– Ларочка, – донеслось до меня, – успокойся, лапочка, все будет хорошо!
Дамочка старательно рыдала. Хотя зачем? Беловицкая жива и даже, кажется, не особо пострадала.
Вышел Родион довольно скоро, и мы отправились обратно.
– Куда теперь? – спросила я уже в машине.
– Я в Жасминный. А ты сначала заедешь вот по этому адресу.
Родион протянул мне вырванный из его ежедневника листок, на котором был написан адрес и значилась профессия неизвестного мне пока К. И. Чупрынина – нотариуса.
– Где это?
– В Солнцеве. Оказывается, наша пропавшая девушка успела оставить завещание.
– То есть как это – успела оставить завещание? Она же… Она же еще не успела деньги получить! Да и потом, можно ли завещать сумму, которая по закону еще не принадлежит ей!
– По закону она ей принадлежит. Аникеев был лишь опекуном, не забывай. Кроме того, срок передачи прав уже наступил. Сегодня. Значит, если девушка еще жива – а я не сомневаюсь, что она жива…
– Почему?
– Потому что, – как неразумному ребенку, с выражением усталости на лице объяснил мне Шульгин, – в интересах нашего неизвестного охотника за наследством убить Юлю только после передачи опекунских прав, когда она станет уже законной владелицей состояния. Думаю, что и завещание она составила под давлением этого неизвестного нам злодея.
– Или злодейки, – поправила я.
– Я говорю в принципе, – сказал Родион. – Не имея в виду половую принадлежность.
– Значит, все из-за денег?
– Ну конечно! Большая часть преступлений происходит из-за них, родимых. Кто ж бабки-то не любит? Правильно, все любят. Особенно приятно, когда их столько, что можно не работать и жить при этом в свое удовольствие.
– А кто же он? – вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что спрашивать такое в присутствии Вадима и «пинкертонов» было по меньшей мере неосмотрительно и Родион скорее всего ответит мне уничтожающим взглядом. Однако он просто сказал:
– Не знаю.
* * *
Между тем наступило утро. За всеми поездками ночь пролетела незаметно. После урагана небо было на удивление чистым, прозрачным, как свежевымытое стекло моего джипа, царствие ему небесное.
Перед визитом к Чупрынину К. И. я заехала в офис – принять душ и хоть сколько-нибудь привести себя в порядок. Замаскировав круги под глазами с помощью тонального крема, я не удовлетворилась результатом. Говорят, жизнь человека делится на три периода. Первый – до тридцати лет, когда всю ночь пьешь, куришь и предаешься разврату, а наутро свеж как огурчик. Второй – от тридцати до сорока, когда пьешь, куришь, предаешься разврату и утром выглядишь, соответственно, с бодуна. И третий – после сорока, когда ночью спишь как младенец в кроватке, а утром выглядишь так, словно всю ночь пил, курил и развратничал.
Я нашла выход – солнцезащитные очки, тем более что погода позволяет. Так я выгляжу более-менее прилично. «Пинкертоны» уехали домой, дав клятвенное обещание явиться по первому же вызову. Отчего-то они прониклись огромным уважением к Родиону, даже слегка трепетали перед ним, так что в их искренности я не сомневалась.
Вадим же, забыв про свой экзамен, недолго думая лег спать на диванчик, на котором вчера (вчера? – как будто целая вечность прошла) лежал сбежавший пацан.
Мои мысли неожиданно потекли в рационально-хозяйственном направлении. На ковре осталось неприятное пятно от описавшегося со страху мальчика – убрать же надо! Я отправилась в подсобку, где у нас хранится всякая ерунда: своеобразный архив старых дел, компьютерные комплектующие, большей частью неработающие, пылесос, тряпка, пара бутылок «Фейри», клюшки для гольфа (не знаю зачем – у нас никто в гольф играть-то не умеет), микроволновка, сломанный электрический чайник и прочая бытовая чепуха, без которой не обходится ни один уважающий себя офис.
Взяв соду, я отправилась к пятну. Как выводят, пардон, мочу с ковра, я не знала, никогда не имела склонности к домашнему хозяйству – испорчу вещь, выброшу и новую куплю, делов-то. Ну а выкидывать пятнадцать квадратных метров дорогущего ковролина из-за маленького пятнышка (зараза, на самом видном месте!) мне не позволяла совесть. Очень я радею за хозяйское имущество!
Присыпав пятно порошком, я присела с краешку на диван, потеснив Вадима. Диван наш особенный, ему не грех уделить пару слов, мы все им очень гордимся – старинная вещь! Достался он нам даром, с помойки почти что, но обили остов гобеленом, отлакировали ножки, отчистили спинку – хоть в музей ставь! Однако раритет стоял в прихожей, так как у Шульгиных квартира обставлена в каком-то там стиле, они мне объясняли, да я не запомнила толком. Факт тот, что диван им там был, как красное пятно на белых брюках. Мне диван тоже был ни к чему, я дома только сплю. Потому старик и украшал собой приемную.
