– Погоди! – озабоченно сказал Багров. – Откуда Зигя вообще тут взялся? Кто его привел, да еще с ящиком?
Малютка важно надул щеки, отложил телефон и с победным видом задрал на голову свитер. На груди у него, чуть ниже шрамов от крупнокалиберного пулемета, помадой было крупно выведено:
«ПрИсмОтри за нИм. ПраСковЬя».
– А где сама мамуля? – спросила Ирка.
– Мамуля сколо велнется! – уверенно пообещал Зигя.
Матвей с облегчением улыбнулся. Малютка посмотрел на него и ласково добавил:
– Да-да-да! Она казала: стобы все дни, сто я у вас буду носевась, я холосо себя вел! И тогда Витя плинесет мне подалосек!
Улыбка Багрова изогнулась в противоположном направлении:
– Что?! Ночевать?! У нас нет для тебя свободной кровати!
– Ну и сто? Я буду спать с вами! Я боюсь спать один! – сказал Зигя.
Матвей беспомощно оглянулся на Ирку. Та пожала плечами.
– Будешь спать на одной кроватке с папой Матвеем! – объявила она.
– Я ему не папуля. Папуля у него Дохляндий Осляев… Ладно-ладно, поехали! – сказал Багров и, торопливо отвернувшись, чтобы не встречать кислый взгляд Ирки, занял водительское кресло.
Микроавтобус им. Бабани (хотя по документам это была «Тойота-таун-айс-ноах») подпрыгивал на дороге, считая крышки канализационных люков. Такая уж у Багрова была привычка – наезжать на все люки подряд, чтобы послушать, как они звучат. Матвей утверждал, что каждый люк звучит неповторимо. Ирка же спорила, что когда-нибудь они провалятся и останутся без колеса.
– Типично женский подход! Когда действительно стоит бояться – тут ты ничего не боишься! Готова с вилкой на полк солдат кинуться, если они щеночка обидят! А когда бояться не надо – тут ты дрожишь и трясешься! – возражал Багров.
Ехать пришлось не особенно далеко. Первых два вызова были поблизости. Один на Большой Черкизовской, другой на Оленьем Валу. На Большой Черкизовской, во втором корпусе 28-го дома, на заваленном балконе третьего этажа сидел дракон и пожирал кошку. Кошка была очень толстой и, должно быть, вкусной. Дракон же выглядел истощенным. Перепонка правого крыла была у него разодрана вершиной сухого дерева. Та же вершина рассекла ему и бок, который теперь гноился.
– Hic sunt dracones[8], – сказал Багров. – И смотри, опять раненый! Надеюсь, поблизости нет охотников за глазами, потому что это легкая добыча.
Ирка старалась не делать резких движений, чтобы не пугать дракона. Встревоженный, он мог полыхнуть огнем.
– Да! Эссиорх прав. Москва наполняется созданиями первомира, – сказала она.
– Ранеными созданиями первомира, – поправил Матвей. – Они пугают нежить, выживая ее с привычных мест обитания. С этим связаны все наши вызовы.
Ирка с Багровым позволили дракону доесть кошку («Не пропадать же продукту!» – сказал Матвей), после чего послали разбираться с ним Огнедыха. Саламандр, недовольный, что его выпустили из керосиновой лампы, пулей взмыл к небу. Некоторое время Огнедых и дракон обстреливали друг друга огнем. Со стороны это выглядело как фейерверк. Балконный дракон бил алой расширяющейся струей, Огнедых же, уклоняясь, отвечал короткими раскаленными плевками. На первый взгляд казалось, что дракон и саламандр пытаются самоуничтожиться, однако и Ирка, и Багров знали, что это не так. Скорее это можно назвать установлением иерархии. После пары минут огненного салюта, превратившего в свечи все деревья поблизости, балконный дракон согласился признать первенство за Огнедыхом, после чего и дракон, и саламандр куда-то улетели. А еще минут через десять саламандр вернулся один и сразу полез в лампу греться.
– А где длакон? – спросил Зигя.
– Он его спрятал, – ответила Ирка.
– Куда?
– Откуда ж я знаю? Он как-то объясняет им, что надо спрятаться. А как и куда – это секрет! – сказала Ирка, и они поехали на следующий вызов.
На Оленьем Валу на компьютерщика, тянувшего на чердаке кабель Интернета, напала какая-то потусторонняя сущность. Сейчас этот парень, даже не бледный, а какой-то синий, сидел на ступеньках верхнего этажа и раскачивался. Он не помнил ни своего имени, ни где живет.
– Видимо, мавка! Они любят память выпивать! – предположил Багров, наклоняясь, чтобы заглянуть парню в глаза. – А мавка – это значит что?
– Что? – спросила Ирка.
– Правильно! Мавка – это не к нам! Мавка – это к златокрылым! – сказал Багров, ничтоже сумняшеся перебрасывая мавку на ближайшую боевую двойку светлых стражей, курсировавшую в районе Преображенской площади.
– А с парнем что делать? – озаботилась Ирка. – Его же за наркомана примут!
