— Шта мэнэ тако гледаш?
— Нэ гледам тэ.
— Гледаш.
— Зачепи.[73]
Вот и весь разговор. Все, что у нас дома за последние несколько дней было сказано. В остальное время — полная тишина. Даже в телевизоре и то звук на минимуме, музыку не слушаем, одни только новости. Прям осадное положение. Может, голубые каски придется высылать. Ясуси Акаси и Бутроса Бутроса-Гали[74]. Я тут как-то захотел во двор выйти.
— Куда?
— Я только…
— Сиди и не рыпайся!
И все тут. Без шансов. Ничего не могу понять. Я уже три дня в школу не ходил. И никого это не колышет. Так и спятить можно, а что делать, непонятно. Даже Ранка в полном офигении.
— И долго он еще так будет?
— Нэ знам, синэ.
Что ни скажешь, Радован только пыхтит. Зубами скрипит от злости.
— Шта?
— Ништа.
Я с ума сойду от этой тишины. Как будто мы в бомбоубежище, а над нами истребители летают, вот мы и сидим тихо, а то обнаружат нас, и тут же начнется бомбежка.
Почему я не люблю оставаться один
Утром я опять ехал в лифте вместе с телеведущей. Только я сразу решил, что не пойду за ней до остановки. Да еще и прямо в глаза ей посмотрел. Точно не знаю, но, по-моему, она тоже на меня посмотрела. Хотя это не важно, потому что я по-любому решил послать ее на фиг за трайно.[75] Всех пошлю на фиг и все начну заново. Без баскетбола, без телеведущей и без Радована и Ранки. Буду продолжать с ними жить, а вот говорить с ними больше не буду. Да и фиг с ними: не хотят со мной разговаривать — мне же лучше. Дома буду только спать, а школу тоже пошлю к чертям. Мне оно на хрен не надо, да еще смотрят на тебя как на последнего болвана, если линейную функцию не решил или всякие там иксы-игреки, — бесит просто! Сами поупражняйтесь раз сто в неделю, а я потом посмотрю на вас, что там у вас будет с квадратными уравнениями. Ботаники долбаные. Да они ни одного шага сделать не могут, только и умеют, что в компьютеры пялиться! Скоро у них глаза размером с пончики будут.
И я правда не пошел за телеведущей до остановки. Вышел из подъезда с другой стороны и обошел вокруг дома, и оттуда смотрел, как она идет на остановку, но не на задницу смотрел, а чуток повыше. Не такая уж она и офигительная, когда издалека смотришь. Потом пошел в магазин за сэндвичем и вернулся домой спать.
Но вот заснуть так и не смог. Очень странно быть дома одному.
Обычно по утрам я в школу ухожу, а когда возвращаюсь, Ранка уже дома, обед готовит. Она работает с пяти утра до часу, а после всегда дома. Радован приходит около трех, а квартира такая маленькая, что даже если захочешь один побыть и закроешься у себя комнате, не поможет. Слышишь телик, миксер, телефон и Радована, который так надрывается, как будто без телефона говорит, да еще кучу всего. Или придурок какой-нибудь во дворе орет. А придурков на Фужинах всегда хватало.
Я решил сходить в магазин и купить «Спортивные новости». Хоть почитаю чего-нибудь — все равно по телику смотреть нечего. Я, конечно, мог бы позвонить, узнать, может еще кто из наших гениев забил на школу. Но мне не хотелось пока видеть ни Ади, ни Деяна, ни Ацо. Не в том я настроении, чтоб их дебилизмы слушать. Но даже «Спортивные новости» я не мог читать в такой долбаной тишине. Утром на Фужинах так все тихо, просто сдохнуть можно. Все типа работают. Пролетарии. Я вышел на балкон и глянул во двор: может, кто из знакомых пройдет. Ни одного нормального человека не увидел. Одни пенсионеры. Потом я разглядывал многоэтажку напротив: вдруг что интересное увижу. В фильмах, блин, всегда если кто-нибудь подглядывает за чужой квартирой, там обязательно двое трахаются, а я всю жизнь таращусь на миллион всяких окон и балконов и еще ни разу ничего, кроме столетней бабки в лифчике, не углядел.
Моя проблема в том, что я единственный ребенок в семье. Не, Радован и Ранка хотели иметь детей: они же чефуры как-никак, — просто у Ранки были какие-то проблемы, и ей все удалили, и матку, и яичники. А они оба из больших боснийских семей и ужасно психовали, каково мне будет одному без братьев и сестер, поэтому мы постоянно с кем-то общались, и я все время дружил с какой-то детворой, и если вдруг они раз в сто лет куда-нибудь выбирались из дома, то оставляли меня у соседей, чтобы я не был один. Потом я уже стал перед подъездом зависать и на тренировки ходить, так что один никогда не был. А на каникулы мы всегда уезжали к нашим, в Боснию.