Возле витиеватой ножки лежал скомканный автобусный билетик. Вернее, это я уже потом поняла, что это билетик. Сначала я просто машинально подняла его – не люблю грязи.
Подняла – и на меня нахлынула волна ностальгии. Надо же, свернут так, как сворачивала билетики я, когда еще на общественном транспорте раскатывала. Знаете, такая незаметная привычка скатывать бумажку в трубочку или складывать конвертиком… Этот был сложен в шестнадцать раз – меньше ногтя в итоге получился.
Я развернула билет. На нем механическим карандашом с очень тонким стержнем был нацарапан адрес нашего офиса и время – 12.45.
Время, когда возле наших окон разыгралась сцена нападения на Беловицкую.
* * *
Я отправилась в нотариальную контору «Милости просим». Находилась эта организация в Солнцеве, недалеко от места проживания Юлии и ее тети.
По мобильнику я назначила консультацию, так что по приезде меня ожидали. Внешне нотариальная фирма, носящая имя погребальной конторы из «Двенадцати стульев», выглядела, как и тысячи ей подобных – строго и официально. По мере возможности она пускала пыль в глаза своим внешним благосостоянием.
– Добрый день! Добрый день! – встретил меня хозяин. Я на ходу придумала историю, что получила наследство в полмиллиона баксов, хочу теперь составить дарственную. Просто если бы я сразу сказала, что я частный детектив и расследую пропажу его клиентки, вряд ли бы он меня принял – был уже соответствующий неприятный опыт. – Рад вас видеть, Мария Андреевна! Проходите…
Мы мило раскланялись. После взаимных поклонов перешли к сути дела.
– Полагаю, вас чем-то не устроил ваш прежний стряпчий? – осведомился с любезно-приторной улыбкой Корней Иванович. Уже после того, как он представился, я стала понимать странный выбор названия для фирмы – видно, любовь к литературе у него в генах.
– Нет, у меня вообще нет стряпчего, – сказала я. – Я немножко обманула вас. Я не получала наследства.
Взгляд Корнея Ивановича метнулся на мою одежду, словно ожидал наткнуться на целый арсенал, которого в первый момент он просто не заметил.
– А… А что вы тогда хотите? Э-э, Мария… – Он сразу же забыл мое отчество.
– Я – частный детектив, – просветила я его.
Владелец «Милости» сразу же обмяк в гигантском кожаном кресле и облегченно вздохнул.
– Господи, а я думал, и до меня добрались! Понимаете, столько терактов… Поневоле станешь параноиком. Недавно одного моего коллегу замочили прямо в кабинете! Кошмар! Куда смотрит милиция?
Да, в вопросах собственной безопасности он весьма осмотрителен – на входе меня встретили сразу три охранника, которые корректно, но методично «огладили» меня металлоискателем. Потом выскочил Корней Иванович и, рассыпаясь в извинениях, провел меня сразу в кабинет. Интересно, он всех так осматривает? Или именитых не трогает?
– Конкуренты? – посочувствовала я.
– А кто их знает! – вздохнул толстячок.
– Вы руку-то с кнопки уберите, – посоветовала я. – Неудобно, наверное, держать ее?
– А как вы догадались? – удивился нотариус.
Наивная душа. Сразу же видно, куда дернулась его пухленькая кисть, как только я сказала, что не являюсь богатой наследницей. На кнопку сигнализации.
– Да я еще не нажал, так, на всякий пожарный. Ну ладно, раз вы не опасны, то перейдем к делу. Только, если не сложно, побыстрее, а то ко мне скоро важная клиентка придет.
Тут же запиликал его телефон. Голос нотариуса стал прямо-таки медовым. Видимо, звонила та самая важная клиентка и отменяла встречу.
– Ах, театр… – мечтательно вздохнул Корней Иванович, повесив трубку. Отчего-то мне это не понравилось. Беловицкая ведь как раз имела непосредственное отношение к театру…
Я промолчала. После серии вздохов он продолжил:
– Моя клиентка не приедет, так что время у нас есть. Итак, Мария, что вы хотели? Только учтите, что все данные о моих клиентах содержатся в строжайшей тайне, на моих устах печать, и ключ выброшен в синее море!
Нужно ковать железо, пока горячо. Похоже, толстячок по натуре своей впечатлителен и мыслит образно, значит, есть в его душе художественная струнка. Попробую сыграть на его отзывчивости. Непризнанные творческие души обычно очень отзывчивы на страдания ближних, особенно если эти страдания преподнести вкусно.
