Михаил Михайлович Кириллов
Врач парашютно-десантного полка (г. Рязань, 1956–1962 годы)
Посвящается врачам воздушно-десантных войск
Сведения об авторе: полковник м/с в отставке, прослуживший в Советской армии 42 календарных года, доктор медицинских наук, профессор, академик Европейской академии естественных наук (ЕАЕН), медико-технической академии и военной академии Российской Федерации, Заслуженный врач России, писатель, коммунист.
Книга продолжает известную читателям «повесть временных лет» автора, включившую «Мальчиков войны» (1940–1946 годы), «После войны (школа)» (1947–1950 годы) и «Моя академия» (1950–1956 годы). В книге «Врач парашютно-десантного полка» отражены последующие события, с 1956 – го по 1962 – ой год, происходившие в г. Рязани в полку, где автору довелось служить врачом.
Книга повествует о продолжении профессионального роста автора, о формировании его идеологической позиции – позиции советского человека и коммуниста. В ней показано, как по погонам (лейтенантским) молодого врача встречали в полку и как по уму и сердцу его провожали из части спустя 7 лет, уже не замечая его капитанских погон. Доктора провожали.
Эта книга о мужестве десантников, коллективизме и войсковом товариществе.
Полк стоит на своем месте и сейчас, и сейчас в нем из школьников, но уже не за три года, а за год, готовят мужественных гвардейцев-десантников. Все также несут свою службу врачи и фельдшера медицинских пунктов полка и батальонов. Жаль только, что уже не осталось в живых тех медиков, кто честно служил в нашем полку в те годы. Они сделали свое дело.
Нынешняя российская армия, как и армия советская, по своему социальному составу остается рабоче-крестьянской, парадокс состоит в том, что ее предназначение изменилось, как изменилось и само государство. Нынешний военный врач должен это знать, иначе ему в рыночных условиях будет трудно успешно лечить рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели. Тем более, память о советском опыте работы может быть ему полезной. Добрые традиции живут долго и несмотря ни на что.
г. Рязань, 1956–1962 годы
После окончания Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова я прибыл в Рязань младшим врачом парашютно-десантного полка (в/ч 41450). Это было в начале августа 1956-го года. В кабинете старшего врача собрались офицеры медицинской и парашютно-десантной служб. В жизни полка стояло затишье: отпускное время. Я, как положено, доложил старшему врачу о своем прибытии, ответил на вопросы, попросил дня три на устройство семьи, получил добро и уже собирался уходить, как меня спросили: «Водку пьешь?». Я немного растерялся, но ответил: «Не пью». Мне тихо, но уверенно было сказано: «Будешь пить». С этим напутствием я вышел из медпункта. Во дворе меня ждала моя 19-тилетняя жена. Позже я понял, что перспектива с употреблением водки была вызвана необходимостью: многочасовые дежурства на прыжках в промокших валенках на аэродромном поле, открытом всем ветрам, требовали согревания. В этих случаях алюминиевая кружка с разбавленным аптечным спиртом шла по кругу, и это позволяло сохранить здоровье. Алкоголиков среди врачей и офицеров полка не было.
Полагалось представиться и командиру части. Им был полковник Евстафьев, в годы войны служивший в морской пехоте. Сел перед дверью его кабинета в штабе, ожидая своей очереди. Меня предупредили, что командир очень строг, даже суров. Якобы были случаи, когда в гневе он кулаком пробивал крышку письменного стола. Что мне было делать? Нельзя же было не идти. Постучал в дверь, вошел. За столом, заваленным бумагами, сидел крепко сложенный полковник в кителе, с волосами, подстриженными бобриком. Когда он поднял на меня глаза, я бодро, как учили, доложил, что такой-то прибыл для прохождения службы. Был я тогда 55-ти кг весом, не могучего телосложения. Лейтенантские погоны подчеркивали мою очевидную молодость. Командир хмуро посмотрел на меня и негромко, но требовательно спросил: «Прыгать хочешь?» (имелось в виду с парашютом). Дело в том, что врач, которого я сменял по должности, отказывался прыгать, ссылаясь на разные болезни. Это продолжалось долго, и для командования вопрос стоял весьма остро. Я, помедлив, ответил: «Нет». Брови у полковника поднялись, кулаки сжались, и он стал подниматься над столом. Я, выждав паузу (по Станиславскому), продолжил: «Не хочу, но буду, если надо». Командир грузно опустился на стул и облегченно сказал: «Ну, правильно: какой дурак хочет! А прыгать-то кому-то надо!» И, посмотрев на меня внимательно, он продолжил: «Молодец! Как это ты ловко завернул: не хочу, но буду. Это нам подходит! Иди, служи!» И я пошел в медпункт, как выяснилось, на 7 лет.
