– Конечно, нечисто, – сказала я, брезгливо отстраняясь от вешалки, на которой рядом с вполне приличными куртками и пальто висело какое-то кошмарное, пахнущее затхлостью тряпье. – Еще бы тут было чисто, если последний раз убирались, верно, в прошлом веке.
Показался Наседкин. Я впервые видела его вблизи. В шортах и облепляющей плечи и грудь влажной футболке он казался еще толще, короче и нелепее, чем выглядел в верхней одежде на улице. Он встал в проходе и, подбоченившись, бросил:
– Ну, чего нада-а? Я слушаю.
Кажется, вежливость в этом доме не приветствуется, так что и не стоит ее внедрять.
– Вы, Наседкин, в этих краях человек уважаемый, – сказала я. – Соседи сообщили. Так что, я думаю, вас не затруднит ответить на несколько вопросов.
Наседкин, ничуть не смутившись, заявил, что да, не затруднит. Но только минут десять, не больше, а то он человек занятой. Свое согласие милостиво побеседовать с нами он снабдил бранью в адрес соседей, в которой самым приличным следует признать словосочетание «суки поганые». Сванидзе немного оторопел от этого, а я, сказав, что в ногах правды нет, прямо в обуви прошла в квартиру (тем более пол был куда грязнее асфальта во дворе) и со смешанным чувством осторожности и брезгливости присела на стул. Наседкин, ковыляя вслед, обозвал меня «нескладной коровой», и заявил, что он не знает, что сделает, если я разобью его аквариум с рыбками.
– Вы че, правда, что ли, из прокуратуры? – ядовито спросил он. – Да не тычь мне «корками», я сам в милиции работаю! – гаркнул он на Сванидзе, дисциплинированно развернувшего свое удостоверение.
– Правда, – угрюмо сказала я. – Совершенная правда. В прокуратуре. Вы, господин Наседкин, сегодня гуляли под окнами покойного Горового. Известен вам такой, да? Вот и чудно. Вы смотрели на его окна и прятались, если вас замечал человек, в квартире Горового находившийся.
– И что? – нагло спросил «японец».
– Само по себе смотреть на окна и прятаться не возбраняется и уголовно не наказуется, – проговорила я. – Но вот если сопоставить эти прогулки и происшествие, имевшее место как раз в тот момент, когда вы совершали свой прогулочный моцион… совсем другая петрушка выходит. Особенно если учесть, что прямо над окнами Горового живет старшая сестра Ольги Алексеевны.
Упомянутая мной гражданка Поземова просунула в комнату свою бигудевую голову и повертела ею, проявляя интерес. Наседкин посмотрел на меня как на идиотку и нагло засмеялся:
– Я не пойму, ты мне что-то подшить собираешься, что ли?
– Сегодня примерно в девять часов вечера было совершено похищение из квартиры Белосельцевых, – отчеканила я. – Похитили, между прочим, вашу сестру, Ольга Алексеевна.
Реакция была неожиданной. Поземова торжествующе мотнула головой и засмеялась, а Наседкин выпрыгнул из кресла, как увечный черт из табакерки для инвалидов, и, ударив кулаком одной руки в раскрытую ладонь второй, воскликнул:
– Е-ес, ессс… е-е-ессс!
– Поясню свою мысль, – сказал Сванидзе. – Я имею полное право закрыть вас, гражданин Наседкин, на трое суток в КПЗ по подозрению в причастности к упомянутому похищению. И у меня есть соответствующие полномочия, будьте уверены.
Наседкин тупо уставился на него. Кажется, подобная мысль его не посещала. Он и сказал в ответ первое, что пришло в его голову, а что еще могло прийти в такую голову, кроме:
– Я че-то не понял. Вы че? Вы бандитов ловите. Че ты ко мне подкатываешь? Я честный человек, я сам в милиции работаю. Ты мне не тыкай! – неожиданно заключил он. Забавно, что Сванидзе ему и не «тыкал».
– А что вы тогда так раскричались, Наседкин, если честный человек? – сказала я, неприметно для остальных раскрывая свою сумочку. – Вам пока официального обвинения никто и не предъявлял. Мы просто хотели спросить: кто выходил из подъезда Белосельцевых и какие машины отъезжали в то время, как вы ошивались у окон?
– А че это я должен… – начал было тот, но его перебила гражданка Поземова, которая, кажется, уловила свирепые нотки в моем голосе и испугалась за своего не в меру наглого «муженька»:
– Женя, да скажи ты им, что тебе, трудно, что ли? А то ведь, паразиты, в самом деле…
– Ниччевво! Нормально, куда им! Просто я не люблю, когда со мной так нагло разговаривают, вот так, – отозвался тот. Кто бы говорил! Я посмотрела сквозь пальцы на очередное замечание Наседкина и произнесла с подчеркнутой кротостью:
– Такая работа. Так вот, вы…
– Да ладно мне по паре раз вешать на уши! Понял, не дурак! – Наседкин грозно высморкался на пол и продолжал: – А что касается тачек, так от подъезда Горового отъехала какая-то черная… кажись, «мерс». Я вот тоже хотел брать «мерс», да потом подумал, лучше что-нибудь японское, да. «Лексус» или там «Мицубиси». – Окончательно завравшись, «японец» со значительным видом умолк.
