Она села под кустом у ограды, а Клэр, крадучись, направился к дому. Он не возвращался довольно долго, и Тэсс охватила мучительная тревога — не за себя, а за него. Расспросив какого-то мальчика, Клэр узнал, что за домом присматривает старуха, которая приходит только в ясные дни открывать и закрывать окна; живет она в соседней деревушке. Сегодня она придет только на закате закрыть окна.
— Мы можем влезть в одно из окон нижнего этажа и отдохнуть, — сказал он Тэсс.
Под его охраной она медленно пошла к дому; окна были закрыты ставнями и походили на глаза слепого; оттуда на них никто не смотрел. Они поднялись на крыльцо; окно около двери было открыто. Клэр влез в него и втащил за собой Тэсс.
Все комнаты, кроме прихожей, были погружены во мрак. Они поднялись на второй этаж; здесь также все ставни были закрыты — дом проветривался кое-как, во всяком случае, сегодня открыто было только окно в прихожей и одно окно в верхнем этаже. Клэр отпер дверь большой комнаты, ощупью добрался до окна и приоткрыл ставни, так что образовалась щель шириной в два-три дюйма. Яркий солнечный луч проник в комнату, осветив тяжелую старомодную мебель, малиновые шелковые портьеры и огромную кровать под балдахином; над ее изголовьем вырезаны были бегущие фигуры — по-видимому, состязание Аталанты с женихами.
— Наконец-то мы отдохнем! — сказал Клэр, бросая на пол саквояж и сверток с провизией.
Они сидели, притаившись, поджидая старуху, которая должна была прийти закрыть окна. Из предосторожности они снова плотно закрыли ставни и остались в полной темноте, опасаясь, как бы старуха случайно не заглянула в эту комнату. Она явилась между шестью и семью, но даже не зашла в то крыло дома, где они приютились. Они слышали, как она закрыла окна, заперла двери и ушла. Тогда Клэр, снова приоткрыв ставни, впустил луч света, и они поужинали. Постепенно их окутывали тени ночи, у них не было свечей, чтобы разогнать мрак.
Ночь была странно торжественная и тихая. В глухой полуночный час Тэсс шепотом рассказала мужу, как он во сне переносил ее на руках через реку Фрум, подвергая опасности жизнь их обоих, как положил в каменную гробницу в разрушенном аббатстве. Только сейчас узнал он об этом.
— Почему ты ничего не сказала мне на следующий день! — воскликнул он. — Это избавило бы нас от многих недоразумений и печалей.
— Не думай о прошлом, — сказала она. — Я хочу думать только о настоящем. Кто знает, что будет завтра?
Но завтра, казалось, не сулило ничего дурного. Утро было сырое, туманное, и Клэр, зная, что старуха приходит отворять окна только в ясные дни, рискнул выйти из комнаты и осмотреть дом, пока Тэсс спала. Провизии в доме не оказалось, но вода была. Под покровом тумана Клэр покинул усадьбу и, дойдя до маленького городка, находившегося в двух милях оттуда, купил в лавке чаю, хлеба и масла, а также маленький чайник и спиртовку, чтобы избежать дыма. Тэсс проснулась, когда он вернулся, и они принялись за принесенный им завтрак.
Им не хотелось идти дальше: прошел день, ночь, еще два дня, и так незаметно промелькнуло пять дней полного уединения, ни один человек не нарушал их покоя, — если это был покой. Единственным событием в их жизни была перемена погоды; общество людей заменяли им птицы Нового Леса. По молчаливому соглашению, они почти не говорили о месяцах, последовавших за днями их свадьбы. Это мрачное время словно провалилось в хаос, и более отдаленное прошлое сомкнулось над ним с настоящим. Когда Клэр заговаривал о том, чтобы покинуть усадьбу и идти в Саутгемптон или Лондон, она отказывалась трогаться с места.
— Зачем нам обрывать эту жизнь, такую чудесную и радостную! — убеждала она. — Чему быть, того не миновать. Все беды подстерегают нас там, а здесь хорошо, — добавила она, заглядывая в щель ставней.
Он тоже посмотрел в щель. Она была права: здесь — любовь, близость друг к другу, забвение заблуждений; там — неумолимая судьба.
— И знаешь, — сказала она, прижимаясь щекой к его щеке. — Я боюсь, что ты не всегда будешь думать обо мне так, как думаешь теперь. Я не хочу пережить твою любовь. Да, не хочу. Лучше мне умереть, прежде чем настанет время, когда ты будешь меня презирать, — пусть я никогда не узнаю, что ты меня презираешь.
— Я никогда не буду тебя презирать.
— Ах, если бы так! Но, вспоминая свою жизнь, я не верю, что может найтись хоть один человек, который рано или поздно не почувствует ко мне презрения… Какое страшное безумие овладело мной! А ведь раньше я бы не обидела мухи или червяка; я часто плакала, глядя на птицу в клетке.
