Фридрих Де Ла Мотт Фуке - Ундина

— Вот так-то и живу я здесь в лесу, почтенный отец, уже много лет, хотя меня и не назовешь отшельником в вашем смысле слова. Ибо, как сказано, покаяния я не творю, да и не больно в нем нуждаюсь. Я потому только и люблю так лес, что уж очень занятно и красиво выглядит, когда я в своем развевающемся белом платье пробиваюсь сквозь темную листву, а нежный луч солнца нет-нет да и скользнет по мне и засверкает…

— Вы весьма удивительный человек, — заметил священник, — и мне хотелось бы побольше узнать о вас.

— Ну, а вы-то сами кто такой, если уж на то пошло? — спросил незнакомец.

— Меня зовут патер Хайльман, — молвил священник, — из обители святой Марии, что за озером.

— Так, так, — ответил незнакомец, — а меня зовут Кюлеборн, ну, а если соблюдать учтивость, то следовало бы величать меня господин фон Кюлеборн, а не то, пожалуй, и владетельный барон фон Кюлеборн, ибо я владею всем в этом лесу, а может быть и за его пределами. Вот, к примеру, я сейчас скажу кое-что этой молодой госпоже.

В мгновенье ока он очутился по другую руку священника, совсем рядом с Ундиной и, вытянувшись во весь рост, шепнул ей что-то на ухо. Она испуганно отшатнулась, со словами:

— Мне не о чем больше с вами говорить.

— Ого-го, — засмеялся незнакомец, — видно шибко знатным оказался муженек, коль ты своих родных и признавать не хочешь? Забыла, что ли, своего дядюшку Кюлеборна, который на собственной спине принес тебя сюда?

— Но я прошу вас, — возразила Ундина, — больше не показываться мне на глаза. Теперь я боюсь вас; что, если мой муж станет, сторониться меня, увидев меня в таком странном обществе и узнает о такой родне?

— Милейшая племянница, — промолвил Кюлеборн, — прошу не забывать, что здесь я служу вам провожатым; а не то, глядите, как бы духи земли и всякая прочая нечисть не выкинули бы с вами какой-нибудь дурацкой штуки. А посему дозвольте уж сопровождать вас; кстати, этот старый священник, как видно, лучше вас запомнил меня — он только что уверял, что мое лицо кажется ему очень знакомым и что чуть ли я не был с ним в лодке, когда он упал в воду. Ну, разумеется, это и был я — точнее, та самая волна, которая смыла его за борт и пригнала потом к берегу — прямехонько к тебе на свадьбу.

Ундина и рыцарь взглянули на патера Хайльмана; он брел как во сне и не слышал ни слова из этого разговора. Тогда Ундина сказала Кюлеборну:

— Вот уже виден край леса. Ваша помощь нам больше не нужна, нас ничто не страшит, кроме вас. Добром прошу вас, сгиньте, отпустите нас с миром!

Кюлеборну явно пришлись эти слова не по вкусу, он скорчил отвратительную гримасу, оскалив зубы в злобной ухмылке, так что Ундина громко вскрикнула и позвала на помощь своего любимого. В мгновенье ока рыцарь очутился с другой стороны коня и занес острый клинок над головой Кюлеборна. Но удар пришелся по пенистой струе водопада, низвергавшегося рядом с ними с высокой скалы; с шипеньем и плеском, напоминавшим смех, он обдал их с головы до ног, так что на них места сухого не осталось. Священник промолвил, словно бы очнувшись от сна:

— Так я и думал, ведь ручей тек все время рядом с нами. А поначалу мне было почудилось, будто это человек и умеет говорить.

А водопад совершенно внятно прожурчал на ухо Хульдбранду:

Через несколько шагов они вышли на опушку леса. Перед ними сверкая в вечерних лучах, широко раскинулся вольный имперский город, а солнце, золотившее его башни, заботливо обсушило промокшие одежды путников.

Внезапное исчезновение рыцаря Хульдбранда фон Рингштеттена вызвало в имперском городе всеобщую тревогу и сожаление, ибо все успели полюбить его за ловкость на турнире и изящество на балу, за щедрость и приветливый нрав. Его слуги не хотели покидать город без своего господина, однако никто из них не отваживался последовать за ним в зловещий сумрак страшного леса. Итак, они продолжали жить на постоялом дворе, в праздном ожидании, как это водится у такого рода людей, и своими сетованиями пытались оживить память о пропавшем рыцаре. Когда же затем вскоре разыгралась непогода и начался паводок, никто уже не сомневался в верной гибели прекрасного чужеземца. Бертальда открыто выказывала свое горе, проклиная себя за то, что толкнула его на злополучную поездку в лес. Герцог с супругой, ее приемные родители, приехали, чтобы увезти ее с собой, но Бертальда уговорила их остаться с ней, пока не станет доподлинно известно — жив Хульдбранд или мертв. Многих молодых рыцарей, усердно домогавшихся ее милостей, она пыталась подвигнуть на розыски благородного искателя приключений. Но обещать в награду свою руку она не решалась — должно быть, все еще надеялась, что он вернется, и она будет принадлежать ему, а за какую-нибудь перчатку с ее руки или ленту никто не спешил ставить на карту жизнь, чтобы воротить столь опасного соперника.

