Но вопреки его надежде, что он ее никогда больше не увидит, он встретил ее совершенно неожиданно на одной из центральных улиц, когда направлялся в Союз журналистов за какими-то своими очередными копеечными делишками. Она выходила из дорогого, последнего выпуска «Ауди», причем, вставала из-за руля. Он был в двух шагах от нее и, увидев ее, стал, как вкопанный. Она обратила внимание на охвативший его столбняк, но, кажется, не узнала.
– Это ваша машина? – наивно спросил он, словно продолжая прерванный разговор. – Здорово!
Она посмотрела на него внимательнее, сказала:
– А! Я узнала вас. Вы по-прежнему пристаете к незнакомым девушкам на улице?
Он тоже хотел что-то сострить в ответ и уже открыл было рот, когда в ее сумочке неожиданно забулькало. Она открыла сумочку, извлекла из нее нетерпеливо надрывавшийся телефон и с места в карьер стала строго выго-варить в трубку, кому-то шею мылила:
– Я ведь предупреждала! Это не твое дело! Предоставьте это мне решать. Когда мне понадобится совет кретина, я обращусь к тебе. Оставь меня в покое, ты и так все обосрал, дальше некуда!
Во время этого сердитого монолога Гасанов, чувствуя себя неуютно, как подросток, оказавшийся без штанов на чужих именинах, переминался с ноги на ногу, и ему все казалось, что, кончив говорить по телефону, она гаркнет ему:
– А тебе чего надо?!
Однако, щелкнув крышкой телефона, она мгновенно остыла, спокойно положила его в сумку и спокойно посмотрела на Гасанова.
– Выследили? – спросила она без улыбки.
– Ну что вы? – искренне возмутился он. – Совершенно слу…
Тут снова зазвонил телефон, перебив излияния Гасанова, она посмотрела на номер, появившийся на экранчике, и отключила, не стала разговаривать. Ему почему-то сделалось приятно, хоть и понимал, что крайне глупо, не из-за него же в конце концов… Нет, нет, именно из-за вас, а как же, вы такой приятный собеседник…
– Приглядите за машиной, я скоро, – сказала она и застучала каблучками, стремительно, как в дурном сне, отдаляясь от Гасанова. – Не мойте ее ни в коем случае, – обернулась она, чтобы окончательно его уничтожить, – просто приглядите.
– Что?! – запоздало возмутился он хамской шутке. – За машиной?..
И рассерженный, еще не научившись менять настроение соответственно обстановке, он вошел, куда хотел. Надо было рекомендовать одного молодого журналиста в Союз, но сделал это Гасанов так сердито, будто ему уже не раз отказывали. Председатель Союза удивленно посмотрел на него.
– Что ты кипятишься? – спросил он миролюбиво. – Примем твоего протеже. Пусть собирает документы. Отчего не принять? Сейчас у нас в городе каждый второй – журналист, а каждый третий – писатель…
Когда Гасанов выходил из Союза, немного остывший после теплого, сердечного разговора с председателем, она стояла возле своей машины, курила и смотрела, как он выходит из дверей с вывеской рядом на стене.
– Значит, вы так присматривали за машиной? – пожурила она его.
– Шуточки у вас, – хмуро отозвался Гасанов и хотел пройти мимо, обиженный.
– Садитесь, – она придержала его за рукав и, заметив, что он, машинально подчинившись ее безапелляционному тону, собирается почему-то сесть со стороны руля, прибавила. – Нет, нет, поведу все-таки я.
Он еще больше растерялся и от растерянности стал вдруг спорить, хотя ее приглашение очень ему понравилось.
– А почему, собственно, я должен сесть? И куда мы поедем? Я хотел бы заранее?.. – начал он, но она перебила его.
– Не будьте занудой, – сказала она, и это подействовало, Гасанову на самом деле не хотелось в ее глазах выглядеть занудой.
Он сел и даже хотел, как законопослушный гражданин, пристегнуть ремень безопасности.
– Оставьте, – сказала она и с визгом тронула машину с места.
Гасанов так залюбовался ее красивыми, сноровистыми движениями, ее смелым, порой на грани безрассудства, вождением, что совсем забыл следить за дорогой. И впрямь, она была жутко хороша за рулем машины, именно – жутко, потому что временами сердце Гасанова, склонное в последнее время к неизвестной дотоле тахикардии, и без того гулко стучавшее у горла, с той минуты, как он вновь встретил эту девушку, и особенно сейчас, когда он рассматривал ее профиль, сердце его обливалось горячей, радостной волной, как у юноши при мысли о предстоящей встрече со своей возлюбленной. И жутко, и радостно – помните? Так теперь было и у Гасанова, теперь, когда ему уже минуло полета, так и у него было, как у вас в юности.