Они остались еще на сутки. Ночью пасмурное небо прояснилось, и поэтому старуха, присматривающая за домом, проснулась рано. Ослепительный солнечный свет подбодрил ее, и она решила немедленно пойти в усадьбу и хорошенько проветрить дом по случаю такой чудесной погоды. И вот еще до шести часов она открыл а окна в нижнем этаже, а затем поднялась наверх и хотела было открыть дверь в комнату, где они спали, как вдруг ей почудилось, что она слышит чье-то дыхание. Мягкие туфли заглушали ее старческие шаги, и она хотела было уйти, но потом, предположив, что ошиблась, вернулась к двери и осторожно нажала ручку. Замок был испорчен, но изнутри кто-то заставил дверь мебелью, и она могла приоткрыть ее только на один-два дюйма. Луч света, пробивавшийся в щель ставня, падал на лица мужчины и женщины, погруженных в глубокий сон; губы Тэсс, полураскрытые, как распускающийся цветок, касались щеки Клэра. Старуха была поражена приличным видом этой пары, а также элегантным платьем Тэсс, висевшим на спинке стула, шелковыми ее чулками, красивым зонтиком и другими изящными принадлежностями туалета, который она продолжала носить, так как ничего другого у нее не было. И негодование, охватившее старуху при мысли, что в дом забрались наглые ночные бродяги, сменилось теперь романтическим сочувствием к тайно обвенчавшимся влюбленным благородного происхождения, за которых она их приняла. Она закрыла дверь и удалилась так же тихо, как пришла, намереваясь посоветоваться с соседями о своем странном открытии.
Минуту спустя после ее ухода проснулась Тэсс, затем Клэр. У обоих было смутное чувство, будто что-то потревожило их сон, и порожденная этим тревога все усиливалась. Поспешно одевшись, Клэр внимательно осмотрел лужайку сквозь щель в ставне.
— Нам надо уходить, — сказал он. — День ясный, и мне все время чудится, что в доме кто-то есть. И, во всяком случае, старуха сегодня придет.
Тэсс покорно подчинилась. Приведя комнату в порядок и захватив свои вещи, они потихоньку вышли. На опушке леса она оглянулась, чтобы в последний раз посмотреть на усадьбу.
— Прощай, счастливый дом! — сказала она. — Все равно мне осталось жить всего несколько недель. Почему мы там не остались?
— Не говори так, Тэсс. Скоро мы уйдем из этих мест. Будем, как и раньше, идти прямо на север. Никому не придет в голову разыскивать нас там. Если и будут нас искать, то только в уэссекских портах. А мы доберемся до какого-нибудь северного порта и уедем.
Он уговорил ее принять этот план, и они пошли прямо на север. Длительный отдых в усадьбе восстановил их силы; и незадолго до полудня они увидели колокольни Мелчестера, старинного городка, лежавшего на их пути. Днем Клэр решил отдохнуть в роще, а дальше идти уже под покровом ночи. В сумерках он, как всегда, отправился покупать провизию, а затем они пошли дальше и около восьми часов перешли границу между Верхним и Средним Уэссексом.
Тэсс не впервые приходилось идти, минуя проезжие дороги, и она проявила такую же выносливость, как в былые времена. Им пришлось войти в Мелчестер, чтобы по городскому мосту перейти широкую реку, преграждавшую путь. В третьем часу ночи они шли по безлюдным улицам, кое-где освещенным фонарями, шли не по тротуару, а по мостовой, чтобы заглушить звук своих шагов. Слева смутно вырисовывался величественный собор, но сейчас они не могли его разглядеть. Выйдя из города, они прошли несколько миль по большой дороге, которая увела их на открытую равнину.
Небо было затянуто облаками, но лунный свет, пробивавшийся сквозь эту завесу, помогал им ориентироваться. Однако вскоре луна зашла, тучи, казалось, нависли над самой головой, и стало темно, как в подземелье. Однако они кое-как продвигались вперед, стараясь идти по траве, чтобы не слышно было шагов; это не представляло затруднений, так как ни заборов, ни живой изгороди им не попадалось, кругом тянулась открытая пустынная черная равнина, над которой дул резкий ветер.
Так прошли они в темноте две-три мили, как вдруг Клэр заметил, что перед ними маячит какое-то гигантское строение. Они едва на него не наткнулись.
— Что это за странное место? — воскликнул Энджел.
— Здесь все гудит, — сказала она. — Слушай!
Он прислушался. Ветер, разбиваясь о строение, гудел, словно дрожала струна гигантской арфы. Больше ничего не было слышно. Вытянув руку, Клэр шагнул вперед и коснулся вертикальной стены. Казалось, она была сложена не из отдельных камней, а представляла собой одну сплошную каменную глыбу. Проведя по ней рукой, он убедился, что это колоссальная прямоугольная колонна; вытянув левую руку, он нащупал вторую такую же колонну. Вверху, между ними, черное небо казалось еще чернее — там нависал соединяющий их архитрав. Клэр и Тэсс осторожно прошли между колоннами, и гулкое эхо отвечало на их тихие шаги; но оказалось, что они все еще находятся под открытым небом. Строение это было лишено крыши, Тэсс боязливо затаила дыхание, а Энджел с недоумением проговорил:
