неполноценный» человек? Или, может быть, какой-то «особенный»? «Увечный»? «Покалеченный»? А может быть, я «инвалид»? Или «калека»? Или просто «убогий»?
Люди путаются во всех этих названиях. Куда легче давать деньги. Вы делаете свой взнос, потом следите за газетами и смотрите телевизор, видите, как программа по сбору средств набирает силу, и испытываете удовлетворение от того, что вы сделали.
Но денежные пожертвования сами по себе не способны мобилизовать общественное мнение. Я знал людей, которые в течение многих лет трудились ради благородных целей и вносили денежные пожертвования, и при этом их подлинное соучастие ничуть не усилилось. Однако умение сопереживать и лучше понимать других неизбежно способствует осознанию необходимости сбора денежных средств, а также того, что с помощью этих средств может быть сделано.
О’кей! — скажете вы, дай нам четкое определение понятия «озабоченность».
Для нас, участников турне «Человек в движении», чувство озабоченности являлось тем катализатором, который подвигал людей на добрые дела, помогал устранять барьеры — как реально существующие, так и те, что возникали из устоявшихся представлений.
Мы старались нести миссию пробудителей общественного сознания, пытались помочь людям понять, что у каждого инвалида независимо от его недуга — будь то потеря конечности, зрения, частичного или полного паралича — есть свои надежды и мечты. И в этом смысле моя мечта объехать вокруг земного шара на кресле-каталке была ничуть не значительнее мечты какого-нибудь другого инвалида, пытающегося одолеть долгий путь от больничной койки до кресла-каталки с электроприводом и таким образом обрести бо́льшую независимость в жизни.
Я вовсе не пытался представить себя в виде некой модели поведения в физическом отношении для всех прочих инвалидов. Подобное намерение с моей стороны было бы неправильным. Своим примером мы хотели показать, что все инвалиды должны каждый день бороться ради достижения права на нормальную жизнь и что в таком случае, как доказал наш пробег, могут произойти удивительные вещи, стоит только преодолеть преграды.
Проявление озабоченности вовсе не распространяется только на людей с травмами спинного мозга. Если в каком-нибудь городе нет ни одного инвалида в кресле-каталке, но зато в нем имеется десяток слепых, нет никакой необходимости пристраивать скаты к тротуарам. В этом случае надо сделать что-нибудь ради облегчения тягот слепоты.
И вот тут-то, как мне кажется, надо кое-что разъяснить.
Моя инвалидность заключается в том, что я не могу пользоваться ногами. Моя неполноценность заключается в вашем негативном восприятии моей инвалидности, а значит, и меня самого.
А турне тем временем продолжалось. В деревнях, больших и малых городах вокруг нас собирались такие толпы, какие мы не могли себе даже вообразить. В Бельвиле, в провинции Онтарио, мы миновали 20 тысяч миль — это был последний значительный рубеж до финиша. Отныне и далее основным мерилом пути стали границы провинций — а их оставалось всего четыре! В городке Напани тысячи людей мокли в ожидании под дождем, и это только чтобы поприветствовать нас. Мы словно превратились в снежный ком, мчащийся вниз по склону и с каждым новым оборотом собирающий все больше зрителей и представителей прессы.
Должно быть, не менее ста тысяч людей вышли встретить нас на улицы Торонто, и еще тысяч десять собрались на прием под открытым небом на площади Натана Филлипса. Глядя на обращенные ко мне лица, я не мог не вспомнить о Терри и, конечно же, подумал: а что бы испытывал он, если бы оказался сейчас на моем месте? До того как наше пребывание в Торонто подошло к концу, мы приняли участие в транслировавшейся на всю страну телевизионной передаче о присуждении наград «Джуно» вместе со звездой рок-н-ролла Брайаном Адамсом (он вручил награду группе «Ханимун суит» как лучшей группе года) и присутствовали на двух крупных мероприятиях по сбору пожертвований: на обеде для приглашенных в штаб-квартире компании «Макдональд’с», где стоимость пригласительного билета составляла 5 тысяч долларов на пару и где хозяевами были премьер-министр провинции Онтарио Дэвид Петерсон, достопочтенный Джон Эйрд и Джон Кохон, а также на другом званом приеме, устроенном в честь турне «Человек в движении», где стоимость одной порции составляла 200 долларов, гости должны были быть в черных галстуках и таковых набралось тысяча пятьсот человек. На этот прием пришли Дэвид Фостер и Джон Парр — здесь-то я наконец с ним и встретился, — а с собой они прихватили запись оркестровки к «Огням святого Эльма», под которую они и исполнили эту песню во всю мощь своего таланта.
О лучшем нельзя было и мечтать. Однако намеченный для меня девятидневный отдых в Торонто сократился под напором событий всего до одного дня. Я смертельно устал и задним умом понимал, что самая трудная часть пути все еще впереди: северная часть провинции Онтарио и прерии, и это в самый разгар зимы. Как я ни держался, меня передернуло от одной мысли об этом.
Когда мы составляли план нашего наступления на канадскую зиму, то старались не упустить из виду ни малейшей детали.
Главным за нашу зимнюю компанию мы назначили Брайана Роуза, причем поставили его перед фактом жесткого ограничения во времени, и он с этой задачей справился. У нас была специально разработанная одежда, частично изготовленная из экспериментального материала, который японские производители еще не успели выбросить на рынок. Мои друзья Крис Саммис и Ленни Мариот испытали ее в специальной термокамере с пониженной температурой в арктической лаборатории Университета имени Саймона Фрейзера — при этом у них под одеждой были надеты футболки с надписью «Я был лабораторным кроликом Рика Хансена» на груди.
Ленни также провел дорожные испытания кресла-каталки, специально разработанной для зимних условий совместно с Питом Турно и еще одним другом из Флориды по имени Герри Смит. Компания «Форд» предоставила нам дополнительные автомобили. «Хонда» снабдила нас вездеходом, чтобы кто-нибудь мог постоянно сопровождать меня в пути и прийти мне на помощь, если я вдруг застряну на каком-нибудь непроходимом участке. У нас даже был специальный электронный прибор, подсоединенный к датчикам, укрепленным у меня на ногах, которые должны были посылать сигнал тревоги, если температура в них падала до опасной отметки. В противном случае из-за отсутствия чувствительности мне ничего не стоило их отморозить, даже не заметив этого, и тогда мне грозила ампутация.
У нас имелись все эти чудеса техники, но чего у нас не было, так это средства
