– Почему? – Пелька, задрав голову, смотрела на удаляющееся чудище.
– Потому что это был перитон! – сказал Олаф. – Далековато он залетел. Куда чаще их встретишь над океаном.
– Это чудище – перитон? – с ужасом спросила Магемма. – Как ты узнал?
– По тени, которую Штосс назвала призраком, – объяснил Олаф. – Перитон отбрасывает человеческую тень. Там, где я родился, говорят, что перитоны – духи погибших вдали от дома моряков, которых кто-то еще ждет. Как только перитона перестают ждать – он погибает. А этого, видать, еще ждут.
Пока Штосс, исправляя упряжь, возилась с кожаными ремнями, Магемма пением успокаивала уцелевших мулов. Несмотря на то что ей это удалось, тянули мулы плохо. Арей почти обрадовался, когда вечером один из безобидных с виду камней, мимо которых они проезжали, внезапно выдохнул огонь и поджарил еще одного мула. После этого камень сорвался с места и быстро улетел.
– Кто это был? – крикнула Пелька.
– Дракон! – отозвалась Штосс.
– Никакой не дракон, – сказал Олаф, только что прикончивший горящего мула.
Он нашел сухое дерево, подошел к нему и, наказывая себя, несколько раз стукнулся о него лбом:
– Тупица! Болван! Вот тебе! Вот! Просмотрел виверна, да еще такого матерого!
– Виверн? – переспросила Штосс. – С чего ты решил?
– Принюхайся!
Штосс неохотно втянула ноздрями воздух.
– Не слышишь, что ли, вони? Черная или красно-коричневая чешуя, местами покрытая мхом. Отлично маскируется, поджидая добычу. Неподвижность, красные глаза…
– Это все бывает и у драконов, – ворчливо сказала Штосс. – У скалистиков, например.
– Да. Бывает. Но зловонное дыхание – визитная карточка вивернов. Если от драконов и попахивает иногда, то запах… горячий такой, не противный. От вивернов же воняет тухлым мясом, которое застревает у них между зубами. Это мясо их жертв, которое не выгорает, потому что температура пламени у вивернов невысокая. Зато пламя у них очень липкое. Ты будешь гореть еще много часов после того, как виверн на тебя дохнет. И даже вода не погасит пламени. Единственное, что сбивает пламя вивернов, – земля.
Мифора озабоченно посмотрела на свои обкусанные ногти, которые она вечно пыталась привести в порядок.
– А почему тогда виверн улетел сразу после атаки? – спросила она.
– Зачем ему рисковать? Сидит где-нибудь на скале и смотрит на нас. Зрение у него отличное. А к мулу вернется, когда мы уйдем. Он знает, что мул никуда не убежит, – объяснил Олаф.
– Частично убежит! А ну дай сюда топор! – сказала Штосс.
– Держи. Надеюсь, ты его не испортишь, – заметил Олаф.
Топор Штосс не испортила, хотя тушу разделывала с таким кровожадным рвением, что даже много повидавший на своем веку Арей покачал головой. Великанша явно умела обращаться не только с боевой плетью. Закончив разделку, Штосс закинула себе на плечо заднюю ногу мула. Другой же большой кусок мяса положила перед драконом. Тот, понюхав, отвернул морду, хотя не ел уже так давно, что теперь едва ли сумел бы проползти несколько метров.
– Повозку придется бросить. Одному мулу ее не увезти, – сказал Арей.
Мифора посмотрела на восемь своих перстней. Подышала на них. Бережно протерла бархоткой, которая всегда свисала с ее запястья.
– Возможно, я могла бы заставить колеса вращаться, – неуверенно предложила она.
– Ага. Магией. Чтобы нас убило молниями, а то, что останется, залило бы дождем, – заметила Магемма и, передразнивая, вытянула вперед руки, точно и на ее хрупких пальцах сверкали тяжелые волшебные перстни.
– Тогда как? Оставим дракона? – спросил Олаф.
– Без дракона мы не найдем того, что ищем. Если раненый дракон был нужен охотникам за глазами, то нужен и нам, – сказал Арей, переводя задумчивый взгляд с дракона на мула и обратно.
Зрачки у следившего за ним Олафа расширились от изумления.
– Не предлагаешь ли ты… – начал он.
Арей ухмыльнулся. Четверть часа спустя к горам, спотыкаясь, шагал перепуганный мул. К его спине широкими кожаными ремнями был прикручен дракон. Голова дракона была обращена к хвосту мула, чтобы его дыхание не устрашало бедолагу еще больше. Успокаивая мула, Магемма не переставая пела. Пелька, подражая ей, тоже попыталась запеть, но мул с перепугу взбрыкнул и едва не свалился в овраг. Слуха у Пельки не было, зато она старалась компенсировать все рвением и громкостью.
