– Любовь Ивановна, что такое яблоко?
Она поняла последнее слово «яблоко».
Ответила по-русски, но я не поняла.
Её дом находился по дороге к моему жилью. Любовь Ивановна пригласила меня к себе. Усадила за стол, принесла и открыла какой-то ящик. Вынула из него красный мячик. Ах, какой чудесный шёл от него аромат!
– Вот что такое яблоко, – сказала учительница. – Ешь, пожалуйста!
Я не поняла. Сижу, моргаю глазами. Любовь Ивановна сделала вид, что жует. Взяла из ящика второй такой же мячик и звонко укусила. Брызнул светлый сок. Запахло прямо как… не знаю, с чем сравнить! Как всё самое вкусное на свете.
Так это еда! Я взяла яблоко. На зубах оно скрипнуло свежо, как снег под ногой. И оказалось действительно таким же вкусным и сладким, как обещал его запах.
– Яблоко хоросо.
– Да-да, это и есть яблоко!
– Хоросо… Скусно.
Я съела яблоко, встала со стула и подошла к двери.
– Домой? – спросила учительница.
– Да. Дом.
Она положила мне в сумку два яблока и горсть конфет. Сказала что-то длинное. Я согласно закивала:
– Да, да. Яблоко. Дом. Хоросо. На здоробье.
Дома рассказала, как ходила в гости к русской учительнице. Поделилась со всеми яблоками. Таких конфет, которые она мне дала, я никогда не пробовала. На них были прозрачные шуршащие фантики. Я угостила ими одноклассников.
– Яблоко, ребята, это очень здорово! Любовь Ивановна вчера подарила мне яблоки.
– Ты, ты яблоко! – хохочут мальчишки и девочки.
– Ладно, смейтесь. Правильное прозвище дали, за это спасибо. Хорошее прозвище.
После такого заявления они перестали обзываться. Но начали ябедничать на меня русской учительнице. Что было, чего не было – все докладывали. Она вызывала меня и долго со мной разговаривала. Я улыбалась и вежливо отвечала:
– Да, да. Хоросо. Да.
Из того, что она говорила, я не понимала ни слова.
Все Снегурочки – загляденье
К Новому году мы вырезали из цветной бумаги разных зверюшек и склеили красивые цепочки из флажков. Учителя поставили в школьном зале ёлку. Я никогда не видела Новый год. И вот он наступил.
Девочка, которая должна была представлять Снегурочку, внезапно заболела, и белый снегуркин наряд пришёлся впору мне. Учитель сказал, чтобы я пригласила всех к ёлочке, поздравила с Новым годом и что-нибудь спела.
– Ладно. Одну песню?
– Одну.
Я сделала всё, как он велел, спела праздничную песню. Вдруг все закричали:
– Браво! Бис! Ещё пой!
Когда я, вопреки учительскому наказу, спела ещё и поклонилась, с улицы зашел старик с белой бородой, в диковинной одежде (я сразу узнала в нём самого высокого учителя нашей школы). Это был Дед Мороз. Он взял меня за руку и повёл вокруг ёлочки.
Отличникам и хорошистам Дед Мороз вручил подарки. Мне тоже дали. Я отнесла подарок маме. Мама и другие родители сидели на стульях, расставленных вдоль стены. Дед Мороз позвал меня, – я сделала вид, что не слышу. Надоело медленно ходить со стариком вокруг ёлки, я хотела бегать с ребятами. Он подошёл и снова потащил к ёлке, но я вырвалась и тут уж вволю набегалась. Когда остановилась передохнуть, брат заболевшей девочки сказал, что я порвала наряд, и подвёл ко мне свою маму. Я испугалась.
– Ничего страшного, я потом зашью, – женщина поцеловала меня. – Играй, детка.
Через несколько дней она занесла нам платье, которое стало краше прежнего – всё в узорах! Я выглядела в нём настоящей Снегурочкой.
– Просто загляденье! – сказала женщина, любуясь мной. – Моей дочке платье уже мало, возьми его себе, Нулгынэт.
Я носила по праздникам чудесное снегуркино платье, пока не выросла из него. Мама сшила к нему красивую шапочку и подарила наряд другой маленькой девочке. Мы с мамой смотрели, как девочка бегает в нём вокруг ёлки и любовались. Снегурочка была просто загляденье!
Едем с братом в стадо. За спиной брата ружьё, я сижу в санях. Вдруг он резко начал понукать оленей. Оказалось, из кустов выбежала и погналась за нами стая волков. Олени в ужасе поскакали быстрее, понеслись, не разбирая дороги. Ветки несколько раз чуть не сбросили меня на землю и, наконец, сани опрокинулись. Олени запутались в постромках и деревьях.
Брат выстрелил по волкам, те уже близко. Я громко заревела и зажмурилась.
