- Снова он там! - воскликнул он громким голосом.
- Я невольно подпрыгнул, чуть не потеряв равновесия, а он приказал мне громким и повелительным голосом смотреть.
- Что я должен увидеть? - спросил я в отчаянии.
Он сказал, что это ветер или что бы там ни было, было как облако или как смерч, который находится на некотором расстоянии поверх кустов, прокладывая себе путь на вершину холма, где мы находились.
Я увидел колыхание кустов в отдалении.
- Вон он идет, - сказал дон Хуан мне в ухо. - смотри, как он ищет нас.
Как раз в это время сильный устойчивый порыв ветра ударил мне в лицо, как он ударял меня раньше. На этот раз, однако, моя реакция была другой. Я был перепуган. Я не видел того, о чем говорил дон Хуан, но я видел весьма загадочную волну, колыхавшую кусты. Я не хотел поддаваться своему страху и намеренно придумывал всякого рода подходящие об'яснения. Я говорил сам себе, что здесь должны быть постоянные воздушные течения в этом районе, и дон Хуан, будучи в совершенстве знаком со всей этой местностью, не только знал о них, но и был способен умственно рассчитать их появление. Все, что ему оставалось делать, это лечь, считать и ждать, пока ветер стихнет. А как только он вставал, то ему опять-таки оставалось ждать его появления.
Голос дона Хуана сбил меня с моих умственных рассуждений. Он говорил мне, что время уходить. Я заупрямился. Я хотел остаться, чтобы убедиться, что ветер стихнет.
- Я ничего не видел, дон Хуан, - сказал я.
- И все же ты заметил что-то необычное.
- Может быть, тебе опять следует рассказать мне, что я должен был заметить.
- Я уже рассказывал тебе, - сказал он. - нечто, что прячется в ветви и выглядит, как смерч, облако, туман, лицо, которое все время вращается.
Дон Хуан сделал жест своими руками, чтобы изобразить горизонтальное и вертикальное движения.
- Оно движется в определенном направлении, - продолжал он. - оно или перекатывается или вращается. Охотник должен все это знать для того, чтобы двигаться правильно.
Я хотел посмеяться над ним, но он, казалось, так упорно отстаивал свою точку зрения, что я не посмел. Он взглянул на меня на секунду, и я отвел глаза.
- Верить в то, что мир вокруг нас только такой, как ты думаешь, глупо, - сказал он. - мир - это загадочное место, особенно в сумерках.
Он кивнул в сторону ветра движением подбородка.
- Этот может следовать за нами, - сказал он. - он может утомить нас, или он может даже убить нас.
- Это ветер?
- В это время дня, в сумерках, нет ветра. В это время есть только сила.
Мы сидели на вершине холма в течение часа. Все это время ветер дул сильно и непрерывно. Пятница, 30 июня 1961 года.
Во второй половине дня, после еды мы с доном Хуаном вышли во двор перед его дверью. Я сел на свое "пятно" и начал работать над моими записками. Он лег на спину, сложив руки на животе. Мы оставались дома в течение всего дня из-за "ветра". Дон Хуан об'яснил, что мы побеспокоили ветер намеренно и что лучше не валять с этим дурака. Мне даже пришлось спать, покрытым ветками.
Внезапный порыв ветра заставил дона Хуана подняться одним невероятно бодрым прыжком.
- Проклятие, - сказал он. - ветер ищет тебя.
- На это я не покупаюсь, дон Хуан, - сказал я, смеясь, - действительно, нет.
Я не был упрям. Я просто считал невозможным принять идею того, что ветер имеет свою собственную волю и ищет меня, или что он действительно замечал нас и бросался к нам на вершину холма. Я сказал, что идея "ветра, имеющего свою волю", была идеей из мира, который был довольно упрощенным.
- Что же тогда такое ветер? - спросил он вызывающим тоном.
Я терпеливо об'яснил ему, что массы горячего и холодного воздуха продуцируют различные давления и что давление заставляет массы воздуха двигаться вертикально и горизонтально. У меня заняло довольно много времени об'яснение всех деталей основ метеорологии.
- Ты считаешь, что все, что можно сказать о ветре, так это только горячий и холодный воздух? - спросил он тоном замешательства.
- Боюсь, что это так, - сказал я, молчаливо наслаждаясь своим триумфом.
Дон Хуан казался оглушенным. Но затем он взглянул на меня и стал громко хохотать.
- Твои мнения всегда окончательные мнения, - сказал он с оттенком сарказма. - они всегда твое последнее слово, разве не так? Для охотника, однако, твое мнение сплошная чушь. Нет никакой разницы, будет ли давление один, два или десять. Если бы ты жил среди дикой природы, то ты бы знал, что в сумеречное время ветер становится силой. Охотник, который стоит своей воли, знает это и действует соответственно.
