Я опять отметил, что данный вердикт совершенно не повлиял на мое настроение. Если подумать, я вообще не мог бы описать своего настроения – скорее всего, его просто не было.
– То есть, дела плохи? Или наоборот – хороши?
– Это смотря для кого. Для нее это трагедия.
– Кого ты имеешь в виду?
Ангел наклонил голову и устремился вниз. Мы подлетели ко второму этажу и примостились на карнизе угловой палаты. Опущенные жалюзи были неплотными, и сквозь щели я увидел две фигуры. Одна неподвижно лежала на кровати, другая сидела в больничном кресле, подобрав под себя ноги и обхватив их руками.
В этот момент с внутренней стороны окна возникла еще одна фигура и резким движением вздернула жалюзи, так что от неожиданности мы чуть не свалились с карниза. После этого в палате включили яркий свет, и мы рассмотрели всё в подробностях.
На кровати, обмотанный бинтами и проводами, лежал я. А рядом, обхватив колени и медленно раскачиваясь, сидела Лиз. Подходившей к окну фигурой оказалась медсестра. Она подошла к Лиз и тронула ее за плечо. Лиз подняла заплаканные глаза, качнула головой и подошла к окну.
Мы смотрели друг на друга, и было ясно, что она меня не видит. Мне хотелось закричать, но я не мог. Я вообще почему-то не мог пошевелиться.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы неподвижная фигура на кровати не дернула головой. Лиз бросилась к кровати и схватила другого меня за руку. Ее плечи снова затряслись.
– Ладно, хватит. – Ангел обнял меня за плечо и увлек за собой с карниза.
Мы медленно полетели обратно.
– Давай-ка посетим нашу аллею. Было бы логично завершить наш проект там же, где мы его начали неполных семь месяцев тому назад.
Я не возражал. А если бы и решил возразить – что изменилось бы? И вообще, что может возразить фантом ? Иначе я себя и не воспринимал. Я по-прежнему считал, что настоящий Макс лежит на больничной койке.
– Вот тут ты, в очередной раз, ошибаешься. Настоящий ты – здесь, со мной, а там лежит покалеченное и вполне безжизненное тело.
– Да, опять ошибочка вышла, товарищ начальник. Не справился я со своим ликбезом.
– Ликбез безлик, – скаламбурил ангел и засмеялся своим беззвучным смехом. – Но это не страшно. Главное – это то, что у тебя появилось настоящее лицо. Лик. Личность.
– А раньше, до встречи с тобой, всего этого не было?
– Было, всё у тебя было, просто ты этого не знал, и мог не узнать еще много лет, если бы я не ускорил этот процесс.
Мы подлетели к парку и плавно опустились на нашу скамейку. Билл подобрал тттляну, но почему-то спрятал ее за пазуху.
– А нужно ли было ускорять? Ну, и шло бы всё так, как шло…
– Ты думаешь, мы там спим и видим, как бы тут во что-нибудь вмешаться? Можешь поверить: вторжение в человеческую жизнь – дело исключительное, запрещенное всеми существующими хартиями и высочайшими решениями. Так что если ангела посылают на землю – значит, на то были весьма неординарные причины.
– Так я ведь каждый день задаюсь этим вопросом: что во мне такого ? Почему был выбран именно я?
Ангел с безразличным видом отвернулся в сторону:
– Ну, об этом мы с тобой уже говорили. Правда, уже после нашего знакомства появилась еще одна причина, еще более веская. Кстати, почему ты так уверен, что дело в тебе?
– А в ком же? Погоди…
Мысли начали путаться.
– Если не я, то, получается, это связано с Лиз?..
– Уже тепло.
– С ее будущей жизнью?
– Еще теплее.
– До сих пор не всё?
Ангел молчал, задумчиво глядя поверх кустов.
– Когда-то я тебе говорил, что будущее только намечается, но никогда не вырисовывается заранее. В вашем случае и ты, и она попросили помощи. И неважно, что эта просьба была неосознанной. Присмотревшись к вам, мы поняли, что и твои, и ее проблемы могут решиться, если вы познакомитесь. После этого мы просто помогли вам встретиться.
