Дмитрий Емец - Самый лучший враг

– Меня! Или вам больше хочется любить Гуниту?

У костра кто-то глухо зарычал. У великанши был прекрасный слух.

– Кто назвал меня Гунитой?! Шею сверну!

Поужинав, легли спать. Оборотень остался на часах. После него дежурил Олаф, а когда время его стражи вышло, варяг разбудил Мифору. Волшебница открыла глаза за мгновение до того, как его рука прикоснулась к ее плечу.

– Ну как? Все спокойно? – спросила она.

– Почти, – сказал Олаф. – Послушай!

Мифора села, кутаясь в плащ. Было холодно. К земле жался влажный туман, сквозь который доносились неприятные звуки. Казалось, где-то недалеко ссорится за добычу стая ворон.

– Гарпии, – сказал Олаф. – От их перьев отскакивают стрелы. Они крадут детей, а с мужчин, нападая сзади, стараются когтями содрать скальп.

– На нас не нападут, – сказала Мифора. – Мы для них слишком сильный отряд.

Варяг устроился под плащом:

– Да, не нападут, но своими криками могут привлечь кого-то поопаснее. Например, аземану. Днем она женщина как женщина, а вот ночью превращается в огромную летучую мышь. Жертву обычного вампира и жертву аземаны несложно отличить. Вампир обычно насыщается после десятка глотков, а вот у жертвы аземаны не остается ни капли крови.

Мифора любовалась своими перстнями. Четыре темных перстня жадно впитывали лунный свет. Четыре светлых напротив, защищались от него зеленоватым мерцанием.

– Да, – согласилась она. – Аземаны опаснее вампиров. В полете стремительнее молнии. Сонную артерию перекусывают в один момент. И окончания крыльев у них острые. Голову срезают на раз, особенно при атаке сзади…

Олаф уже лежал с закрытыми глазами, собираясь спать.

– Но я все равно предпочел бы иметь дело с аземанами, – зевая, сказал он. – Аземаны – истинные женщины. Обожают тайны. Если успеешь спросить что-нибудь вроде «Спорим, ты не знаешь, на какой палец ундины надевают наперсток?», аземана никогда тебя не убьет, пока не узнает ответа. И считать обожают. Рассыпь пару горстей пшеницы – и, пока аземана не сосчитает все до последнего зернышка, ты в полной безопасности.

Мифора смотрела на Пельку. Девушка спала под бараньей шкурой рядом с Магеммой. Во сне лицо ее казалось взрослым. Даже приоткрытый рот не портил серьезности его выражения. Под щекой у Пельки, там, куда обычно подкладывают ладони, плашмя лежал нож.

– Хорошая девчонка! Осторожная, быстрая, как ласка. Опасность чувствует лучше Штосс, – похвалила Мифора.

– Это потому, что она слабая. Гунита знает, чего нужно бояться, а на остальное не обращает внимания, а девчонке надо бояться всего, – прогудел Олаф.

– Да, – согласилась Мифора. – Но она ухитрилась продержаться в Запретных землях несколько долгих лет! Там, где любой подготовленный боец не протянул бы и месяца…

– Возможно. Но впереди горы, – сказал Олаф. – Лучшее, что мог бы сделать Арей, это дать девчонке хорошего пинка в направлении, противоположном нашему движению. А он почему-то держит ее.

– Возможно, она ему нравится, – заметила Мифора.

– Исключено. Он страж мрака, – сказал Олаф. – Стражу мрака позволительны только легкие интрижки. А любить нельзя. Любящий неблагонадежен для мрака.

Мифора подышала на один из перстней, украшенный тремя мелкими изумрудами, и протерла его бархоткой. Перстень заблестел так, что стало больно смотреть, и ей пришлось опустить крышечки очков.

– С каких это пор ты заботишься о мраке, Олаф? – поинтересовалась она.

– Я не забочусь ни о мраке, ни о свете. Я лишь знаю, что ту, которая полюбит стража мрака, ждет смерть. И это так же точно, как если бы я вогнал ей нож в глаз, – сказал варяг.

На другой день они подошли к скалам. Горы начинались с отдельных разбредающихся камней, выступавших из-под земли твердыми хребтами. Мнительной Пельке они казались живыми. Ей чудилось, что сейчас они вздыбятся и нападут.

– Надо подниматься, – сказал Олаф, когда стало ясно, что дальше пути нет.

– Ты уверен?

– Я здесь впервые, как и вы, – сказал варяг. – Но дракон смотрит туда…

И правда, морда прикрученного к спине мула дракона была устремлена за скалистую гряду. Выглядел дракон неважно, но явно лучше, чем вчера. Глаза его блестели. Он даже пытался освободить одно крыло.