– Черный «Мерседес»? – чуть подалась вперед я.
– А то. Как тебя сейчас, видел. И два мужика были. Или три. В темноте не видно. Один здорровый такой. Я тоже мышцы качаю, – гордо добавил он и надул бицепс.
– Ладно, – сказала я. – Спасибо. Извините за беспокойство.
Сванидзе нахмурился и ссутулился еще сильнее.
«Японец» аж грудь выкатил, как я ему это сказала. «Извините за беспокойство»! Преисполнился сознания собственной значительности: вот, мол, перед ним даже окружная прокуратура извиняется! Есть чем придавить соседей, если опять начнут возникать!
– Всего наилучшего, – сказала я, застегивая сумочку, едва ли Наседкин обратил внимание на этот мой жест, равно как он не заметил, как я сумочку открывала. – Спокойной ночи.
Сванидзе хотел что-то сказать, но я придержала его за локоть и незаметно от хозяев показала ему знаками: так надо!
– До свидания, – повторила я и переступила через порог.
– Ну ладно, – снизошел хромоногий нахал, – бывайте. Только больше по пустякам не шастайте. Да и вообще нечего вам тут делать. Работайте нормально, а то не понимаю, за что вам деньги плотят. Салют!
И деревянная дверь в самом деле отсалютовала нам, с грохотом захлопнувшись и окатив весь подъезд, словно ушатом грязи, этим резким и неприятным гулким звуком.
До выхода из подъезда Сванидзе молчал, а потом его прорвало, причем без своих излюбленных «поясню свою мысль»:
– Мария, да как же ты… да как же вы унижаетесь перед этим уродом? Надо было его в КПЗ… там бы из него душу вытрясли! Признался бы и в чем был, и в чем не был виноват!
– Горячитесь, Берт, – отметила я. – КПЗ для него, конечно, в самый раз. Это правильно. Да только есть у меня в отношении этого милого парнишки наметочка, и хочу я ее проверить. Шансы невелики, но… мало ли что. А если сейчас его арестовать, ну что ж – вспугнули бы его, да и все. А теперь он, если в чем-то и замешан, так потеряет осторожность, я знаю людей этого типа.
– Но как же его на чем-то поймать?
– А я поставила ему «жучки» в квартиру – в комнату и в коридор. Если это пустышка, то приду заберу – все-таки «жучки» новейшего образца, такие ФБР применяет. Дорогие. А вот если что-то засечем, тогда и навестим милейшего гражданина Наседкина, но в другом уже составе. И тогда он запоет по-иному.
Берт кашлянул, и я поспешила добавить:
– Хотя мордобоем ничего и не докажешь, но, честно говоря, кулаки у меня давно так не чесались… Да, кстати: он сказал нам правду. Из двора в самом деле выкатил черный «мерс». Я чуть не врезалась в него под аркой.
Наклонившись к самому уху Романа Белосельцева, Николай говорил тихо – хотя, кроме них двоих, в кухне никого не было – и отчетливо:
– Ирина говорила, что ты способен на всякие хитрые фокусы. Что ты если не феномен, то, по крайней мере, нечто вроде экстрасенса и что у вас это семейное. Например, она рассказывала мне, что был у тебя такой трюк с машиной…
– Спокойно, Коля, – произнес Роман. – Не надо… Ты что, хватит! – Возле его безвольно лежавшей на поверхности стола руки появился стакан, на треть наполненный водкой. Роман взглянул – и отодвинул. – Ты, кажется, Коля, не понимаешь ничего… ты, Коля…
– Да все я понимаю, – сказал бородатый неспешно. – Ты уже двое суток у нас на хате живешь. Так что я тебя, можно сказать, изучил до тонкости.
Роман склонил голову к плечу, у него вырвался бессмысленный кудахтающий смех. Ему стало весело:
– Правда? До тон-кос-ти… говоришь? Ну ты, Коля, молодец. Я сам… сам не знаю, а ты, ты – знаешь. Ну, арр-тисст.
– А что про тебя знать? – спросил Николай, и в это время в кухню вошла Ирина с сумкой продуктов. – Я навел справки. Ты из Воронежа, жил там до шестнадцати, что ли, лет, потом переехал в Москву к бабке-деду, поступил в университет, вылетел оттуда, попал в армию, служил-воевал. Потому и странный такой. А вот пьешь ты мало и косеешь быстро, ничего не скажешь. Вот что, Рома, – Николай снова доверительно наклонился к Белосельцеву, – завтра выйдешь на работу, наклевывается у нас сделка одна. А сейчас… Роман, покажи, пожалуйста, ту штуку… не с машиной, так с любым предметом. А?