И вот теперь, когда Хульдбранд так неожиданно и внезапно вернулся, слуги, горожане и все кругом ликовали, — все, кроме Бертальды: ибо если всем пришлось по душе, что он привез с собою такую красавицу-жену, и патера Хайльмана как свидетеля венчания, то Бертальде не оставалось ничего другого, как сокрушаться об этом. Во-первых, она действительно успела всем сердцем полюбить молодого рыцаря, а кроме того ее скорбь во время его отсутствия открыла людским взорам гораздо больше, нежели это подобало. Вот почему она повела себя, как следовало умной женщине, примирилась с обстоятельствами и самым дружеским образом обходилась с Ундиной, которую все в городе приняли за принцессу, избавленную Хульдбрандом в лесу от злых чар. Когда ее самое или ее супруга спрашивали об этом, они отмалчивались или отвечали уклончиво; уста патера Хайльмана были плотно замкнуты для всякой суетной болтовни, к тому же вскоре по прибытии в имперский город он отправился в свой монастырь, так что людям приходилось пробавляться собственными измышлениями, и даже Бертальда знала не больше других.

Ундина же с каждым днем все более привязывалась к Бертальде.

— Наверное, мы когда-то раньше знали друг друга, — частенько говорила она, — или между нами существует какая-то иная, чудесная связь, ведь так вот просто, без всякой причины, поймите меня, без какой-то тайной причины, нельзя сразу полюбить человека с первого взгляда, как я полюбила вас.

Да и Бертальда не могла не сознаться себе, что чувствует к Ундине дружескую склонность, хотя и полагала, что имеет веские причины горько упрекать свою счастливую соперницу. Это взаимное их влечение побудило одну упросить своих родителей отложить день отъезда, а другую — умолить о том же супруга. Более того, уже шла речь о том, что Бертальда на некоторое время отправится с Ундиной в замок Рингштеттен у истоков Дуная.

Как раз об этом и беседовали они однажды вечером, гуляя при свете звезд по городской рыночной площади, окаймленной высокими деревьями. Молодая чета поздно вечером зашла за Бертальдой, и все трое дружески прогуливались под темно-синим небосводом, прерывая свои речи восторгами по поводу великолепного фонтана, неумолчно журчавшего и звеневшего посреди площади. И на душе у них было так хорошо и отрадно, сквозь тень деревьев мелькали огоньки ближних домов, вокруг них плыл неясный гул от голосов играющих детей и неторопливых шагов прохожих; они были одни и в то же время в самой гуще жизнерадостного, приветливого мира. То, что днем казалось трудным, как бы само собой сглаживалось, и трое друзей уже не могли понять, почему поездка Бертальды с ними могла вызвать хоть малейшее сомнение. И тут, как раз когда они собирались назначить день совместного отъезда, от самой середины площади прямо к ним направился какой-то высокий человек; он почтительно поклонился всей компании и что-то шепнул на ухо молодой женщине. Недовольная помехой и тем, кто им помешал, она отошла с незнакомцем на несколько шагов, и оба начали шептаться, словно бы на каком-то чужом языке, Хульдбранду показался знакомым этот странный человек, и он стал так пристально всматриваться в него, что не слышал изумленных вопросов Бертальды и не отвечал на них. Внезапно Ундина радостно захлопала в ладоши и со смехом покинула незнакомца, который, недовольно покачивая головой, поспешными шагами пошел прочь и спустился в колодец. Тут Хульдбранд окончательно уверился в своей догадке. Бертальда же спросила:

— Что ему было нужно от тебя, Ундина? Ведь это человек, который чистит колодцы, не так ли?

Молодая женщина усмехнулась про себя и ответила:

— Послезавтра, в день твоего ангела, все узнаешь, милое дитя мое!

И ничего больше нельзя было от нее добиться. Она пригласила Бертальду вместе с ее приемными родителями в названный день к обеду, и вскоре они разошлись.