Я реально не знал, куда себя деть. Неплохо было бы, если бы Ранка вернулась с работы и начала свою возню на кухне, — но тогда она бы точно начала ко мне приставать, почему я не в школе и прочая байда. Вот такая заморочка. Не хочется мне быть одному, а позвонить некому, потому что западло было кому-то звонить, и смотреть я ни на кого не хотел. Если кто-то о чем-нибудь меня спросит, я стопудово психану.
Я опять попробовал заснуть, но ничего не получилось. Тогда я включил сразу и телевизор, и радио, и вентилятор, — ну тот, что над плитой, — открыл все окна и начал читать «Спортивные новости». Полный отстой. Все меня бесили. Радован, Ранка, Ади, Деян, Ацо, телеведущая, тренер, легавые, одноклассники, классная — все. Я представлял, как они рыдают на моих похоронах. А я смотрю на них, типа спрятавшись сзади. Я все думал, что вся вот эта моя жизнь — полное дерьмо и лучше всего было бы собрать манатки и свалить. Куда-нибудь. Одному. Вот пошлю все на хрен и рвану В жизнь. Пошли бы вы все!
Почему Словения меня бесит
Первым делом я бы свалил из этой Словении. Конечно, я здесь родился и все такое, только достало меня всё выше крыши. Когда едешь к своим в Боснию, все тебя встречают, будто ты пуп земли, только потому, что ты свой. Сразу тебе дают всё, что у них есть, хотя им самим там жить не на что. У моей бакицы [76] пенсия сто конвертируемых марок. Это пятьдесят евро. Если не меньше. Но как только она тебя видит, то готова всё отдать. И не только тебе — всем так. Куда ни зайдешь, в бар или типа того, везде народ общительный, все прикалываются и не парятся, постоянно друг друга угощают, не то что здесь. Когда идут певачиц[77] слушать, то расслабляются по полной и удовольствие от жизни получают, чувства свои показывают… Никто ни на что не жалуется, хотя у них там была война и всем им досталось так, что мама не горюй. И даже если тебя легавый остановит за превышение скорости, то обязательно пошутит как-нибудь, прикол какой-нибудь отмочит, поржет с тобой. И все друг другу помогают, к любому можешь прийти в гости кофе попить без приглашения и всякой прочей херни. Заходишь, когда хочешь, так — побазарить просто, пообщаться, без понтов и прочей мути. Просто расслабился — и вперед. Народ здесь живет не так: дом — работа, работа — дом. А они реально умеют веселиться, песни поют, обнимаются и целуются. И если у кого денег нет — тот, у кого есть, обязательно ему даст. И не взаймы. Просто так возьмет и даст. Радован каждый раз, когда мы там, каждому дает по сто евро минимум. И если бы мы нуждались и, например, у тэтака [78] Милана были бы деньги, то он бы нам точно дал. Всё бы нам отдал. Там семья — самое главное. И не бывает там, чтобы люди между собой не разговаривали. Ругаются иногда, само собой, ну так это совсем другое дело. Потому что потом всё равно все целуются, всё равно все остаются семьей и любят друг друга и все такое. По мне, вот это — круто. Здесь же все только и думают о своей заднице, чтобы у них всего было побольше: и тачка крутая, и хата в несколько этажей — и насрать им на братьев, сестер, дядьёв, тёток. Замкнутые все. Потому и несчастливые. Потому только и делают, что ноют.
А больше всего меня бесит, когда они пишут Марко Дйордйич. Уроды неграмотные, мать их. Сегодня я первый раз в жизни пошел почту проверить и нашел там письмо для Ранки Дйордйич. Я чуть было не послал почтальона куда подальше с этим письмом: у нас таких нет! Если бы это был какой-нибудь счет за электричество или телефон, я б его стопудово послал. Валили бы они со своим Дйордйич на три веселые буквы. Мне в школе постоянно трахают мозг с этими их падежами и склонениями: госпожа, госпожи и прочая хрень, — а сами не могут одну фамилию написать. Джорджич. Так сложно? Восемь букв. Два «дж» и мягкий «ч»[79]. На каждой долбаной клавиатуре они есть. Вот это как раз тот самый национализм. Они нас, чефуров, терпеть не могут и специально так пишут. Нарочно делают вид, что не могут найти «дж» и «ч» на клавиатуре. Зато когда читаешь чернуху в газете: о всяких там ограблениях, мафии и т. д., — то у всех Хаджихафисбеговичей и Джукичей, и вообще у всех чефуров всегда правильно написано: «дж» и «ч». Будь их воля, они бы и жирно эти буквы выделили, чтобы уж все точно знали, что среди жуликов одни только чефуры. А когда спортивные новости читаешь, то здесь у всех Нестеровичей красуется твердый «ч». Туда же и Бечировичи, и Лаковичи, и Ачимовичи, и Заховичи, и Цимеротичи, и Бацковичи — все, короче. Прошли б они по Фужинам, посмотрели, где там у этих Нестеровичей на двери твердый «ч». Мать вашу. А вот если бы тот же самый Радослав Нестерович обокрал пункт обмена валюты, то мягкий «ч» у них бы всю страницу занимал. Эти самые грёбаные заморочки каждый день по мозгам долбят!