Но рано или поздно все кончается, и они благополучно приехали на место, хотя при такой езде этого вполне могло бы не произойти. Но приехали, приехали, и Гасанов со своим сильно бьющимся сердцем, оторвав, наконец, от нее взгляд, оглянулся и… ничего хорошего не увидел. Заброшенный пустырь. Машина стояла на этом пустыре, возле большого мрачного строения, смахивающего на ангар или склад боеприпасов. Гасанов машинально потянулся к карману, где лежали блокнот и ручка, уже интуитивно, как гончая – охоту, почуяв журналистскую поживу, хотя ничего еще не произошло.
– Выходите, – сказала девушка.
– А что здесь такое? Это склад? Какой это район? А что в амбаре? – профессионально стал забрасывать ее Гасанов вопросами, еле сдерживаясь, чтобы не достать блокнот и не показаться смешным.
Девушка, ничего не отвечая, шла впереди. Гасанов еле поспевал за нею. Она уверенно вошла в, как назвал его Гасанов, амбар (и, как выяснилось, – оказался прав), он – вслед за ней. Изнутри амбар был ненамного краше, чем снаружи – груда картонных ящиков, валяющихся на земляном полу, бутылки и банки из – под пива и колы, разный мусор и хлам. Гасанов инспектировал все это острым взглядом газетчика.
– Ну и что нам тут делать? – спросил он. Девушка ответила не сразу.
– Вообще-то, нам здесь нужен труп. Гасанову показалось, что он ослышался.
– Труп? – спросил он. – Вы сказали – труп?
Она не ответила, глядя куда-то в глубь помещения; что-то, кажется, высматривая там. Гасанов засуетился; не то, чтобы он испугался, в конце концов, не ее же ему бояться, но он, как человек дотошный, чувствовал себя беспокойно, если не выяснял все до конца.
– Труп, – повторил он, и вдруг его пронзила догадка. – И вы полагаете, что этим трупом буду я?
Девушка посмотрела на него.
– Труп или раненый, – несколько смягчила она свою формулировку.
– Я не хочу быть ни трупом, ни раненым, – категорично заявил он. – Даже не думайте. Кстати, хочу предупредить: я вооружен и буду защищаться.
– Вы вооружены? – удивилась она. – Интересно, чем? Презервативами?
– Нет, кастетом, – сказал Гасанов, надевая на руку кастет. – Зовите своих дружков, посмотрим, кто кого…
Она улыбнулась и, как понял Гасанов, улыбка предназначалась его наивности.
– Успокойтесь, – сказала она. – Никаких дружков у меня нет.
– А что же… есть? – спросил он.
– Есть деловое предложение, – сказала она, достала сигарету из сумочки, закурила.
– Из-за этого делового предложения мы приехали сюда? – деланно возмутился Гасанов, уже сочтя за мрачную шутку то, что минуту назад ему предлагалась роль трупа. – Разве нельзя было обсудить ваше предложение там, где мы встретились? Кстати, – он глянул на часы. – Через пятьдесят минут я должен быть на пресс-конференции по заданию редакции…
– Вы ведь бедный человек? – вдруг, перебив его довольно бесцеремонно, прямо спросила она.
Гасанов опешил, не сразу нашелся, что ответить, не хотелось отвечать так же прямо, как был поставлен вопрос, он чувствовал, что уронит себя в ее глазах, потому что всю сознательную жизнь ему хотелось быть богатым, точнее, всю жизнь ему не хотелось быть бедным, но тут его никто не спрашивал, чего ему хочется, а чего нет, и еще ни разу не приходилось ему отвечать на такой вопрос, хотя вопрос этот, надо полагать, был далеко не самым пустым в жизни человека; он вполне мог бы фигурировать и в каких-нибудь анкетах, которые так любит заполнять благодарное человечество.
– Ну… Это смотря, что имеется в виду, – нерешительно заблеял он, но она опять нетерпеливо перебила.
– Я дам вас десять тысяч.
Гасанов не понял.
– Это что же, – возмутился он. – Десять, ты?.. Это один ширван, что ли?.. За кого вы меня принимаете? И за что вы мне предлагаете? Я, знаете ли, не сторож, чтобы мне делать подобные предложения…
– Вот как раз за роль сторожа я и предлагаю вам, только не десять тысяч манатов, а десять тысяч долларов, – сказала она и стала откровенно наблюдать за его реакцией.
Гасанов сгоряча не воспринял цифру, потом немного помолчал, соображая, сразу всплыли в памяти долги, которые давно пора было возвращать, сотни проблем в семье, что можно было бы уладить с помощью этих денег, и главное – хоть это и было мальчишеством – он не хотел показаться в глазах этой девушки трусом.
– Что надо делать?
Она усмехнулась этому, совершенно не идущему ему деловому тону.
– Надо побыть сторожем, – объяснила она. – Можно убитым. Как минимум – раненым.
