Главным двигателем развития инновационная деятельность может быть лишь в том случае, если научное сообщество и инженерный корпус становятся частью национальной элиты — как в системе статусов, так и по материальным стандартам жизни. При этом важен не столько абсолютный уровень потребления, сколько ранг в шкале статусов. Именно так происходило ускоренное научно-техническое развитие в СССР до 70-х годов. Как только статус научно-технической интеллигенции относительно понизился, произошло ее «отщепление» от государства, что во многом предопределило поражение СССР в холодной войне. Пока что такого явного раскола между интеллигенцией и государством в России нет потому, что велика инерция овладевшей умами интеллигенции либеральной утопии. Этот ресурс близок к исчерпанию.
В действительности положение в этом плане является критическим, поскольку снижение статуса интеллигенции в России приобрело абсолютный характер — большая ее часть живет за чертой бедности или прошла через бедность в 90-е годы, сохранив шрамы культурной травмы. В этих условиях побудить людей к творческому труду и инновациям на принципах рыночной экономики невозможно. Могут быть лишь точечные акции купли-продажи ресурсов (изобретений, технологий и т. д.), добытых из старых советских запасов. Стабильного инновационного процесса как большой системы обеспечить нельзя, не «сведя счеты» с 90-ми годами. Следовательно, при «инновационном» варианте развития в условиях рыночной экономики в число необходимых мер надо включить программу психологической реабилитации работников.
Более того, для России, в отличие от стран с протестантской культурой, важно не только благополучие (пусть и весьма скромное) непосредственных участников инновационного процесса, но и бедной части населения. «Жизнь ближнего» в гораздо большей степени влияет на восприятие качества собственной жизни, нежели на Западе. Поэтому возникает сложная социальная проблема быстрого сокращения разрыва в доходах крайних групп населения. Но даже в СССР, при гораздо более уравнительном укладе, приходилось «экранировать» научно-технических работников от общих социальных проблем — созданием наукоградов и введением особой сетки обеспечения в столицах. Однако в нынешней ситуации этих мер будет недостаточно, поскольку разрыв в доходах и уровне потребления слишком велик. Создание анклавов высоких технологий с искусственно высоким уровнем потребления должно быть морально оправдано, но это возможно только в общем мобилизационном проекте, сама идея которого настолько противоречит либеральным политическим установкам, что даже не обсуждается.
Решение этой проблемы в среднесрочной перспективе (на этапе выхода из кризиса) требует серьезных корректив в общей социальной и экономической политике.
Инерция регресса больших систем
В 90-е годы Россия пережила революцию регресса. Подверглись демонтажу, расхищению и деградации без надлежащего ухода все большие, массивные системы, на которых стоит и воспроизводится страна — материальные и духовные. К ним можно отнести такие разнородные системы, как кадровый потенциал, основные фонды, техническая база производства, каналы коммуникаций, тип рациональности.
Расчленение СССР и приватизация парализовали хозяйство. Самое тяжелое последствие этого паралича — не столько спад текущего производства, сколько подрыв цикла воспроизводства. В 1996 г. рынок всех «инвестиционных продуктов» (материалов для капитального строительства и оборудования) сузился до 10 % от уровня 1991 года. А ведь в 1991 году уже состоялся спад инвестиций, после того, как план капитального строительства 1990 года был выполнен на 30%. Капиталовложения в АПК в последние годы примерно на два порядка меньше, чем были в 1988 г., а ведь то, что вкладывалось тогда, лишь поддерживало стабильное производство с небольшим ростом.
Глубина кризиса выражается тем фактом, что за первые 10 лет реформы на поддержание очень скудного жизнеобеспечения страны (и потребления новых собственников) были истрачены беспрецедентные в мировой истории средства: экономия от прекращения гонки вооружений и войны в Афганистане; экономия от прекращения крупных инвестиционных проектов; почти все капиталовложения в промышленность, АПК и транспорт, которые составляли до 1988 г. огромные суммы; экономия от свернутых социальных программ; изъятые у населения сбережения в сумме 450 млрд долл.; экономия от резкого снижения уровня потребления 90 % населения. Кроме того, был истрачен весь золотой запас страны, а также сделаны внешние долги на 150 млрд долларов. Сумма этих средств является мерой тех потерь, которые понесло народное хозяйство и которые должны быть восполнены в ходе восстановительной программы.