– Но ты не раз намекал, что у нас мало времени. Не объяснишь?
Ангел вздохнул.
– Да, теперь уже можно. Когда я получил это задание, состояние Лиз вызывало большую тревогу. Ребята прогнозировали крайне неблагоприятный исход в пределах нескольких месяцев.
– Опять напустил тумана.
Ангел отвернул голову и едва слышно произнес:
– Она хотела уйти.
– От кого?
Билл резко повернулся и закричал:
– Почему всегда «от кого»? А если «от чего»? Она хотела уйти из жизни!
Не знаю, что оглушило меня больше: этот крик или смысл сказанного. Лиз могло не стать. Мы могли не встретиться.
– Как видишь, нам почти всё удалось: вы встретились, мысли о суициде испарились.
– И теперь она снова в опасности?
– Да, и не только она.
Я потерял терпение:
– Да перестань ты говорить загадками! Кто еще?
– Ваш ребенок. Лиз беременна.
В следующий момент я уже набирал высоту, одновременно пытаясь понять, в каком направлении находится больница.
– Макс, погоди! – ангел догонял меня, быстро сокращая расстояние. Поравнявшись со мной, он произнес категорическим тоном:
– Тебе туда нельзя.
– Но я должен ее увидеть!
– Пойми, наконец, что ты в коме! Ты ни на что не способен. Она не сможет ни увидеть тебя в данном состоянии, ни услышать твой голос.
– Так что же мне делать?
Видимо, в моем голосе было столько неподдельного отчаяния, что Билл, вздохнув, ответил:
– Ладно, возвращаемся в парк. Там всё и обсудим.
Мы спланировали на нашу скамейку и по-птичьи уселись на спинке. Билл нахохлился и на несколько минут ушел в себя. Наконец, он выпрямился и заговорил:
– Если ты действительно этого хочешь, ты можешь вернуться.
– Что значит «действительно»? Конечно, я этого хочу!
– Давай, валяй.
Я попытался представить себя снова в своем теле, но почему-то ничего не произошло.
– Вот видите, молодой человек: всё не так просто. Хотение и желание – это не одно и то же.
– А что я должен сделать?
– Этого я как раз и не знаю. – Билл посмотрел на меня отрешенным взглядом. – Здесь я бессилен.
– Но ведь ты должен что-то про это знать? Про то, как можно вернуться?
– Те, кому это удалось, ничего об этом не рассказывают, а советы неудачников никого не интересуют.
Я представил себе Лиз, и мне вдруг невыносимо остро захотелось ее увидеть – хотя бы на мгновение. Я вспомнил ее маленькую теплую ладонь и внезапно почувствовал ее прикосновение. В то же мгновение я провалился в темноту, и откуда-то издалека до меня донесся голос ангела: «По-моему, получается. Держись!»
…Глаза Лиз, красные от бессонной ночи и слез, смотрели на меня и часто моргали.
– Боже мой, он очнулся!
Она пулей вылетела из палаты, но тут же вернулась и схватила меня за руку, отчего я невольно застонал.
– Ох, прости меня, прости. Тебе, наверное, так больно!
Мне и впрямь было больно: я всё-таки сильно покалечился; всё тело саднило, горело и дергало. Но это не имело никакого значения.
– Мы снова вместе, – шептала Лиз, – а остальное неважно. Я никуда отсюда не уйду, пока ты не поправишься. Молчи, ничего не говори.
Я и не пытался. В конце концов, слова были не нужны.
…Ровно через два месяца мы вместе покинули больницу; а, когда отгремели майские грозы, я отвез туда Лиз, чтобы двумя днями позже вернуться домой вместе с ней и нашим первенцем.
Вскоре мы уже гуляли по нашей аллее, толкая перед собой коляску. Каждый раз, проходя мимо нашей скамейки, я оборачивался, втайне надеясь увидеть знакомую фигуру. Но скамейка всегда оставалась пустой.
Правда, порой в уличной толпе мне мерещится знакомая широкополая шляпа. И всякий раз мне кажется, что ее обладатель смеется неповторимым, беззвучным смехом....
Фонтене-ле-Конт, 2009–2013