— Да ведь пока до него доберешься. Надо менять или заливать баббитом. — Он глубоко вздохнул. — Хорошо, Том здесь. Мне не приходилось менять подшипники. Может, Том умеет.
Впереди у дороги стоял громадный рекламный щит, отбрасывающий длинную тень. Том свернул с шоссе, переехал неглубокую придорожную канавку и остановил грузовик в тени. Он вылез из кабины, дожидаясь, когда подъедет Эл.
— Легче, легче, — крикнул он. — Не гони, а то еще рессору поломаешь.
Эл покраснел от злости и заглушил мотор.
— Иди ты к черту! — крикнул он. — Я, что ли, пережег подшипник? Тоже — говорит: «Еще рессору поломаешь!»
Том усмехнулся.
— А ты не кипятись. Я не в укор тебе. Только через канаву полегче.
Эл ворчал, осторожно переезжая канаву.
— Еще вобьешь кому-нибудь в голову, что это я виноват. — Двигатель грохотал вовсю. Эл въехал в тень и выключил его.
Том откинул капот.
— Пока не остынет, нельзя начинать.
Остальные вылезли из машин и сбились в кучку около «доджа».
Отец спросил:
— Серьезная поломка? — и присел на корточки.
Том повернулся к Элу.
— Тебе приходилось менять подшипники?
— Нет, — ответил Эл. — Никогда не приходилось. Картер снимал.
— Надо снять картер, раздобыть новый подшипник, расточить его, вставить и подтянуть. Целый день провозимся. Придется съездить назад в Санта-Росу, там купим. До Альбукерка миль семьдесят пять, не меньше… А черт! Завтра воскресенье. Завтра ничего не достанешь.
Все стояли молча. Руфь протиснулась к самой машине и заглянула внутрь, надеясь увидеть сломанную часть. Том продолжал вполголоса:
— Завтра воскресенье. В понедельник купим, а починку закончим, пожалуй, не раньше вторника. Без инструментов будет трудновато. Н-да, повозимся.
По земле пронеслась тень коршуна, и все подняли голову, глядя на парившую в небе темную птицу.
Отец сказал:
— Чего я больше всего боюсь — это как бы нам не застрять посреди дороги без денег. И есть всем надо, и бензин надо покупать, и масло. Деньги выйдут, тогда просто не знаю, что и делать.
Уилсон сказал:
— Моя вина. Мало я возился с этой рухлядью? Вы уж и так для нас много сделали. Перекладывайте свои вещи и поезжайте дальше. Мы с Сэйри останемся, что-нибудь придумаем. Мы не хотим вас задерживать.
Отец медленно проговорил:
— Нет, так не годится. Мы с вами почти породнились. Дед умер в вашей палатке.
Сэйри устало ответила:
— Вам с нами одно беспокойство, одно беспокойство.
Том неторопливо свернул папиросу, осмотрел ее со всех сторон и закурил. Потом снял свою потрепанную кепку и вытер ею лоб.
— Я вот что придумал, — сказал он. — Может, это вам не понравится, но дело вот какое: чем скорее вы доберетесь до Калифорнии, тем скорее и деньги будут. У этой машины ход раза в два лучше, чем у грузовика. Я предлагаю переложить часть вещей на грузовик, вы все в нем разместитесь, кроме меня и проповедника, и поедете дальше. А мы с Кэйси останемся здесь, починим машину и догоним вас, будем ехать день и ночь. А не догоним, не страшно, по крайней мере, вы уж станете на работу. В случае приключится что-нибудь, сворачивайте с дороги и ждите, а если все обойдется — доедете до места, найдете работу и с деньгами обернетесь. Кэйси мне поможет, мы живо вас догоним.
Все призадумались. Дядя Джон опустился на корточки рядом с отцом.
Эл спросил:
— А моя помощь тебе не нужна?
— Ты же сам говоришь, что никогда не менял подшипников.
— Это верно, — согласился Эл. — Тут надо крепкую спину иметь, больше ничего. А может, проповедник не захочет остаться.
— Ну, не он, так кто-нибудь другой. Мне все равно, — сказал Том.
Отец поскреб сухую землю указательным пальцем.
— По-моему, Том правильно говорит, — сказал он. — Всем здесь оставаться нет никакого смысла. До темноты можно сделать еще миль пятьдесят, а то и все сто.
Мать спросила встревоженным голосом:
— А как вы нас разыщете?
— Дорога-то одна, — ответил Том. — Шестьдесят шестым до самого конца — до Бейкерсфилда. Я смотрел по карте. Прямо туда и приедете.
— А если свернем в сторону — в самой Калифорнии?
— Ты не беспокойся, — сказал Том. — Разыщем как-нибудь. Калифорния — это тебе не весь белый свет.
— На карте она большая, — сказала мать.
Отец обратился за советом к дяде Джону:
— По-твоему, — сто́ит?
