Пёс Утикан вдруг начал драться с огромным гусем. Гусь сидит на собаке и злобно дерёт мех с её шкуры. Клочья шерсти так и летят во все стороны! Я подъехала ближе. Утикан взвыл от боли и радости, что я рядом, прыгнул ко мне. Вся морда в крови. Я испугалась за пса, припустила к остальным. Рассказала им о случившемся, а все почему-то рассмеялись. Мама сказала:
– Утикан ещё не видел гусей. Вот и познакомился. Другие-то собаки, видишь, учёные, и не лезут к ним.
– Почему брат на гусей не охотится? Их ведь много…
– В это время никто не охотится. У птиц детки маленькие.
– А осенью?
– Осенью можно.
– Гусиное мясо вкусное, – вздыхаю я.
– Так ты проголодалась? Погоди, немного осталось терпеть, доедем до бабушки Иргичэн, она покормит.
– А я и не знала, что у нас есть такая бабушка!
– Ой, грех! Не кричи имя громко, это я духа местности так называю, – шепнула мама.
Я оглянулась. Мне показалось, что кто-то нас слышит. А может, и видит? Оглядываюсь кругом: за каким пригорком скрывается дух бабушки Иргичэн?
Разбили стоянку в местности Иргичэн. Я играю неподалеку от берестяного чума, где мама что-то варит на костре. Пастухи спят, намаявшись ночью с оленями.
В нашу сторону, кажется, движутся двое – в тундре издалека всё видно. Для людей слишком крупные, на оленей непохожи, да и на всадников тоже. Я зову маму.
– Лоси, лоси в тундре! Беги, буди брата! – кричит мама.
Я забежала в чум, дёргаю брата за ноги:
– Эй, вставай! Лоси в тундре!
Брат сердито хлопает сонными глазами:
– Не мешай спать!
Завернулся в одеяло, голову закутал.
Я соображаю: наверное, лоси – это что-то страшное. Не зря же мама будить отправила!
– Вставай, лентяй! Мама велела встать – лоси в тундре! – я чуть не плачу.
– Э-э, о чём ты говоришь?
– Лоси в тундре! Вставай! – уже кричу изо всех сил.
– Ладно, только не ори так, встаю уже…
В это время слышится звук выстрела. Затем другой, третий… Я выскочила на улицу.
– Мама, в кого стреляешь?
Вглядываюсь туда, куда смотрит мать. Тех двоих нет и в помине.
– В лося стреляла. Один ушёл. Пусть, – сказала мама радостно. – Зато во второго попала. Хорошо, что появились, как раз мяса нет. Это ты, дочка, поохотилась зоркими глазами!
Мама меня поцеловала. Я подпрыгиваю, пытаясь увидеть застреленного лося. Из чума выбежали опоздавшие пастухи.
– Кто стрелял?
Мама громко щелкнула ружейным затвором.
– Э-э, лоси! Лоси в тундре, – отвечаю гордо. – Это я глазами охотилась!
– Чего заладила – «в тундре» да «в тундре», глупышка, – ворчит брат. – Сказала бы просто «лоси», и всё!
Посадил меня на плечо, и я увидела что-то тёмное в том месте, где шагали те двое.
…Ох и вкусное, ох и жирное было мясо! «Давно такого не ели», – хвалили пастухи. Говорили, что я славная охотница!
Однажды приехали в странное место, полное красивых пёстрых камней. Я собираю их по цветам. Светлые блестящие камешки называю сахаром и делаю вид, что ем их. На больших валунах «езжу», как на оленях. Строю белый, зелёный, коричневый домики. В коричневых у меня живут волки и медведи. В белом живу я сама. Перед тем, как идти спать, украшаю свою «деревню» красноватыми камешками. Оставляю сторожить белого каменного пса. Говорю ему:
– Хорошо охраняй!
Обещаю принести вкусную косточку, глажу по «голове».
Утром в нетерпении спешу к игрушкам. А их нет! Забрал кто-то. Плача, бегу домой. – Кто мои игрушки спрятал?!
– Эге, сестричка, вчера я видел геологов. Наверное, они взяли твои камни, – предположил брат.
Я возмущена.
– Они что – других не могут найти? Пусть отдают мои игрушки обратно!
Брат меня жалеет.
– В гости звали. Не плачь, я с ними поговорю.
Весь день жду брата. К вечеру он привёл русского дяденьку. Я побежала навстречу:
– Почему так долго? Камни, что ли, друг у друга отбирали?
– Кто же дерется из-за камней? – засмеялся брат. – На, вот тебе за твои камушки, – дал мне что-то, завернутое в бумагу. Я хотела развернуть, но незнакомый неприятный запах ударил в ноздри, и я от неожиданности уронила пакет на землю. Брат поднял пакет. Удивительно: в нём оказались маленькие человечки и зверюшки! Мягкие и свистят, как птички! Попробовала на зуб – кажется, пустые внутри.
– Почему оленей нет? – спросила я строго. – У меня много каменных оленей было! Назад их верните. Скажи ему, – велела брату.
Он перевел. Русский рассмеялся и что-то достал из кармана.
– Это мячик, – подал что-то яркое, круглое, с узором. Я взяла осторожно. А вдруг какая-то хитрая штучка? Но нет, он действительно походил на тот, что обычно шила мне из меха мама.
Я подбросила подаренный мяч. Он подпрыгнул, оттолкнулся от земли так весело и ловко, что я забыла об оленях и других игрушках. Играла в мячик почти до ночи! Остальными свистела. Подкравшись к чьему-нибудь уху, нажимала на игрушку, и та – пи-пи-и-и-и! – свиристела, как попавшая в петлю птаха. Человека брала оторопь, а я отбегала подальше и хохотала до упаду. Всем надоела своими свистульками, у мамы даже голова разболелась. Брат начал на меня сердито покрикивать. А я перед сном тайком сунула игрушки под постели. Свист, вопли, гомон! То-то было веселья! Все на меня разозлились, я устала от смеха и уснула.
Хотела и на следующий день повеселиться, да кто-то из моих свистулек выковырял железные пробочки. Перестали игрушки свистеть. Я закричала:
– Где пробки? Кто мои игрушки без голоса оставил?!
– Это не я!
– Не я, – отпираются.
Никто не хочет признаваться. До сих пор не признаются, вот какие!
Наша спасительница Мухала
Небольшой пригорок, на котором остались мы с мамой и десяток малорослых оленей, со всех сторон окружён водой – белесой, как чай с молоком. Сидим в крохотном чуме. Дров нет. К счастью, отдельные поленья можно найти в воде. Мама «заарканивает» их, как олешек, и подводит к берегу. Топляком оживляем печку. Иногда нет и этих поленьев.
Руки у мамы распухли от холодной воды. Почти ничего не держат, поэтому вся работа легла на мои плечи. Ловлю поленья, рублю, топлю печь, готовлю пищу под маминым руководством. Тут и еда кончилась. Можно было забить оленя, но руки у мамы совсем отказались работать, еле двигаются, а я ещё маленькая, не смогу поднять ружьё. Мы три дня ничего не ели.
Утром я вышла из чума и увидела, что собака Мухала треплет зайца. Мокрые оба. Видимо, заяц тонул, и собака его поймала. Я легко отобрала еду у Мухалы, та только поворчала немного.
Я приволокла добычу в чум. Освежевала, мясо промыла. Мама говорит:
– Вырежи печень и съешь сырой. Это хорошо подкрепит.
Так я и сделала. Печень была неприятной на вкус, но что делать – надо подкрепиться.
Пошли топляк собирать. Мама накинула рюкзак на плечи:
– Что найдёшь, кидай в него.
В печке затрещал весёлый огонь, и так вкусно запахло!
– Не ешь много, – советует мама. Я-то, конечно, готова съесть всё сразу. Поела и уснула. Как хорошо спать, когда в желудке тепло!
Мухала ещё несколько раз приносила зайцев и уже не ворчала, что я их у неё забираю. Для всех охотилась. Руки у мамы немножко зажили, скоро она смогла убить из ружья оленя. Собака перестала охотиться, тоже сытая. Наводнение понемногу спадало. Приехал брат с пастухами и забрал нас с островка.
…Мухалы давно нет, но я всегда помню, как она спасла нас от голода.
Как-то раз зимой собралось много народу. Согнали оленей в одно огромное стадо, давай считать. Некоторых приготовили на убой. Приехало начальство, каждому пастуху выделили по новой палатке с новой железной печкой. Даже Ванчик такую палатку получил, а ведь он совсем ещё молодой. Бежит, ликуя, вприпрыжку, а за ним бегу я. Его радости так много, что хватает и мне. Пастух поёт:
Какой я счастливый!
Мне подарили радость –
Красивую палатку с печкой,
Я поймал удачу,
Охо-хо-хо-хо!
– Ванчик, можно, я буду петь твою песню? – спрашиваю я, еле поспевая за ним. Заглядываю в его весёлое лицо.
– Если чувствуешь счастье, пой, конечно, мне не жалко, – разрешает он.
– Охо-хо-хо-хо! – пою я каждому, кого встречаю на пути. – Мне подарили радость!
– Чего раскричалась? – сердится брат. – А ну перестань!
– Я не кричу, а пою. Я сегодня счастливая, вот и пою от радости! Охо-хо-хо-хо! Слышишь, как красиво получается?
– Ну, если счастливая, тогда ладно, – улыбается брат. И я слышу, как он тоже тихонько начинает напевать!
К вечеру тут и там слышится полюбившийся мотив. Я думаю: «Какой день хороший! Все-все счастливые!»
Ужинаем вместе, собравшись в самой большой палатке. Весело, шумно. Люди делятся новостями. Мне тоже хочется поделиться.
– Послушайте! – говорю я, и люди оглядываются. – А ведь мы сегодня счастливые!
Они удивляются, смотрят друг на друга.
– Девочка права!
– Так и есть!
