— Беги!
Брюне становится на колени. Теперь он знает, что проиграл, но он пойдет до конца, он подсовывает руки под поясницу Викарьоса, он хочет его приподнять и понести на руках, Викарьос отталкивает его, Брюне пытается снова и снова, они вслепую борются, вдруг Викарьоса вырывает ему на руки, Брюне невольно выпускает его, тот падает. Наверху бал фей: стволы деревьев пляшут в световом ореоле. Брюне приближает лицо к лицу Викарьоса.
— Викарьос! — умоляюще говорит он.
— Беги! — хрипит Викарьос. — Все это по вашей вине…
— Я не уйду, — говорит Брюне, — я бежал, чтобы быть с тобой.
— Все это только по вашей вине, — повторяет Викарьос.
— Господи, мы начнем все сначала! — заклинает его Брюне. — Я поговорю с руководством партии. Я…
Викарьос взвизгивает:
— Начать сначала! Ты что, не видишь — я умираю? Он делает над собой отчаянное усилие и с трудом добавляет:
— Меня убивает партия.
Его вырывает в снег, потом он снова падает и замолкает, Брюне садится, привлекает его к себе, нежно приподнимает его голову и кладет ее на свое бедро. Куда он ранен? Он проводит рукой по его гражданскому пиджаку, по его гражданской рубашке, все промокло — от крови или от снега? Страх леденит его: он умрет у него на руках. Брюне лезет в карман и вынимает фонарик, наверху окликают, зовут, ему на это наплевать. Он нажимает на кнопку, из мрака возникает мертвенно-бледное лицо, Брюне смотрит на него. Ему плевать на фрицев, плевать на Шале, плевать на партию, больше ничто не имеет значения, больше ничего не существует, кроме этого разъяренного полного ненависти лица, с сомкнутыми веками. Он шепчет: лишь бы он не умер. Ио он знает, что Викарьос сейчас умрет; его отчаяние и ненависть постепенно поплывут вверх по течению этой растраченной жизни и предадут ее тлению до самого истока. Никакая победа не сможет стереть эту вершину страдания: да, его убила партия, даже если СССР победит, люди останутся одинокими. Брюне наклоняется, запускает руку в грязные волосы Викарьоса, он кричит, как будто еще может спасти его от этого ужаса, как будто два обреченных человека могут в последнюю минуту одолеть свое одиночество:
— Плевал я на партию, ты мой единственный друг! Викарьос не слышит, его горький рот булькает и пускает пузыри, и Брюне продолжает кричать ветру:
— Мой единственный друг!
Рот Викарьоса открывается, челюсть отвисает, волосы полощутся; порыв ветра, который пробегает по ним и исчезает, — это ветер смерти. Брюне зачарованно смотрит на это изумленное лицо и думает: это и моя смерть. Немцы скатываются по склону, цепляясь за деревья, он встает и вдет им навстречу: его смерть уже началась.
Для читателей журнала «Тан модерн» за ноябрь и декабрь 1949 г., где были опубликованы две части «Странной дружбы» под общим заголовком ««Дороги свободы», т. IV», этот отрывок должен показаться прямым продолжением III тома — «Смерть в душе». Там мы расстались с Брюне и Шнейдером в августе 1940 г. в поезде, который увозил их в германский плен в Трев. Теперь мы снова встречаемся с ними зимой 1940-41 гг. в лагере для военнопленных: это логическое продолжение, неразрывно связанное со всей второй частью романа «Смерть в душе», главным героем которой стал Брюне. Таким образом, подтверждается предположение, что второй цикл, цикл «Брюне», начался в «Дорогах свободы» после того, как читатели «Смерти в душе» восприняли гибель Матье как свершившийся факт, несмотря на финальную фразу, намекающую на обратное.