— Сто́ит, — ответил Джон.
— Мистер Уилсон, машина ваша. Вы не будете противиться, если сын починит ее, а потом догонит нас?
— Конечно, не буду, — ответил Уилсон. — Вы нам стольким помогли. Пожалуйста! Пусть он так и делает, как решил.
— Если мы вас не скоро догоним, вы успеете устроиться на работу и денег немного скопите, — сказал Том. А что будет, если все останутся здесь? Воды поблизости нет, машину вашу с места не сдвинешь. Теперь прикинем по-другому: вы все доедете до места и получите работу. Значит, деньги будут, а может, и домик себе подыщете. Кэйси, ты как? Останешься со мной, поможешь?
— Как вам лучше, так я и сделаю, — ответил Кэйси. — Вы взяли меня с собой, везете в своей машине. Решайте сами, я на все согласен.
— Если останешься, так будешь у меня валяться на спине, все лицо перемажешь маслом, — сказал Том.
— Что ж, пожалуйста.
Отец сказал:
— Ну, если решили, так давайте двигаться. До привала, может, еще сотню миль выжмем.
Мать стала перед ними.
— Я не поеду.
— То есть как так не поедешь? Тебе нельзя оставаться. У тебя вся семья на руках. — Отец не ожидал такого бунта.
Мать подошла к легковой машине и, просунув руку в дверцу заднего сиденья, пошарила по полу. Она вытащила оттуда домкрат и выпрямилась, легко раскачивая его из стороны в сторону.
— Я не поеду, — сказала она.
— Нет, поедешь. Мы так решили.
Но губы матери были твердо сжаты. Она тихо проговорила:
— Меня только силой отсюда увезешь. — Она медленно раскачивала домкрат. — Смотри, отец, сраму не оберешься. Бить себя я не позволю, плакать, молить не стану. Я тебе сдачи дам. Сладишь ли ты со мной? А если сладишь, вот клянусь тебе богом, я свое выжду. Повернешься ко мне спиной или сядешь на землю, а я тебя сзади ведром. Клянусь господом богом, не вру!
Отец беспомощно огляделся по сторонам.
— Вот расхрабрилась! — оказал он. — Никогда с ней этого раньше не было.
Руфь визгливо захохотала.
Домкрат кровожадно покачивался в руке матери.
— Ну, подходи, — сказала она. — Ты уже все решил. Подходи, бей. Попробуй, что получится. Я не поеду, а если увезешь силой, так не знать тебе больше покоя. Я долго буду ждать, но своего дождусь: ты уснешь, закроешь глаза, а я тебя поленом.
— Вот расхрабрилась-то! — пробормотал отец. — И уж годы как будто не те.
Остальные следили со стороны за этим бунтом. Они следили за отцом, ожидая, что он вот-вот придет в ярость. Они следили за его руками, которые должны были вот-вот сжаться в кулаки. Но отец не рассердился, его руки висели вдоль туловища. И тогда все поняли, что мать победила. И мать сама поняла это.
Том сказал:
— Ма! И какая тебя муха укусила? Для чего ты все это затеяла? Что с тобой такое? Испугалась, что ли?
Лицо матери смягчилось, но глаза у нее все еще сверкали гневом.
— Решить-то вы решили, а как следует не подумали, — сказала она. — Что у нас осталось в жизни? Только мы сами, больше ничего. Только семья и осталась. Не успели сдвинуться с места, дед первый ноги протянул. А теперь вы же сами хотите разбить семью…
Том воскликнул:
— Ма! Да мы вас догоним. Мы не долго здесь задержимся.
Мать мотнула домкратом.
— А что, если мы сделаем привал, а вы проедете мимо? Что, если мы доберемся туда и не будем знать, где оставить о себе весточку, и вы не будете знать, где о нас спрашивать? — Она помолчала. — Мы еще хватим горя в дороге. Бабка совсем плохая. Того и гляди пойдет за дедом. Она устала, сил у нее больше нет. Дорога у нас длинная, мы еще хватим горя.
Дядя Джон сказал:
— Да ведь там можно заработать. Успели бы скопить немного, пока другие не приехали.
Взгляды всех снова устремились к матери. Теперь она была главарем. Она взяла власть в свои руки.
— Эти деньги добра не принесут, — сказала она. — У нас только и осталось что семья. Когда волки нападают на стадо, коровы держатся кучкой. Мне ничего не страшно, пока мы все вместе, — все, кто еще жив, а разбивать семью я не позволю. С нами Уилсоны и проповедник. Если они захотят уехать, я ничего не скажу, а если мои отобьются друг от друга, тогда… вот он, домкрат, меня не удержите. — Тон у нее был холодный и решительный.
Том сказал умиротворяюще:
— Здесь нам нельзя оставаться, ма. Воды нет. И тени нет. Бабку надо положить в тени.