- Как он действует?
- Он использует сумерки и силу, скрытую в ветре.
- Как?
- Если ему это удобно, охотник прячется от силы, накрыв себя и оставаясь неподвижным, пока сумерки не минуют. И сила окутывает его своей защитой.
Дон Хуан сделал знак, как бы обертывая что-то своими руками.
- Ее защита похожа на...
Он сделал паузу, подыскивая слово, и я предложил "кокон".
- Правильно, - сказал он. - защита силы окутывает тебя как бы в кокон. Охотник может оставаться на открытом месте и никакая пума и никакой койот, и никакой звук не сможет потревожить его. Горный лев может подойти к самому носу охотника и обнюхать его, и если охотник останется неподвижен, горный лев уйдет. Могу тебе это гарантировать.
Если охотник, с другой стороны, хочет быть замеченным, то все, что он должен делать, заключается в том, чтобы встать на вершине холма в сумерках, и сила будет следовать за ним и искать его всю ночь. Поэтому, если охотник хочет всю ночь путешествовать или если он хочет оставаться бодрствующим, он должен сделать себя доступным ветру.
В этом заключается секрет великих охотников. Быть доступным или недоступным на нужном повороте дороги.
Я ощутил легкое замешательство и попросил его повторить. Дон Хуан очень терпеливо об'яснил, что он использовал сумерки и ветер для того, чтобы указать на исключительную важность переходов от того, чтобы спрятаться, к тому, чтобы показывать себя.
Ты должен научиться сознательно становиться доступным и недоступным, - сказал он. - так, как твоя жизнь течет сейчас, ты безрассудно доступен во всякое время.
Я запротестовал. У меня было такое чувство, что моя жизнь становится все более и более секретной. Он сказал, что я не понял того, о чем он говорит, и что быть недоступным не означает прятаться или быть секретным, а значит быть недостижимым.
- Давай я это скажу по-другому, - продолжал он терпеливо. - нет никакой разницы, прячешься ты или нет, если каждый знает, что ты прячешься.
Твои проблемы как раз сейчас исходят из этого. Когда ты прячешься, всякий знает, что ты прячешься, а когда ты не прячешься, то ты доступен, и любой может ткнуть в тебя.
Я начал чувствовать какую-то угрозу и поспешил защитить себя.
- Не беспокойся, - сухо сказал дон Хуан, - в этом нет нужды. Мы - дураки, все мы, и ты не можешь быть другим. Однажды в моей жизни я так же, как и ты, сделал себя доступным и делал это вновь и вновь, пока во мне ничего не осталось, кроме плача. И все это я делал точно так же, как и ты.
Дон Хуан на секунду обхватил меня, а затем громко вздохнул.
- Я был моложе тебя, однако, - продолжал он. - но однажды с меня было довольно, и я переменился. Скажем, что однажды, когда я становился охотником, я узнал секрет того, как быть доступным или недоступным.
Я сказал ему, что все, что он говорит, проходит мимо меня. Я действительно не могу понять, что он хочет сказать, говоря "быть доступным". Он использовал испанские идиоматические выражения "понерсе аль альканс" и "понерсе эн эль медио дель самино", "поместить себя в пределах досягаемости" и "поместить себя на середине шоссе". Уйти с середины шоссе, по которому идут машины. Ты весь там, поэтому нет пользы от того, чтобы прятаться. Ты весь там, поэтому ты будешь только воображать, что ты спрятался. Находиться на середине дороги означает, что каждый прохожий и проезжающий наблюдает за тем, как ты приходишь и уходишь.
Его метафора была интересна, но в то же время она была расплывчатой.
- Ты говоришь загадками, - сказал я.
Он секунду пристально смотрел на меня, а затем стал мурлыкать мелодию. Я выпрямил спину и насторожился. Я уже знал, что когда дон Хуан мурлычет мексиканскую мелодию, он собирается чем-нибудь оглушить меня.
- Эй, - сказал он, улыбаясь и уставясь на меня, - что стало с твоей подружкой блондинкой? С той девушкой, которая когда-то тебе действительно нравилась?
Должно быть, я взглянул на него, как поставленный в тупик идиот. Он рассмеялся с большим облегчением. Я не знал, что сказать.
- Ты рассказал мне о ней, - сказал он ободряюще.
Но я не помнил, чтобы я когда-нибудь рассказывал ему о ком-либо, а уж тем более о блондинке.
- Никогда ничего подобного я тебе не говорил, - сказал я.
- Ну, конечно, говорил, - сказал он, как бы отказываясь от спора.
Я хотел возразить, но он остановил меня, сказав, что не имеет значения, откуда он о ней узнал, и что важным является тот момент, что она мне понравилась.