Первым опять пошел Олаф. За ним Магемма вела мула. За Магеммой – Пелька, потом оборотень, Штосс с Мифорой и замыкающим Арей. Копыта мула скользили. Штосс ушибла ногу и ругалась.

Так, в тяжелом подъеме, прошло несколько часов. Под конец пришлось идти по каменистому козырьку, прижимаясь к скале. Вершина гряды напоминала скол зуба. Небольшая площадка – и сразу же спуск к подножию второй гряды. Перед тем как перевалить через вершину, Арей остановился. Козырьком поднес к глазам руку и долго смотрел на оставшуюся позади равнину. Вдали, у серых одиночных камней, отмечавших выход из той балки, где виверн поджарил мула, тянулась цепочка темных точек.

Арей смотрел на эти точки и, шевеля губами, считал. К нему подошел Олаф, а за Олафом и остальные. Уставший мул щипал траву.

– Куда ты смотришь? – спросил варяг.

– Их девять, – сказал барон мрака. – Мы опережаем их примерно на пятнадцать часов. Телепортироваться они не могут, но движутся быстрее нас. С нами женщины, и еще мы ведем мула.

Магемма перестала мурлыкать песенку.

– Охотники за глазами? – спросила она.

Арей кивнул:

– Думаю, да.

– Прекрасно! Итак, нас шестеро против девяти стражей мрака, – сказала Магемма.

– Нет! – сказала Пелька. – Нас восемь! Еще я и Грустный!

– Грустный – это кто? – заинтересовался Олаф.

– Грустный – это он! – Пелька с гордостью показала на спину мула.

– Ну да! Мулу и правда не с чего веселиться. Все думает, когда же его съедят, – признал варяг.

– Я показываю не на мула, а на дракона! – обиделась Пелька.

– Что ж! Пусть восемь против девяти… Шансы просто зашкаливающие, – сказал Арей.

Мефодий протянул к звонку палец, но в последний момент отдернул его.

– Уф! Ну могу! – сказал он.

– Давай! – сказала Дафна. – Это твои родители! Не можешь же ты все время от них прятаться?

– Я не прячусь… Просто меня недавно убили и у меня по этому поводу комплексы!.. Ну ладно! Посмотри на меня в последний раз! Нимба не видно? Крылья не торчат?

Дафна придирчиво оглядела его.

– Сойдет, – сказала она. – Хотя погоди! У тебя пуговицы через одну застегнуты!.. Зозо решит, что я за тобой не слежу! Она же не знает, что ты просто хроническая свинка!

Мефодий послушно позволил привести себя в порядок.

– Точно не видно, что я златокрылый? – уточнил он.

Дафна, не отвечая, нажала на кнопку звонка. Мефодий стоял и слушал. По легким, быстрым шагам он узнал мать. Папа Игорь обычно передвигался семенящими перебежками, и тапки шаркали задниками по полу.

Зозо открыла. Охнула и, уколовшись о букет роз, который Мефодий держал перед собой, бросилась сыну на шею:

– Ах! Ах! Ах! Что же ты не позвонил! Я бы что-нибудь приготовила!..

– Да ничего! – отмахнулся Меф.

– Это тебе ничего! А вот Дашенька же могла подумать! – сказала Зозо, с укором посмотрев на Дафну.

Та развела руками, соглашаясь быть по всем виноватой. По свойственной стражам света сострадательности она хорошо понимала Зозо. Еще бы! Растишь мальчика, растишь, вкладываешь в него деньги, котлеты и чистые носки, а потом появляется особа, которая его у тебя забирает и к тому же забывает вовремя за него подумать! И это при том, что Дафну Зозо любила, считая ее самым приемлемым вариантом девушки, которая будет делать ее сына несчастным.

Обнимая Дафну, Зозо случайно обняла и морду высунувшегося из рюкзачка Депресняка. Не успел всегда желавший гладиться котик потереться о ее ладонь, как глаза у Зозо защипало и она, всхлипывая, унеслась на кухню оплакивать салатики.

– Поздоровайся! У нас в гостях Эдя! – издали крикнула она, промокая рукавом слезы.

Однако прежде чем Мефодий увиделся с дядей, к нему вышел папа Игорь.

– Как дела? – спросил он у сына.

– Нормально, – с осторожностью отозвался Мефодий.

– В каком смысле «нормально»?

– А в каком тебе хочется, чтобы у меня все было ненормально?

Папа Игорь нахмурился. В нем извечно боролись две силы. Первая хотела гордиться сыном, а другая желала постоянно подправлять его и критиковать.

– У тебя что-то случилось? – спросил он.

– Да в порядке у меня все!

– Точно в порядке? Ты уверен?

– Перестань! – вспылил Меф.

– А почему ты мне грубишь, если в порядке? Неужели тебе не на что пожаловаться? Ты работаешь? Где? Денег хватает?