командному составу.
Лев открыл пластиковую сумку. Двумя пальцами вытащил листок бумаги размером с ладонь. Это был список, напечатанный на машинке.
— Посмотрим. Тушенка, крупа, сахар… Точно, паек. Но тушенки в пакете нет. Отметь это в протоколе. Возможно, часть продуктов прихватил преступник. Дальше. Разорвана топографическая карта района. Оторванная часть исчезла. Ты пишешь? Почему нет? Пиши…
Осмотрев и сделав фотографии места преступления, очертив контуры мертвых тел мелом, капитан Лев перешел к допросу свидетелей. Первым он пригласил дежурного по контрольно-пропускному пункту, где с территории гарнизона могла выехать автомашина.
— Сержант Семенов, я вас вызвал как свидетеля и проведу первичный допрос. Черновой, если так понятнее. Потом могут быть еще и повторный, и дополнительный. Если это понадобится следствию. Есть вопросы?
Сержант выглядел взволнованно. Он то и дело вытирал носовым платком пот со лба, сжимал кулаки и хрустел костяшками пальцев.
— Нет, товарищ капитан.
— Вот и отлично. Для начала предупреждаю, что вы не обязаны свидетельствовать против себя самого.
— Не очень ясно, как это?
— Допустим, вы в чем-то помогали преступнику.
Были в сговоре с ним.
— Я не был, товарищ капитан.
— Отлично, но если бы даже были, то доказать это обязанность следствия. Если, конечно, вы не захотите сделать откровенное признание.
— А-а…
— Давайте начнем с анкетных данных. Валера, ты записывай. Теперь по существу. Когда вы узнали о том, что произошло в штабе?
— Нужно точно?
— Конечно.
— В пять часов десять минут. Когда на КПП прибыл майор Зябликов с усилением наряда. Рядовой Смолин тогда рассказал мне, в чем дело.
— Когда вы заступили на дежурство?
— После вечернего развода нас привезли на КПП, а тех, которые сменились, увезли.
— Проходили ли ночью через ворота машины?
— Нет, вообще в течение ночи по бетонке в сторону КПП машины не проходили.
— Вы каким-то образом отмечаете их въезд и выезд из зоны?
— Так точно. Указываем время, номера машин, фамилии старших.
Следующим перед дознавателем предстал начальник караула прапорщик Козорез, тот, который первым обнаружил преступление и сообщил о нем командиру бригады.
Прапорщик нервно кусал губу. Он никогда не думал, что в целом-то рутинное караульное дело, главной трудностью в котором для служаки было повторение тех же самых действий через сутки на третьи, может приобрести разворот, последствия которого предугадать нельзя. Суть любого следствия в армейских условиях заключается в том, чтобы подобрать наиболее удобного человека, потом назначить его виновным и примерно наказать. Тем более это опасно, когда у тебя нет хорошего заступника — папы-генерала, мамы в администрации губернатора, дяди-банкира. Нет в родне таких, дело твое труба — глуши двигатель, сливай воду. Значит, с дознавателем, хотя тот и сослуживец, ухо надо держать востро, потому что в жизни самые верные друзья и самые заклятые враги — сослуживцы.
Пугало Козореза и то, что он многое знал о государственном демократическом правосудии. Для того чтобы статистика борьбы с криминалом в армейских условиях выглядела более убедительной, военному суду выгоднее прихватить и привлечь к ответственности четырех прапорщиков, чем одного генерала. Да и простор для проявления судейской принципиальности тем шире, чем меньше размер звездочек, лежащих на погонах военнослужащего. В самом деле, не станет же капитан Лев, который подчинен полковнику Зотову, валить всю вину на своего же шефа, если ее можно поровну разложить на других, взятых из более легкой весовой категории.
Ко времени, когда Козорез предстал перед дознавателем, уже нашли Гильмутдинова, который был жив, но находился без сознания. Обнаружили и пролом в ограждении охраняемой зоны, в который выехал с территории преступник. Теперь Лев точно мог назвать его фамилию — Чикин, поскольку водитель дежурной машины соучастником убийцы и грабителя явно не был. В этих условиях главным для дознавателя стало выяснение того, почему часовые, охранявшие наружную ограду, не засекли несанкционированного прорыва преступника из запретной зоны наружу.
— Дело в том, — объяснил Козорез, — что в карауле для часовых на периметре скользящий график.
— Объясни, что значит «скользящий график»?
— В связи с сокращением штатов, мы не можем обеспечить часовыми все вышки, которые гарантируют надежную охрану зоны. Поэтому часть вышек пустует. По скользящему графику система расстановки охраны регулярно меняется. На пустовавшие места выставляются часовые, с других они в то же время снимаются. Это мера вынужденная.
— Значит, какие-то участки периметра временами остаются открытыми?
— Да, но о том, какие именно участки не защищены, знают немногие.
— И это при том, что электротехническая система охраны на внешней линии города снята?
— Так точно. Она осталась только на ограде технической зоны.
— Мог рядовой Чикин знать такого рода детали?
— Да, безусловно. От состава караула, заступившего на суточное дежурство, такие сведения не скроешь…
Закончив допрос Козореза, капитан Лев попросил его:
— Не в службу, пригласи ко мне срочно Гуся. Сумеешь найти?
— Так точно! — Козорез был рад, что пока для него все обошлось благополучно.
* * *
Прапорщик Леонид Гусь в строю без малого двадцать лет. Широколицый, скуластый, с едва заметной азиатской узостью глаз, всегда перетянутый поясом и портупеей, в надраенных до блеска сапогах, он строг, но справедлив: дважды за один проступок никогда не наказывает; прежде, чем наказать нарушителя, выясняет, кому должно за непорядок достаться, но заранее честно предупреждает всех: «Щас вот разберусь как следует и накажу кого попало»! Всерьез или шутит — поди, угадай.
В бригаду Гусь попал по переводу из отдельного специального батальона вместе с капитанами Львом и Бурковым, с прапорщиком Щербо. И, конечно, оказавшись в новом коллективе, четверо сослуживцев продолжали сохранять между собой более тесные товарищеские отношения, чем с другими.
Поэтому, когда Гусь узнал о том, что его пригласил Лев, прапорщик воспринял известие без волнения.
— Леонид, — начал разговор капитан Лев, — я бы и сам сделал то, что хочу предложить тебе, но меня до конца дознания никуда из гарнизона не отпустят. А этого подонка Чикина надо догнать и открутить ему башку. Ты знаешь, я уже давно не служу идее, но здесь такой случай…
— Бросьте, товарищ капитан. Так я вам и поверю, что вы идее не служите. Денег нам не платят, значит, в России единственные патриоты — военные. Служат за так, ко всему хрен знает кому…
— Не в этом дело, Леонид. Ни ты, ни я идее давно не служим. Нет у нас ее. Поэтому никакой гуманностью руководствоваться в отношении поганцев, поднимающих руку на членов нашего братства, я не намерен.
— Согласен.
— Леонид, пойди к комбригу. Пусть разрешит тебе двинуть по следу.
— Товарищ капитан, где этот след найдешь?
— Он побежал на север.
— С чего это вдруг? Моча бросилась в голову? Там же на