Сначала выстрелы слышались часто, затем реже, и вовсе прекратились. Я тоже замолчала. Открыла глаза. Олени стоят спокойно, брат озирается кругом. Я выбралась из саней.
– А где волки?
– Двое удрали.
С ружьем наперевес брат принялся таскать и складывать волков. Я насчитала целых шесть штук! Дрожу от страха.
– Замерзла? – спросил брат. – Иди, сядь между волками, они ещё совсем тёплые.
– Нет уж, – сказала я, клацая зубами.
Брат развел костёр, поставил на огонь чайник. После чая ободрал со зверей шкуры. Стало темно, даже месяца не видно. Под утро мы снова тронулись в путь.
– Премию за стаю дадут, – радовался брат.
Приехали артисты. Мы собрались в клубе и ждём концерт. Сначала на сцене никого не было, потом занавес закрылся, и кто-то вытолкнул перед нами заполошного дяденьку. От неожиданности он набормотал кучу слов. Ему похлопали. Занавес открылся. Артисты стали играть в жизнь, как обычно играют дети.
– Смотри, Таня, совсем как мы с тобой! – шепнула я подружке.
– Когда же петь начнут?
Но артисты продолжали играть. Никто, кажется, петь и не думал. Мальчишки принялись баловаться от скуки, и строгая тётя выгнала их из клуба. «Жаль, что я не шалила с мальчишками», – подумала я. Устала ждать концерт.
– Хорошо играют, – заметила Таня.
– Мы ещё лучше умеем, – возразила я. – Неинтересно мне, домой пойду.
И ушла домой.
– Ну как концерт? – спросила дома мама.
– Не было. Артисты просто играли.
– Как это? – удивилась мама.
– Как дети играют, так и играли.
– А потом?
– Потом – ничего. Заигрались.
Мама пожала плечом:
– Что за концерт!
– Вот уж не знаю, – я поскакала на улицу. Может, Таня уже пришла со странного концерта, и мы с ней поиграем в артистов.
В нашем посёлке не то что самолётов, но и тракторов нет. Тракторы мы видим только тогда, когда они едут по дороге в посёлок Депутатский. Но вот прокатилась новость, что приедет комиссия выбирать место, куда сядет самолёт. Все разговоры сводятся к этой волнующей теме. Мальчишка по имени Бодьук, известный проказник, хвастает:
– Если самолёт пойдёт низом, я обязательно схвачусь за хвост и полетаю!
Он показал нам свой игрушечный самолётик. Тогда сын соседей по комнате Омочук выпалил:
– А я… я возьму ружьё и подстрелю самолёт, как утку! – и размечтался: – Из него столько игрушек можно вырезать!
– Надеюсь, ты и с нами поделишься самолётными игрушками? – спросила я.
– Вас слишком много, – заважничал Омочук. Придёте пораньше, может, и достанется.
Дома я рассказала новость маме, и о том, что ребята собираются наделать из самолёта игрушек.
– Как только услышишь, что летит, разбуди меня.
– Ой, беда! Куда же он должен упасть? – испугалась мама.
– На посёлок, куда ещё…
Пока я играла, самолёт возьми и прилети. Прогудел страшно, белую полосу в небе оставил и закружился над посёлком. Я побежала с ребятами, за нами – женщины. «Тоже чего-нибудь собираются от самолёта отхватить», – думаю я. Женщины начали ловить ребят, и меня мама поймала. Пытаюсь вырваться – не тут-то было, держит крепко. Втиснула в дверь и затолкала под кровать. И сама за мной полезла.
Шум мотора прекратился. Из-за маминой спины я вижу, что охотник за самолётами Омочук тоже лежит под кроватью, придавленный своей мамой.
Выбравшись из-под кроватей, мамы принялись ругать нас:
– Ах, безобразники! Самолёт мог свалиться на ваши дурные головы! Видели ведь – специально несколько кругов сделал, озорников выискивал! Одно мокрое место от вас бы осталось!
– Два, – пискнула я.
– Чего – два?
– Два мокрых места…
Мамы взялись за ремни, и мы дружно заревели.
…Вечером беседую с Омочуком.
– Прилетит ли к нам ещё самолёт?
– Что с того, если и прилетит, – вздыхает он. – Мама поймала меня, когда я тащил из амбара отцовское ружьё. А ты не подсказала мне, что она за амбаром прячется.
– Так я и не видела. Я за самолётом бежала.
– Эх, не догадался из окна амбара выстрелить!
– А вдруг в самолёте люди, тогда что?
– С чего это там люди? Он же просто железная птица! Помнишь, в школе стихотворение учили: «Самолёт как железная птица…»
– Ну… я видела, что тракторами управляют люди. Может, и самолётом кто-то управляет.
– Не может быть, – отрицает Омочук. – Нам бы сказали.
Мы поссорились, и не миновать бы драки, если б Омочук не наступил на швабру. Она стукнула его по лбу и, пока он тер шишку на лбу, я успела улизнуть.
