Часть 7. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
До утра уснуть так и не выходит, я кручусь с боку на бок, заглядываю в телефон, и то и дело выхожу на балкон. Пялюсь в темное окно Орхидеи.
Ее нет дома уже не первую ночь.
Полтора долбаных месяца ее окно светилось фиолетовым, а сейчас там темно!
Это почему-то настораживает. Хотя теперь, в свете последних событий, меня настораживает даже собственное отражение в зеркале.
Может, это какая-то программа по сведению человека с ума?
Какой-то злой опыт?
Тогда он отменно работает.
Едва дождавшись пяти часов, прыгаю в свой кроссовер и еду в Печатники. Я не знаю, как выглядит дед Дианы, хотя примерные ориентиры у меня все-таки есть – заглянув в Одноклассники, нашел одного Абдулова из Москвы и, судя по указанной дате рождения, это может быть он.
Единственное фото с удочкой и ведром мелких карпов. Обыкновенный дед: седая бородка, очки в роговой оправе, лохматый пудель рядом и трость. Уже какая-то зацепка.
Отыскав нужную высотку, паркуюсь у первого подъезда и начинаю ждать. Чего – не понимаю сам.
Может, этот дед домосед и выходит раз в неделю. Или не ходит вообще. Кто знает, какого года там эта фотография?
Хотя если у него пёс, он же должен выгуливать его по утрам, правильно?
Звонит телефон, и я вздрагиваю. Кажется, это скоро войдет в безусловные привычки, как реакция у собаки Павлова на лампочку.
– Не спишь? – спрашивает Сема. – Видел тебя только что онлайн.
– Нет, не сплю.
– А что делаешь?
Замираю, когда открывается подъездная дверь. Отбой, какая-то тетка.
– Слежу за дедом.
– Чего? Каким еще дедом?
– Долго объяснять. А где ты?
– На остановке. Валя – блондинку звали Валентина – меня выгнала. У нее в семь утра мама с ночной смены возвращается.
– Почему звали? Она жива?
Черный юмор в тему последних дней.
– Ну, я, конечно, тот еще секс-террорист, но жива. Здорова и даже очень довольна. А звали – потому что замужняя Светик все-таки лучше. Ты можешь последить за своим дедом позже – я боюсь уточнять, если честно, что за дед – и забрать меня с остановки?
– Прости, но нет, – снова открывается дверь и выходит… Абдулов. И его выдает даже не трость и пудель, которого он все-таки вышел выгуливать, а та же самая жилетка с сотней раздутых карманов, как у Вассермана*.
– Да блин, Андрюх! Ты вчера меня опрокинул и сегодня тоже хочешь бор…
– Пока, – вырубаю вызов и, не сводя глаз с деда, выхожу из машины. Неторопливо, на приличном расстоянии, бреду позади него до пустынного в этот час парка.
Не знаю, зачем я это делаю, просто не знаю. Не спрашивать же, есть ли у него внучка Диана? Это тупо!
– И чего это вы за мной ходите, молодой человек? – вдруг оборачивается Абдулов, и я теряюсь, словно студент на сдаче диплома, который с первого курса не учил ни одной лекции.
– Да я… собственно, пуделя хочу купить. Вернее, девушке своей… кхм… подарить хочу, – сноровки мне никогда было не занимать. Опускаюсь на корточки и тяну руку к псу: – Ой, какой ты важный!
– Ррр… гав!
Я еле успеваю спасти свои пальцы.
– Дружок, свои! – журит пса дед, и подтягивает к себе потрепанный поводок. – Я его тренирую, чтобы отпугивал чужаков.
– О, это похвально. Сколько сейчас… придурков развелось.
И главный из них – я.
Иду рядом с семидесятилетним дедом ранним утром в Печатниках, потому что он дед девушки которую я не знаю, и которая попала в беду, но деду я сказать об этом не могу, потому что он болен.
– Не знаете, девчонкам нравятся пудели?
– Да пойми вас, современную молодежь. Вайпы у вас там какие-то, тиктаки… Жена моя души не чаяла, – и помолчав: – Умерла, в шестнадцатом году.
– Сочувствую…
И с присущей всем пожилым словоохотливостью Абдулов с воодушевлением принимается делиться своей жизнью:
– Вот мы и жили с ним одни, с Дружком, а потом сердце у меня прихватило, в семнадцатом. В этом году вот, в декабре, опять. Два инфаркта уже. И думаю, кому Дружок мой останется, если что?
– А кому останется? – тут же цепляюсь. – Может, у вас внуки есть?
– Внуков нет.
И я ошарашенно поворачиваю голову на деда.
Не понял...
– Внучка есть! – расцветает Абдулов. – Дианка моя.
Клянусь, словно тонна камней с души свалилась. И одновременно навалилось две.
Она беде! Диана – в беде! Теперь точно...
– Что с вами? Вам нехорошо? У меня есть Нитроглицерин с собой и Валидол. Без лекарств из дома не выхожу.
– Нет, все… все хорошо, – иду, не чувствуя под ногами асфальта.
Все сходится. Это ее дед!
Выходит, все, что она рассказывала – правда. Включая похищение.
– Дианка моя молодец. Умница, красавица. Жаль, что фотокарточки с собой нет.
Это вот точно жаль.
– А сердце какое доброе у нее? – продолжает нахваливать. – Она же в Рязани жила с бабкой по матери, училась там. Так Клавдия умерла вот весной, оставила ей квартиру – живи себе, учись. Так она бросила все, перевелась на… как это правильно…
– Дистанционное?
– Ну нет.
– Заочное?
– Да! Заочное. И сюда приехала, чтобы за мной терпеть ходить. Да разве это дело? Сначала за одной сварливой бабкой день и ночь ухаживала, теперь вот я. И если бы в квартире дело было – ее я в любом случае ей отпишу, так нет, просто не хочет бросать. Позвонит обычно: "Дедуля, привет, ты как там сам? Как сердце? Ты в магазин не ходи, я все привезу". Квартирку сняла вот, хотела забрать меня к себе, а я ни в какую! Помирать буду, но ее, молодую, тяготить не стану! Пусть живет себе, гуляет. А вы куда это, молодой человек?
– Я… мне пора, – и бегу рысцой обратно к своей машине. – Спасибо огромное.
– Так за что?
За то, что развеяли последние сомнения.
Подбегаю к тачке и достаю из кармана телефон. Задыхаясь, набираю:
"Я верю тебе, Диан, и я тебя не брошу"
---
