цемента, цеплялись за него, словно за убежище во время грозы.
Сяо-пи, безмятежно покуривая сигарету, охранял трофейные мешки возле путей к востоку от станции. Он стоял шагах в десяти от стрелочника и тихо с ним переговаривался.
— После этого эшелона пройдет еще пассажирский, тогда и отдохнем маленько. Сходим на речку, искупаемся в свое удовольствие, вернемся — чайку попьем. Нынче я только и болтаю о еде и питье. Но если не жрать и не пить, на том свете не о чем будет вспомнить!
Юй не отвечал.
— А эшелон у нас остановится? Кажется, мост на следующей станции, в двадцати ли отсюда, разрушен. Наверное, начальник и вызывал тебя, чтобы сообщить об этом. В такое время эшелон не остановится без причины. Помнишь, вчера проходил один поезд? Быстрее экспресса промчался. Вот и хорошо, пусть торопятся — у нас будет больше свободного времени…
Юй взглянул на речку, стремительно несущую свои воды. Она разбухла от горных потоков, напоенных обильными летними дождями, глубина ее превышала шесть метров. Стиснутая берегами, река бурлила, вздымая желтые, мутные волны. Взглянув на кипящий поток, Юй проговорил:
— Вот поглядишь, как я выкупаюсь здесь, под мостом! На Сяхэ не пойду — там воды по пояс, одним детишкам впору!..
— Ну и любишь же ты хвастать! Плаваешь, как топор. Только тебе такие штуки и выкидывать. Ведь это верная смерть! — Сяо-пи сунул окурок в трещину между камнями.
— А почему бы не рискпуть? Я не пью, за бабами не волочусь — хоть помру весело!
— Может, скажешь, бабы у тебя дет? — прыснул со смеху Сяо-пи.
— Верно, была; всего два раза виделись. Вот уже три года, как она работает на прядильной фабрике в H., a там своих парией хватает. Кто подвернется, тот и завладеет ею; может, я, а может — ты… Будь у меня своя фабрика, сколько захотел бы, столько… — Он говорил сурово, но давно тлевшая в сердце любовь вдруг загорелась во взгляде. Однако оп прикусил губу, и легкая печаль умчалась вдаль, к стальным полосам рельсов и стремительному потоку. — Ничего, ничего, все ждет как надо. Я говорил тебе, у меня есть старший брат, на студента смахивает. Работает он младшим счетоводом в управлении Лунхайской железной дороги. Есть еще сестра… в Гиринском притоне — ее украли, когда ей шел шестой год. Зачем мне ехать за ней, выкупать ее?! Воротится — опять чьей-нибудь рабой станет. Пусть уж лучше сама ищет выход… Чего же мне бояться! Я целый год плавать учился…
— Что это ты разболтался? Решил оставить завещание, как солдат перед боем? — Сяо-пи расхохотался, а тем временем возле него вырос еще ряд мешков. Сяо-пи, как будто только этого и ждал, вскочил на них и спокойно уселся, вытянув ноги.
— На фронте убивают, — сказал стрелочник, — и поделом тем, кто воюет ради чужих интересов. Мне таких не жалко. Кругом народ стонет, а они и слушать не хотят. Бить их надо, рубить, расстреливать…
— Здорово! «С берега смотрел он, как река вздымалась». У тебя, прямо как в драме, «душа взволновалась». — Сяо-пи напевал арию из пихуанской музыкальной драмы. — Тра-та-та… бьет барабан…
Тут из рощи послышался голос:
— Неплохо у тебя получается!
Сяо-пи и стрелочник обернулись: к ним спешил юноша в белых полотняных штанах до колен, внезапно вынырнувший из-за деревьев.
— Эшелон не пойдет на запад. Здесь будете останавливать?
Вопрос был обращен к стрелочнику. Юй мотнул головой, и нельзя было понять, хочет он сказать «да» или «нет».
Юноша поглядел на объемистые мешки, лежавшие на земле, и, подумав немного, пошел по тропинке, ведущей через рощу на станцию. В этот момент вдали у дверей станции показались четыре солдата. Пронзительно прозвучал свисток — к станции на всех парах несся воинский эшелон, не похоже было, что он остановится.
Сам не зная почему, Сяо-пи вскочил на ноги. В вечерней дымке, окутавшей перрон, смутно вырисовывались солдатские головы. Поезд уже подходил к стрелкам у моста, когда Юй высоко взметнул флажок. В сумеречном воздухе мелькнул зеленый цвет; красный флажок, который предупреждал об опасности, остался у стрелочника под мышкой. Паровоз в мгновение ока пронес весь состав мимо зеленого флажка. На высовывавшихся из окон штыках и отполированных колесами рельсах играли отблески света. Поезд прошел вдоль перрона, не снижая скорости. В это время к последнему вагону устремилась красная фуражка начальника станции, послышался вопль: «Стойте! Стойте!»
Военные обычно не терпят, когда их задерживают железнодорожники, к тому же их подгонял экстренный приказ о ночной атаке и провожал зеленый флажок. Не прошло и минуты, как длинная черная тень скользила уже по дальним полям.
Сяо-пи стоял, разинув рот, не в силах произнести ни слова: он смотрел, как колыхался зеленый флажок, а вдали растворялся синий дымок паровоза.
К стрелочнику уже бежали солдаты. Сяо-пи успел увидеть, как Юй швырнул зеленый флажок на рельсы, выпрямился и прыгнул прямо под мост. Так он и искупался. В тот же миг прогремел залп. Сяо-пи рухнул на мешки с мукой.
Сюй Ди-Шань
ПАУК
Сам я — цепкий паук, А судьба у меня — паутина, Долго вил я ее, В центре хрупких волокон таясь. Но внезапное горе Обрушилось, словно лавина, И моя паутина, Паутина моя порвалась… — Как мне жить? — вопрошаю. Повелитель Цзюй-лин мне ответил: — Вновь плети свои сети И не жди от природы услуг, Ибо