Следует предвидеть, что восстановление производства в рамках рыночного хозяйства будет намного дороже, чем в рамках планового. Так, при добыче нефти в государственном концерне в 1988 г. на одного работника приходилось 4,3 тыс. т добытой нефти, а в частных компаниях в 1998 г. — 1,05 тыс. т. Издержки производства в России даже при очень низких расходах на зарплату возросли настолько, что надежды на большой рост инвестиций в нынешней хозяйственной системе несостоятельны. Переток капитала в сферы более выгодного вложения, в том числе за рубежом, — фундаментальный закон рынка. Контролируемый изоляционизм России и государственная защита внутреннего рынка — неизбежная мера в среднесрочной перспективе. Осуществить даже восстановительную программу невозможно как при полной открытости России, так и при ее полной изоляции.
Видимо, быстрого изменения этой ситуации не произойдет даже в том случае, если будут внесены коррективы в экономическую политику России и страна будет в оптимальной степени «закрыта» от внешней конкуренции за рынок товаров и капиталов. Слишком много образовалось дыр, которые предприятия должны залатать в первую очередь.
Поэтому можно предвидеть, что расходы на первую серию крупных инновационных программ будет нести в основном государство, которое затем сможет передавать созданные в этих программах технологии для использования предприятиям с разной формой собственности. Привлечение частного капитала к финансированию программ на их все более ранних стадиях будет происходить постепенно, по мере «обучения». Чтобы разорвать порочный круг отсутствия платежеспособного спроса, государству придется сделать первый шаг (как говорил Рузвельт, «заполнить насос водой»).
К середине 90-х годов маховик разрушения набрал большую инерцию, и хотя после 2000 г. предпринимаются меры к его торможению, он отнюдь не остановлен — не были блокированы движущие его силы. Их действие и продолжает быть фундаментальным препятствием для перехода к инновационному развитию. Вот простой пример — модернизация животноводства. Согласно национальному проекту, крестьянам выделяются льготные кредиты на покупку племенного скота. Величина их ничтожна, за 2004 г. поголовье крупного рогатого скота убавилось на 1,95 млн голов, а национальный проект выделяет кредиты для покупки «50 тысяч голов за год».
Но ведь именно племенной скот и был вырезан в России за последние 15 лет, остались неприхотливые буренки на подворьях. Как сказано в докладе Минсельхоза РФ, «доля племенного скота в общем поголовье молочного и мясного скота в 2006 г. составила 6,1 %». А в 1962 г. она составляла 8 % и к 1985 г. была доведена в колхозах и совхозах (где пребывало более 80 % всего стада) до 49 %. Половина стада была чистопородной, а породный скот в колхозах и совхозах составлял в 1985 г. 99,8 %!
Реформа создала условия, при которых содержание высокопродуктивного чистопородного скота неприемлемо убыточно. Разве причины этого устранены? Разве сокращение поголовья скота прекратилось в 2005-2007 гг.? В том-то и дело, что нет (см. рис. 4). Устранение этих причин и стало бы национальным проектом, необходимым к переходу животноводства в России на инновационный путь.
Положение с обновлением других основных фондов сельского хозяйства столь же неадекватно требованиям модернизации. Мы видим глубокую деградацию без всяких признаков перелома (рис. 18).
Рис. 18. Коэффициенты обновления основных фондов в сельском хозяйстве РСФСР и РФ — ввод в действие основных фондов (без скота) в процентах от наличия основных фондов на конец года, в сопоставимых ценах112
Деградация технической базы в земледелии выражается в быстром сокращении парка основных машин и увеличении нагрузки на трактор (притом предельно изношенный). Это — одна из причин выведения из хозяйственного применения и ухудшения качества земли, главной части основных фондов. Нагрузка на трактор достигла в 2006 г. 187 га пашни (5,3 тракторов на 1000 га пашни), а если бы землю не выводили из оборота, то она составила бы уже более 200 га. В норме при «рыночном» сельском хозяйстве, которое предполагается создать в России после ликвидации колхозно-совхозной системы, в европейских условиях требуется около 120 тракторов на 1000 га пашни. Например, в ФРГ в 90-е годы реально имелось 180-190 тракторов на 1000 га пашни — в 33 раза больше, чем в России. Можно ли преодолеть такой разрыв на «рыночных» основаниях? Нет, имитация убивает инновации. Именно развитие колхозно-совхозной системы было инновационным путем, а проект «фермеризации» — регресс.
