— Как! Вы не знаете мистера Пенденниса? — вопросил Уорингтон, — Мало вы, видно, вращаетесь в свете, иначе непременно бы о нем услышали. У него поместья на западе Англии, он принадлежит к одной из древнейших английских фамилий, связан узами родства с половиной нашей знати… лорду Понтипулу он тоже родня… в Оксбридже был среди первых; каждую неделю обедает в Гонт-Хаусе.
— Ах, батюшки! Что вы говорите, сэр! Нет, в самом деле?..
— Я как раз показывал мистеру Хеку стихи, которые он вчера вечером написал по моей просьбе в один присест; и Хек предлагает в уплату за эти стихи подарить ему экземпляр вашей книги, ну как ее, этой самой…
— Ах, батюшки! Этой самой? Да ну?
— "Весеннего альманаха", вот как она называется. Но вы же не воображаете, что мистер Артур Пенденнис мог пропустить обед в Гонт-Хаусе безвозмездно? Вам не хуже других известно, что светские люди требуют оплаты за свои труды.
— Требуют, сэр, ваша правда.
— Говорю вам, это восходящая звезда. Его ждет слава, блестящая будущность.
— Так говорили о многих молодых господах, сэр, — возразил издатель со вздохом. — Взять хотя бы лорда виконта Додо. Я заплатил его милости хорошие деньги за сборник стихов, а продал всего восемьдесят экземпляров. А "Азенкур" мистера Попджоя и вовсе не имел сбыта.
— Ну что ж, тогда сведу своего приятеля к Бангэю, — сказал Уорингтон, слезая со стола.
Угроза подействовала мгновенно. Мистер Бэкон уже готов был всячески пойти навстречу мистеру Уорингтону, и только тут удосужился спросить у своего редактора, какой материал им предлагают. Узнав же, что речь пока идет всего лишь о двух стихотворениях для "Весеннего альманаха", он воскликнул: "Ах, батюшки, да выпишите ему чек", — и Уорингтон, забрав чек, вышел на улицу и с торжествующей улыбкой вручил его Пену. Пен не мог бы возликовать больше, если бы кто-нибудь завещал ему целое состояние. Он тут же стал звать Уорингтона обедать в Ричмонд. И что ему купить матери и Лоре? Он должен поскорее им что-нибудь купить.
— Приятнее всего им будет получить книгу, — сказал Уорингтон, — и увидеть среди прочих титулов знакомую подпись под стихами.
— Благодарение богу! — вскричал Артур. — Я же буду больше висеть на шее у матушки! Теперь я могу расплатиться с Лорой. Могу сам зарабатывать деньги, сам пробивать себе дорогу.
— Могу жениться на дочери великого везиря. Могу купить дом на Белгрэйв-сквер. Могу построить воздушный замок, — подхватил Уорингтон, радуясь восторгу друга. — На хлеб с сыром тебе, пожалуй, хватит, Пен; а он, не отрицаю, очень вкусен — хлеб, добытый своим трудом.
В тот вечер они пообедали в клубе на деньги Пена. Давно уже он не предавался такой роскоши, и Уорингтон не стал перечить, даже когда Пен заказал две кварты кларета, которым они и чокнулись за процветание "Весеннего альманаха".
Одна удача обычно ведет за собой другую, н очень скоро возникло новое обстоятельство, призванное помочь Пену в осуществлении его планов. Однажды Уорингтон перебросил ему через стол письмо, принесенное мальчиком из типографии. "От капитана Шендона, сэр", — сказал маленький посланец. А потом вышел в прихожую и, по обыкновению, заснул там на скамеечке. Впоследствии он еще не раз сюда приходил с посланиями для Пена.
"Ф. т. Вторник, утром.
Дорогой сэр!
Сегодня у меня будет Бангэй, по поводу газеты "Пэл-Мэл". Вы лучше, чем кто-либо другой, сможете помочь нам _подлинным вест-эндским материалом_ — вы меня понимаете — чтобы было остро, солено и дьявольски аристократично. Для нас будет работать леди Хипшо, но вы сами знаете, это не бог весть что; и еще у нас есть два лорда — те чем меньше будут писать, тем лучше. Вы нам необходимы. Платить будем столько, сколько вы потребуете, и поверьте — успех "Пэл-Мэл" обеспечен.
Прислать Б. к вам, или вы заглянете ко мне сюда?
Искренне Ваш _Ч. Ш._"
— Опять конкуренция, — сказал Уорингтон, когда Пен прочел записку. Бангэй и Бэкон на ножах; они женаты каждый на сестре другого и некоторое время были компаньонами и добрыми друзьями. Хек говорит, что рознь между ними посеяла миссис Бангэй; а Шендон, который отбирает материал для Бангэя, во всем винит миссис Бэкон. Я так и не знаю, кто из них прав, Пичем или Локит. С тех пор как они рассорились, война не утихает ни на минуту. Стоит одному выпустить книгу путешествий, или сборник стихов, или еженедельник, ежемесячник, ежегодник, — как другой бьет его тем же оружием. Бедный Шендон с восторгом мне рассказывал, как он подбил Бангэя устроить для своих сотрудников обед в Блекуолле, — для этого ему достаточно было упомянуть, будто Бэкон пригласил весь свой штат на угощение в Гринвиче. Когда Бангэй нанял твоего знаменитого приятеля мистера Уэга редактором "Лондонца", Бэкон тут же заручился услугами мистера Гриндла для своего "Вестминстерского журнала". Когда Бэкон издал ирландский комический роман "Барни Браллахан", Бангэй помчался в Дублин и выпустил юмористическую ирландскую повесть "Луни Мак-Тволтер". Когда доктор Хикс напечатал под маркой Бэкона свои "Странствия по Месопотамии", Бангэй опубликовал "Экспедицию в Сахару" профессора Сендименда; а теперь Бангэй затеял свою газету "Пэл-Мэл" в противовес Бэконову "Уайтхоллскому обозрению". Пойдем поразузнаем об этой "Пэл-Мэл". Возможно, там и для тебя найдется работа. Пошли к Шендону. Мы застанем его дома, за это я ручаюсь,
— А где он живет? — спросил Пен.
— В Флитской тюрьме. Он действительно чувствует себя там, как дома. Он там первый человек.
С этой стороной лондонской жизни Пен еще не был знаком, и он с большим любопытством переступил порог мрачного тюремного здания. Через караульное помещение, где сидели надзиратели и сторожа, они прошли во внутренний двор. Шум, крики, толкотня и грязь совсем ошеломили Пена. Люди здесь находились в беспрестанном, беспокойном движении, как звери в клетках. Одни играли об стенку в мяч, другие, шаркая ногами, ходили взад-вперед; какой-то тип был погружен в беседу со своим адвокатом, неопрятным и потрепанным; другой уныло прохаживался рядом с женой, держа на руках ребенка. На некоторых были рваные шлафроки, что придавало им особенно залихватский вид. Все вокруг двигалось, суетилось, гудело. Пен задыхался, ему казалось, что дверь, замкнувшаяся за ним, уже никогда не выпустит его на волю.
Они пересекли двор, поднялись по каменной лестнице и долго шли тесными, шумными коридорами, куда изредка проникал яркий свет из окна и поминутно хлопали черные двери. Пен чувствовал себя как в горячечном бреду. Наконец тот же мальчуган, который доставил письмо Шендона, а потом следовал за друзьями по Флит-стрит, на ходу уписывая яблоко, и вел их по тюремным переходам, остановился со словами: "Вот его дверь", — и голос Шендона крикнул: "Войдите!"
Комната, хоть и голая, не казалась унылой. В окно светило солнце, а у окна сидела за работой женщина; лицо ее, когда-то красивое и цветущее, увяло, но так и светилось добротой. Эта преданная душа обожала мужа, несмотря на все неудачи и беды, которые он на себя навлекал, и считала его лучшим и умнейшим из людей, возможно, потому, что у него было очень доброе сердце. Казалось, ничто не может вывести его из равновесия: ни долги, ни кредиторы, ни нужда, ни бутылка, ни двусмысленное положение жены, ни загубленная будущность детей. Жену и детей, он по-своему очень любил, у него всегда находилась для них улыбка и доброе слово, и губил он их ласково и кротко. Он просто не умел отказывать себе и другим ни в каких радостях, если их можно было купить за деньги; он готов был с кем угодно поделиться последней гинеей, и, конечно, недостатка в желающих не было. Он подписывался на обороте любого чужого векселя, а своих долгов не платил никогда. Писал для любого хозяина и с одинаковым безразличием поносил себя и других. Это был один из самых остроумных, обходительных и неисправимых ирландцев. Раз увидев Чарли Шендона, к нему нельзя было не проникнуться симпатией, и даже те, кого он обирал, не в состоянии были на него сердиться.
Когда Пен и Уорингтон вошли, капитан (когда-то он служил в ирландской милиции) сидел на постели в рваном халате, держа на коленях пюпитр, и быстро, не отрываясь, писал. Исписанные листки один за другим падали на пол. Над кроватью висел портрет его детей, а младшая дочка играла тут же, в комнате.
Напротив капитана сидел мистер Бангэй, с которым у девочки только что состоялся разговор.
— Папа очень умный, — сказала она, — так мама говорит.
— Очень умный, — подтвердил мистер Бангэй.
— А вы очень богатый, мистер Бандей, — продолжала девочка — она и говорить-то еще правильно не научилась.
— Мэри! — сказала мать, не поднимая головы от шитья.
Бангэй раскатисто засмеялся.
— Ничего, ничего, она правду сказала… ха-ха… да, моя милочка, я на бедность не жалуюсь.
— А если вы богатый, почему не уведете папу из тюмы?
