее одолевает беспросветная тоска. Это просто ужасно!
— Нет, это просто правда. Дитя мое, вы только вступили в сияющее утро жизни; изнурительный жаркий полдень, печальный вечер и темная ночь для вас еще впереди. Вы обмолвились, что мистер Хелстоун говорит так же, как и я. Но что бы сказала миссис Мэттьюсон Хелстоун, будь она жива? Увы, она умерла! Она умерла.
— Увы, а мои отец с матерью! — воскликнула Каролина, потрясенная скорбными воспоминаниями.
— Что с ними случилось?
— Разве я вам никогда не говорила? Они расстались…
— Об этом я слышала.
— Должно быть, они были очень несчастны.
— Вот видите, все факты подтверждают мои слова.
— В таком случае, брак вообще не должен существовать.
— Должен, моя дорогая, хотя бы для того, чтобы доказать, что эта жизнь — лишь юдоль испытаний, в которой нам нет ни отдыха, ни вознаграждения.
— Но ведь сами вы были замужем, миссис Прайор.
Миссис Прайор вздрогнула и отпрянула, как если бы грубая рука коснулась ее обнаженных нервов, Каролина поняла, что этих слов ей не следовало говорить.
— Мое замужество оказалось несчастливым, — проговорила наконец миссис Прайор, набравшись мужества. — И все же…
Тут она снова заколебалась.
— И все же, — подсказала Каролина, — оно не было такой уж непоправимой ошибкой?
— Во всяком случае, не его последствия, — продолжала миссис Прайор более мягким тоном. — Порою Бог вливает бальзам милосердия даже в чашу, наполненную безысходнейшей скорбью. Он может так изменить ход событий, что один и тот же необдуманный, опрометчивый поступок, который был проклятием половины вашей жизни, станет потом ее благословением. У меня необычный характер, я знаю, далеко не легкий, не гибкий и порой несдержанный. Я не должна была вообще выходить замуж; таким, как я, нелегко найти родственную душу, а приноровиться к несходной еще труднее. Я прекрасно сознавала, что не гожусь для брака, и никогда бы не вышла замуж, если бы не была так несчастна, пока служила гувернанткой. А кроме того…
Глаза Каролины просили ее продолжать; они умоляли ее рассеять непроницаемое облако безысходности, которым окутали жизнь ее предыдущие слова.
— Кроме того, дорогая, мистер… то есть джентльмен, за которого я вышла замуж, скорее был исключением, а не правилом. Во всяком случае, надеюсь, что не многим выпало на долю испытать такое или перенести столько страданий, сколько вынесла я. Эти страдания едва не довели меня до безумия. Надежды на облегчение не было, казалось, я уже никогда не стану самой собой. Но, моя дорогая, я вовсе не хочу вас запугивать; я хочу только предупредить вас и доказать вам, что одинокие люди не должны стремиться изменить свою жизнь, ибо она может измениться к худшему.