Понадобилось почти четырнадцать лет, чтобы узнать о дальнейшей судьбе Матье. И об этом рассказал не Сартр, а Симона де Бовуар в отрывке из «Силы вещей», где она объясняет, почему Сартр перестал работать над четвертым томом и отказался от намерения его завершить. Мы воспроизводим далее этот отрывок, который повествует о неосуществленном продолжении:
«Смерть в душе» заканчивалась вопросами: погиб ли Матье Деларю? Кем был Шнейдер, столь заинтересовавший Брюне? Что стало с другими персонажами? «Последний шанс» должен был ответить на эти вопросы. Первая часть была опубликована в конце 1949 г. в «Тан модерн» под названием «Странная дружба». Внезапно прибывший в лагерь пленный, коммунист Шале, узнает в Шнейдере журналиста Викарьоса, вышедшего из партии после того, как был подписан германо-советский пакт: о Викарьосе было специальное предупреждение компартии, считавшей его предателем. Шале утверждал, что СССР никогда не вступит в войну, а «Юманите» фактически призывает к сотрудничеству с немцами. Встревоженный, возмущенный, терзающийся Брюне, узнав от Викарьоса, что тот собрался бежать, чтобы оспорить обвинение клеветников, решается бежать вместе с ним. Этот совместный побег скреплял дружбу, которую Брюне испытывал к Викарьосу вопреки всем обвинениям. Побег не удался: Викарьос был застрелен, Брюне схвачен. Продолжение осталось в виде черновика. Брюне решается на новую попытку побега. Ему рассказали об одном пленном, который руководит организацией побегов, он его ищет; им оказывается Матье, который в тот момент, когда Брюне его находит, участвует в расправе над стукачом. Спасшийся от гибели Матье, уставший с юных лет быть свободным «ни для чего», решается наконец на активные действия. Благодаря его помощи, Брюне бежит из лагеря и добирается до Парижа; тут по повороту событий, аналогичному концовке «Грязных рук» и толкнувшего Уго к самоубийству, он к своему изумлению выясняет, что, поскольку СССР вступил в войну, теперь компартия осуждает коллаборационизм. Добившись успеха в реабилитации Шнейдера, он снова энергично участвует в Сопротивлении; но смятение, скандал, одиночество окончательно открывают ему глаза: он обретает свободу в сознательной ангажированности. Матье идет к тому же противоположным путем. Даниель, ставший коллаборационистом, сыграл с ним скверную шутку: он приглашает его в Париж на должность редактора газеты, контролируемой оккупантами. Матье скрывается и уходит в подполье. В лагере военнопленных он еще действовал как индивидуалист авантюрного склада, теперь же, подчиняясь коллективной дисциплине, он тоже приходит к ангажированности; хотя один начинает с одержимой приверженности, а другой с абстрактной свободы личности, и Брюне, и Матье воплощают подлинного человека действия, каким его понимал Сартр. Матье и Одетта любят друг друга, Одетта бросает Жака, и они познают всю полноту дозволенной страсти. Арестованный немцами, Матье умирает под пытками, он герой не по природе, но потому что сделал себя таковым. Филипп тоже действует: из ненависти к Даниелю и ради того, чтобы доказать себе, что он не трус. Его убивают во время облавы в одном из кафе Латинского квартала. Обезумев от горя и бешенства, Даниель прячет в своем портфеле одну из гранат, которые Филипп хранил у него в квартире; он отправляется на собрание важного немецкого начальства и уничтожает всех и себя самого. Сара, скрывающаяся в Марселе, выбрасывается с сыном из окна, когда немцы пытаются ее арестовать. Борис сброшен на парашюте к партизанам. Погибают все или почти все, не остается никого, кто мог бы задуматься над послевоенными проблемами страны.
А именно они теперь более всего интересуют Сартра; о Сопротивлении ему больше нечего сказать, поскольку роман он задумал как вопрос и поскольку всем было хорошо известно, как себя вести при оккупации. К концу «Странной дружбы» героям уже все ясно: критическая точка их истории — это момент, когда Даниель исступленно выбирает зло, когда Матье убеждается, что больше не в состоянии переносить свою пустую свободу, когда Брюне задумывается над своими принципами; Сартру остается только собирать тщательно выращенные плоды; но он предпочитает корчевать, вспахивать, сеять. Не оставляя мысли о четвертом томе, он постоянно находит себе работу, в большей степени его привлекающую. Перепрыгнуть через десять лет, сунуть своих персонажей в тревоги современной эпохи уже не имело особого смысла: последний том не оправдал бы обещаний предпоследнего. Тот был продуман слишком основательно, и Сартр не мог изменить его план, напротив, он, несомненно, следовал бы ему».
В 1964 году Джордж Г. Бауер, готовивший тогда свою работу «Сартр и художник», приобрел у парижского книготорговца собрание рукописей Сартра, насчитывающее 800 листов и относящееся к «Смерти в душе». Исследуя эти рукописи, полностью написанные от руки, за исключением десяти машинописных страниц, он, к своему величайшему удивлению, обнаружил там полностью неизданные страницы брошенного на полпути четвертого тома, тетрадь, содержащую «Странную дружбу», и множество страниц, относящихся к исследованию о Жане Жене, эссе о Дэвиде Хейре, о Жионе Мили, многочисленные политические статьи и т. д. За исключением тетрадей, заполненных значительной частью текста «Смерти в душе», и тетради, содержащей «Странную дружбу», все остальное было в полном беспорядке.