Вскоре они расположились на ночлег. Костер разожгли бездымный, разбойничий, на котором Штосс ухитрилась ловко и вкусно поджарить мясо.
– Все-таки виверном попахивает… Ты бы перца, что ли, положила! – сказал Олаф, дразня ее.
Великанша перестала жевать и, подняв голову, мрачно уставилась на него.
– Не нравится – так отдай! – прорычала она.
Мясо варяг не отдал, но и рассуждать не перестал:
– Иногда ведь как бывает… Кто-то, например, профессиональный солдат, но мнит себя кулинаром. Скажи ему, что он мечом работать не умеет, – он лишь хихикнет, а вот намекни, что он мясо пережаривает…
Штосс медленно привстала.
– Кто тут мясо пережаривает? – спросила она совсем тихо.
– Да это просто неудачный пример… – стал оправдываться Олаф. – Гунита! Да не накручивай ты!.. Ой!
Лицо у великанши перекосилось.
– Гунита?! Как ты меня назвал?! Я ШТОСС! – прорычала она, хватая варяга за шиворот и дергая к себе с такой силой, что он перелетел через костер.
Упав, Олаф ловко перекатился и с хохотом стал удирать от Штосс, которая со страшными проклятиями гналась за ним. Пелька смотрела на них испуганными глазами и лишь после, разобравшись во всем, начала неуверенно смеяться.
– И часто они так? – спросила она.
– Частенько. Это все Олаф… – сказала Магемма. – Он вечно начинает.
Арей не ужинал. Он лежал в стороне от всех, на каменистом пригорке, где к нему не могли подобраться гробовщики, и смотрел в небо. Ему чудилось, что он видит шелковую ткань с нанесенным рисунком. Ткань то провисала, то натягивалась, рождая неведомые переливы. Звезды мигали, созвездия шевелились. Арей глядел на бесконечную дорогу Млечного Пути и с тоской думал, что навеки отрезал себя от всего этого. Как тупо и бездарно они – бывшие стражи света – все запороли! Точно глупые воры прокололись на краже медной монетки из кармана у нищенки, а потом уже, схваченные, внезапно осознали, что рядом была сокровищница фараона, предназначенная лично для них, откуда бы они могли брать все, что захотели бы. Но именно брать, а не воровать!
Минувшее, где ты? Где захлебывающаяся радость творчества? Где надежда? Что ждет их впереди? Вечный голод, вечная охота за эйдосами и в финале – чернота Тартара. А ведь могли бы получить всю Вселенную! Просто как дар! Все звездные дороги, все тайны мира – все было для них!
– Ты не выдумывал ад, – негромко сказал Арей, обращаясь непонятно к кому. – Тартар мы придумали сами. Счастье в том, чтобы служить своему назначению, а не изобретать себе новое непонятное назначение. Это гордыня. Выброси рыбу на сушу. Ее чешуя и плавники станут для нее мукой. Брось кошку на дно. Ее легкие наполнятся водой и опять же станут для нее мучением. А если кошка еще и бессмертная, то мука будет длиться вечность.
Рядом послышался шорох. Арей настороженно повернулся. Пелька. Подобралась неслышно, как змея, и, приподнявшись на локтях, жадно слушала.
– С кем вы разговаривали? – спросила она.
– Да так, – сказал Арей. – Ни с кем.
– Нет. Вы говорили. С тем, кто повелевает громами? Да?
– Тебе виднее.
– И он слышал?
– Да, – неохотно сказал Арей. – Слышал.
– А почему он не ответил?
– Он не всегда отвечает сразу. Чаще отвечает самим ходом событий. Иногда его ответ отзывается в твоем сердце, порой озвучивается через кого-то, кто и сам об этом не подозревает. Просто человек произносит что-то, а ты понимаешь, что это было сказано для тебя. Все очень по-разному. Если бы он отвечал сразу, мы перестали бы его слушать. Хотя и так, кажется, перестали…
Девушка кивнула.
– Неужели поняла? – не поверил Арей.
– Еще бы! Я же дочь писца! – с обидой отозвалась Пелька и уже другим, нерешительным, голосом добавила:
– Можно вопрос?
– Один можно, – разрешил барон мрака.
– Вас кто-нибудь когда-нибудь любил?
«Тот, кто меня создал», – хотел сказать Арей, но тотчас внутри всколыхнулась обида, и он этого не произнес.
– Нет. Никто.
– Почему?
– Это уже второй вопрос. Мы договорились, что будет один.
Пелька засмеялась. Ее белые мелкие зубы сверкнули.
– Может быть, вы слишком любили самого себя? Ждали ответа, ничего не давая взамен? А вы попробуйте кого-нибудь полюбить первым!
– Кого, например? – спросил Арей.
– Меня! Или вам больше хочется любить Гуниту?
У костра кто-то глухо зарычал. У великанши был прекрасный слух.
– Кто назвал меня Гунитой?! Шею сверну!