– Точно, – согласился Багров. – Примут. И в психушку упекут. Зигя, отлипни от телефона! Ну-ка, подними его! Придется залить ему новую память. Старую мавка уже не вернет, особенно когда златокрылые залепят в нее пару маголодий… У меня осталось только две матрицы: «женщина-которая-всегда-права» и «датский король». Которую заливаем?
– Не женщину же… Давай датского короля! – сказала Ирка и, подойдя к парню, свешивавшемуся с плеча у Зиги, капнула ему в ухо из желтого пузырька с узким горлышком.
Капелька мгновенно всосалась, распространив слабый, но упорный запах ландыша. С полминуты парень болтался на плече неподвижно, лишь слабо вздрагивая руками, а затем открыл глаза и произнес:
– Undskyld mig, mine herrer! Hvor er jeg? Hvem er du?[9]
– Простите, ваше величество! Мы не понимаем! – извините Ирка. – Зигя, отпусти!
Малютка осторожно поставил его на ступеньки. Компьютерщик вежливо поклонился, коснувшись рукой груди, и стал спускаться.
– И куда он? – спросила Ирка.
– Без понятия. Видимо, отправился искать датское посольство! – хмыкнул Багров.
– Но почему он не поехал на лифте?
Багров посмотрел на этикетку пузырька:
– А, ясно! В его время лифтов еще не изобрели.
– Что? Почему не изобрели? Что мы ему налили?
Матвей сунул Ирке пустой пузырек.
– Посмотри-ка! Мы заправили его памятью датского короля Фредерика VII, правившего в девятнадцатом веке… Думаю, датчанам это будет интересно! Поехали на следующий вызов!
И снова они едут. Матвей ведет, Ирка смотрит по сторонам. Вот ворона, опираясь на хвост, с усилием тащит из мусорного бака пакет с бутылками. Тяжело. Сдалась, отпустила. Отдохнула, опять начала тянуть. Молодец, вытащила! Перевалила через край. Одна из бутылок выскользнула из пакета и разбилась. Ворона испугалась и улетела. Ну не сложилось, что тут сделаешь!
А вот надпись на асфальте, хорошо видная из высокого автобуса. Каждая буква в полметра: «ЗАЯ, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! СУСЛИК».
– Ишь ты, выкрутился! Даже и сглазить нельзя за то, что асфальт пачкает! Не сглаживать же всех зайцев в лесу и всех сусликов! – прокомментировал Багров.
Сыночек Дохляндия Осляева прыгал за их спинами, ударяясь могучими коленями о железный сундук. Его босые ступни упирались в заднее стекло автобуса и раскачивались, как дворники. Если приглядеться, то на пятке левой ноги обнаруживалась клейменая печать: «Собственность Тартара. Использованы секретные технологии. При утилизации полностью уничтожить!» К печати прилагалась небольшая вытатуированная приписка: «Аида Плаховна! Не притворяйтесь, что вы близоруки и этого не прочитали!»
Под ногами у Багрова шуршала фольга.
– Хоть убей не понимаю, как можно за два часа посадить полностью заряженный смартфон! И как можно сожрать восемьдесят шоколадок, тоже не понимаю! – хмуро сказал Матвей.
– Он просто играл! А съел, потому что проголодался! А коробку с шоколадом все равно сунула в машину Прасковья, – напомнила Ирка.
– А я просто рулю. И просто завидую, – проворчал Матвей. – Может, я хотел зажилить пару плиток.
– Лучше выпроси у Зиги его ящик! – шутливо сказала Ирка.
Малютка перестал болтать ногами.
– Не дам! Мое! – заявил он, и мышцы у него вздулись грозными буграми.
– А что в ящике-то?
Зигя задумался. Это был страшный секрет, но чем страшнее секрет, тем больше его хочется разболтать.
– Мой длуг! – сообщил он.
– Друзей не держат в железных ящиках! – заметила Ирка.
Зигя шмыгнул носом. Авторитет Ирки в его глазах был достаточно высок, хотя и меньше, конечно, непререкаемого авторитета мамули.
– Он убезыт, – озабоченно сказал малютка.
– А кто твой друг? Собачка? – уточнила Ирка.
– Он не собаска! Он длуг!
– Ну хорошо… А что он хотя бы ест?
– Пастилинцык! – сообщил Зигя. – Я леплю ему из пастилинцыка кафетки!
– Я фигею, дорогая редакция! И ради этого друга нужно было уродовать мой автобус?! – взвился Багров.
– Не твой! Бабанин! – поправила Ирка, при упоминании «пастилинцыка» ощутившая смутное беспокойство.
– Какая разница? Она на нем не ездит, а вещь принадлежит тому, кто ею пользуется! – сказал Матвей и этим спорным заявлением отвлек внимание Ирки от пластилиновой темы.
Микроавтобус имени Бабани медленно продвигался по царству стекла и бетона. Офисные здания напоминали осиные гнезда. На крыльце у каждого роилось множество отколовшихся от общего офисного хозяйства трутней. Мужчина в белой рубашке, свесившись так, что мог выпасть в окно, кричал кому-то сверху:
