Положение научной системы является критическим, самопроизвольных тенденций к его улучшению не возникает. Инерция угасания и распада велика, самоорганизации осколков прежней системы в способные к выживанию и развитию структуры не происходит. Таким образом, научная политика государства должна стать активной. Вывод из полученного в ходе реформы опыта таков: от ориентации на стихийные механизмы самоорганизации и конкуренции необходимо переходить к активной государственной политике реформирования всей научной системы, ее экономической, кадровой, технологической и структурной составляющих.
Доктрина первого этапа реформы в науке была задана общими целями социально-экономического переустройства России. Лес рубят — щепки летят, и наука была одной из щепок. Поэтому теоретическое обоснование той доктрины никого не волновало и смысла не имело. Переходить к новому этапу, если всерьез ставится цель спасения научной системы и вывода ее из кризиса, невозможно без пересмотра исходных фундаментальных положений прежней доктрины.
В последние годы по ряду показателей наметилось улучшение состояния экономики России. Но эти показатели отражают подвижные, даже во многом внешние процессы. В отношении же глубинных и наиболее инерционных процессов можно утверждать, что даже страна по инерции будет еще значительное время находиться на траектории регресса и сокращения возможностей. На этой траектории вся научно-техническая политика должна быть кардинально отлична от той, которая уместна на ветви развития и роста.
Вообще, процесс регресса и демонтажа большой научной системы (СССР был великой научной державой) не имеет исторических прецедентов и является неизученным (как и многие другие процессы в ходе деиндустриализации). Научные коллективы, которые могли бы «сопровождать» реформу, изучая порожденные ей процессы в науке, после 1991 г. распались, были ликвидированы или ушли в тень. Сегодня деидеологизированное изучение того, что произошло с наукой России — необходимая работа, имеющая общее значение. Был проведен огромный, небывалый в истории эксперимент, он на время приоткрыл важнейшие пласты знания о науке и ее месте в обществе. Нельзя допустить, чтобы это знание было потеряно — оно представляет большую ценность для мировой науки, а для России чрезвычайную практическую ценность.
Уже в конце 1991 года можно было видеть, что вся концепция реформы науки исходила из ложных абстрактных представлений о социальных функциях науки даже вообще, вне времени и пространства. Между тем, переходные состояния, а тем более системный кризис являются в истории любого общества чрезвычайными периодами. В это время решения в государственной политике принимаются исходя из конкретных критериев, совершенно отличных от тех, которым следуют в периоды стабильности или процветания.
Но и сейчас положение в концептуальном плане неудовлетворительно. Большинство документов, относящихся к доктрине реформирования науки в нынешней России, отражает огромную инерцию «советского мышления», сложившегося в условиях исключительно стабильной, «бескризисной» системы. Так, наука, как правило, и сегодня рассматривается в основном как фактор экономического роста и процветания.
На деле в любой ситуации всегда действует два типа научных программ (и два типа научной политики — включая ее институты, язык, критерии и т. д.):
1) наука как фактор роста и процветания;
2) наука как фактор предотвращения ущерба и условие выживания (страны, общества, государства, граждан и т. д.).
В условиях стабильного развития второй тип науки менее заметен и часто недооценивается (так и было в СССР с конца 70-х годов). Сегодня этот второй тип должен был бы занять главенствующее положение, но этого не произошло. В ходе разработки проекта «общества знания» отдельной задачей будет исправить это положение — сначала в сознании политиков, а затем и в реальной политике. Чтобы объяснить суть «второй» науки (науки ради безопасности), в проекте надо будет изложить ту новую систему рисков и опасностей, которая сложилась в России.
В отличие от «науки как фактора процветания», которая в большой степени может быть заменена импортом технологий, «вторая» наука может быть только отечественной. При всей ценности международного сотрудничества, заимствования технологий и экспертного знания, все эти ресурсы не могут заменить деятельности достаточно большого и структурно полного сообщества отечественных ученых, так как система опасностей у нас своя, в целом уникальная.
Приоритеты научно-технической политики
Поскольку надежды на быстрое преодоление кризиса и включение России в «клуб развитых стран» не сбылись, необходимо готовить все системы жизнеобеспечения страны к довольно затяжному и трудному переходному периоду. Таким образом, возникает необходимость пересмотра приоритетов научно-технической политики. В «Концепции реформирования российской науки на период 1998-2000 гг.» было сказано: «Основная задача ближайших лет — обеспечение необходимых условий для сохранения и развития наиболее продуктивной части российской науки». Такая постановка основной задачи предполагала, что Россия, перейдя к селективной стратегии развития, усилит те научно-технические направления, в которых отечественные организации могут достичь мировых стандартов и создать конкурентоспособный на мировом рынке инновационный продукт. За счет доходов от продажи отечественных технологий и наукоемких товаров можно будет импортировать те технологии и товары, которые ранее производились на базе отечественных технологий более низкого качества.
Видимо, обеспечить такой тип интеграции в среднесрочной перспективе не удастся и, таким образом, Россия как в восстановительной программе, так и в развитии должна опираться в основном на отечественные технологии — оригинальные или адаптированные зарубежные. Следовательно, отбор научно-технических направлений и, соответственно, организаций, которым будут обеспечены условия для сохранения и развития, должен делаться не по критерию «продуктивности» или «конкурентоспособности», а по критерию необходимости создаваемой ими технологии для решения критически важных политических и социальных задач государства и общества.
Поскольку речь идет об использовании технологий и продуктов внутри России, критерий конкурентоспособности на мировом рынке, в общем, следует снять. В настоящее время имеет смысл экспортировать сложную продукцию только в том случае, если достигается большая экономия на масштабе (как, например, в случае оружия). Научная система России в состоянии создать некоторое число эффективных технологий с высокими главными функциональными качествами, но она неспособна предложить на мировой рынок такие технологии со всем набором качеств и быть конкурентоспособной. Надо расширять возможности международной кооперации в доведении российских разработок до конкурентоспособного на мировом рынке уровня, но пока они невелики.
Главный критерий оценки состояния науки сегодня — возможность ее воспроизводства (восстановления) после выхода из кризиса, а вовсе не ее способность «создавать конкурентоспособные технологии» уже сегодня.113 Сложность ситуации состоит в том, что в выборе решений приходится следовать двум разным группам критериев. С одной стороны, необходимо гарантировать сохранение «генетического механизма» науки России с тем, чтобы после преодоления кризиса она могла быть возрождена в необходимом объеме и с необходимой структурой. С другой стороны, как раз в течение критического переходного периода резко возрастает необходимость в научном знании, добытом именно отечественными учеными — то есть, потребность в активно действующей, актуальной науке.
Между этими двумя задачами существует противоречие. Оно заключается в том, что эти задачи решаются по-разному и обе требуют значительных средств. Они конкурируют за ресурсы. Сохранение «генофонда», матрицы большой научной системы — задача консервации. Это требует снижения активных процессов, сокращения продуктивной деятельности, что можно уподобить анабиозу — эта часть науки должна впасть в спячку и «сосать лапу». Подлежат сохранению не обязательно наиболее продуктивные сегодня структуры, а те, которые легче переносят экстремальные трудности, сохраняя при этом культурный тип российской науки. Напротив, активно производить в нынешних условиях конкретные знания лучше могут менее живучие, временные группы и лаборатории, способные срочно мобилизовать весь свой ресурс, как в спринте.