Мы с женой временно разместились у ее родной тети. Это была семья профессора Рязанского мединститута М.Н.Шишкина. Спали на матрасах, прямо на полу в одной из комнат, но это нам не мешало, ведь было нам вместе всего 42 года. Дочку привезли позже.
В ста метрах от дома находились набережная реки Трубеж, притока Оки, и рязанский Кремль. С высокой набережной было хорошо видно пространство до Оки и дальше, вплоть до Луковского леса. Сразу у дома размещался парк, в центре которого на постаменте среди цветов стоял бюст И.В.Сталина. Ездить до полка мне было далековато, за то Люсин Педагогический институт был близко.
Началась моя войсковая служба. Дней через десять я уже проводил свой первый самостоятельный амбулаторный прием. В медпункте, размещенном в бараке, были большая и светлая амбулатория, покрашенная белилами, лазарет на 20 коек, небольшая перевязочная, она же операционная, зубоврачебный кабинет, аптека, комната для личного состава и кабинет старшего врача.
Для приема было отведено время с 17 до 19 часов (до ужина в столовой). Я пришел пораньше, надел халат, привел в порядок стол и медицинские книжки тех, кто записался на прием. Мне помогал санинструктор. Ровно в 17.00 я подошел к двери, чтобы пригласить первого больного, но дверь в прихожую не открывалась. С большим трудом я вместе с моим помощником дверь открыли и увидели за ней шеренгу гренадеров, каждый из которых норовил пройти первым. Я сказал, что всех сразу принять не смогу, что им нужно подождать. Пока я говорил, между ними протиснулся щупленький солдатик и тут же уселся на кушетке. Вопрос решился сам собой, дверь захлопнулась.
Я сел за письменный стол и, глядя на больного, спросил: «Как вы себя чувствуете?» Эту фразу я заготовил заранее, полагая, что когда-то также принимал своего первого больного и С.П.Боткин.
Своим телосложением больной мой напоминал ребенка, одетого в гимнастерку не по размеру. Мне казалось, что когда я смотрел на него, он становился еще меньше ростом, приобретал жалобный, болезненный вид и как бы умирал… Фамилия его была Ребенок, он был украинец. Я повторил вопрос о его жалобах. Он, остренько взглянув на меня и тут же сникнув, быстро проговорил: «Голова, в грудях, колено». Я ахнул! Ничего себе, первый больной и, по меньшей мере, коллагеноз. Полисистемность поражения, похудание, астения были налицо.
Я внимательно осмотрел его, прощупал точки выхода тройничного нерва (патологии не было), прослушал сердце и легкие (чистейшие тоны и везикулярное, почти пуэрильное, детское, дыхание). Давление составило 115 на 70 мм рт. ст. Я измерил сантиметром оба коленных сустава. Суставы были худенькие и не отличались друг от друга ни на миллиметр. Было очевидно абсолютное здоровье моего «больного». Я сел за стол и сказал ему, что в настоящее время он здоров, но что я готов, если ему станет хуже, вновь принять его. Он посмотрел на меня благодарно, перестал «умирать» и вышел за дверь.
Позже один за другим в кабинет врывались стеничные гренадеры, прося у меня или требуя каких-то справок, допусков или освобождений. Ясно было, что здоровью их ничто не угрожает. А уже потом пошли действительно больные: с ангиной, бронхитом, поносом. Часть из них пришлось положить в стационар. Постепенно я понял, что настоящие больные всегда сидят в тени, они ослаблены, астеничны, у них нет сил расталкивать других, чтобы первыми показаться врачу. А подлинная работа связана именно с ними. Среди массы пришедших на прием их нужно было уметь видеть.
Месяца три спустя, где-то на дежурстве, ко мне подошел мой первый «больной» и, попросив прощения, признался, что приходил тогда на прием, просто желая познакомиться с новым доктором, приехавшим из Ленинграда. «В армейской жизни одни будни, скучно». Я сказал ему, что не в обиде, и если заболеет, пусть приходит. Но когда он как-то действительно приболел, мне было с ним очень легко: ведь я знал его как собственного ребенка, от темечка до пяточек. И здесь я сделал важный вывод: никогда не жалеть времени при первом знакомстве с больным, даже если оказывается, что он здоров. При повторных обращениях всякий раз экономишь во времени и в объеме осмотра. Если цоколь здания надежен, этажам ничто не грозит.
Рязанский полк. Когда привезли дочку Машеньку, от тетки пришлось съехать. Поселились в частном доме с печным отоплением. Там нам было плохо: холодно и соседи воровали. Дали нам помещение в бывшем штабе полка. Позже мы жили в двухэтажном кирпичном доме в Дашках – возле нашей части, в 10-ти метровой комнате на первом этаже. Дом построили солдаты, как говорится, «хапспособом».