— Не могу. Улетаю завтра в Даллас, но… — Монтгомери уже отходит от нашего стола, торопясь подойти еще к кому-то. Ники он увлекает за собой. — Давай на следующей неделе.
Ники улыбается мне, потом смотрит в пол (розовые, голубые, лимонно-зеленые плитки перекрещиваются треугольничками), словно в них скрывается ответ, некая разгадка, разумное объяснение тому, почему она связалась c Монтгомери. Я вяло размышляю, старше ли она его и не заигрывала ли со мной.
— До встречи, — говорит Прайс вдогонку.
— Пока, парни… — Монтгомери уже в середине зала. Ники семенит за ним. Я был не прав: у нее есть задница.
— Восемьсот миллионов, — качая головой, присвистывает Макдермотт.
— Университет? — спрашиваю я.
— Смехотворный, — намекает Прайс.
— Роллинс? — гадаю я.
— Ну почти, — говорит Макдермотт. — Хемпден-Сидней.
— Паразит, неудачник, сука, — подводит итог Ван Паттен.
— Но у него восемьсот миллионов, — выразительно повторяет Макдермотт.
— Ну и пойди отсоси y карлика, — заткнешься ты или нет? — говорит Прайс. — Неужели ты такой впечатлительный, Макдермотт?
— Все равно, — замечаю я. — А телка ничего себе.
— Девка что надо, — поддакивает Макдермотт.
— Согласен, — с неохотой кивает Прайс.
— Слушайте, вы, — горестно произносит Ван Паттен. — Я знаю эту цыпочку.
— Да ладно, — стонем мы в один голос.
— Попробую угадать, — говорю я. — Подцепил ее в «Туннеле», да?
— Нет, — он отпивает, — она модель. Анорексичка, алкоголичка, неврастеничка. Настоящая француженка.
— Ну что за клоун, — говорю я, не понимая, врет он или нет.
— Поспорим?
— Ну и что? — пожимает плечами Макдермотт. — Я бы трахнул ее.
— Она выпивает в день литр «Столичной», блюет и снова выпивает столько же, — объясняет Ван Паттен. — Стопроцентная пьянчужка.
— Стопроцентная дешевая пьянчужка, — бормочет Прайс.
— А мне безразлично, — мужественно произносит Макдермотт. — Она прекрасна. Я хочу трахнуть ее. Жениться на ней. Иметь от нее детей.
— Господи, — почти ржет Ван Паттен. — Ну кто женится на цыпочке, которая родит бутылку водки с клюквенным соком?
— Его слова не лишены смысла, — говорю я.
— Угу. Еще он собирается подцепить ту армянскую цыпочку в баре, — ухмыляется Прайс. — А она что родит — бутылку шампанского и пинту персикового сока?
— А где армянская цыпочка? — вытягивая шею, раздраженно спрашивает Макдермотт.
— О боже. Пошли вы на хуй, пидоры, — вздыхает Ван Паттен.
К столику подходит метрдотель, здоровается с Макдермоттом, потом замечает, что у нас нет наших бесплатных коктейлей, и убегает до того, как мы успеваем его остановить. Не знаю, откуда Макдермотт так хорошо знаком с этим Аленом, — может, через Сесилию?
Однако это меня слегка задевает, и я решаю заработать очки своей новой визиткой. Я достаю ее из бумажника (газелевая кожа, Barney's, $850), кидаю на стол и жду реакции.
— Это что, грамм? — не без интереса спрашивает Прайс.
— Новая визитка, — я пытаюсь вести себя небрежно, но все равно гордо улыбаюсь. -Ну как вам?
— Ух-ты, — взяв ее в руки, говорит Макдермотт, и с искренним восхищением потирает ее пальцами. — Очень красивая. Посмотри-ка…
Он передает визитку Ван Паттену.
— Вчера забрал из печати, — замечаю я.
— Хороший цвет, — говорит Ван Паттен, пристально рассматривая карточку.
— Это цвет кости, — уточняю я. — А тиснение называется Silian Rail.
— Silian Rail? — переспрашивает Макдермотт.
— Да. Неплохо, а?
— Очень неплохо, Бэйтмен, — сдержанно произносит завистливая скотина Ван Паттен, — но это ничто по сравнению с… — Он вытаскивает свой бумажник и швыряет рядом с пепельницей свою визитку. — Посмотри-ка на эту.
Мы все склоняемся и рассматриваем визитку Дэвида. Прайс тихо говорит:
— Да, это действительно круто.
Цвета такие элегантные, шрифт просто великолепный, и меня охватывает короткая судорога зависти. Я стискиваю кулаки, а Ван Паттен самодовольно говорит:
— Цвет яичной скорлупы и шрифт Romalian…
Он оборачивается ко мне:
— Что скажешь?
— Мило, — хрипло говорю я. Мне даже удается кивнуть. Мальчик приносит четыре новых Bellini.
— Боже, — говорит Прайс. Он смотрит визитку на свет, не обращая внимания на коктейли. — Вот это действительно супер. И откуда у такого дурня, как ты, столько вкуса?
Я смотрю на карточку Ван Паттена, потом на свою, и не могу поверить, что Прайсу больше нравится визитка Ван Паттена. Перед глазами у меня все плывет, я отпиваю и делаю глубокий вдох.
— Но постойте-ка, — говорит Прайс. — Вы еще ничего не видели… — Из внутреннего кармана пиджака он достает свою визитку и медленно, театральным жестом выкладывает ее на всеобщее обозрение. — Это моя.
Даже я должен признать, что она великолепна.
Внезапно мне кажется, что ресторан затих и отодвинулся от нас. В сравнении с этой визиткой музыка превратилась в бессмысленный шум, и мы хорошо слышим слова Прайса:
— Рельефное тиснение, цвет — бледно-облачный…
— Черт возьми, — восклицает Ван Паттен. — Никогда не видел ничего подобного…
— Мило, очень мило, — вынужден я признать. — Но постойте. Давайте посмотрим на визитку Монтгомери.
Прайс вытаскивает визитную карточку Монтгомери, и, хотя он сидит с бесстрастным видом, я не понимаю, как он может оставаться равнодушным к ее утонченной окраске и стильной плотности. Я удручен тем, что затеял все это.
— Давайте закажем пиццу, — предлагает Макдермотт. — Никто не хочет взять пиццу, напополам со мной? «Ред снеппер»? М-м-м. Бэйтмен будет, — говорит он, весело потирая руки.
Я беру карточку Монтгомери и даже ощупываю ее, чтобы понять, какое ощущение она оставляет на подушечках пальцев.
— Что, нравится? — По тону Прайса понятно, что он видит, как я завидую.
— Ага, — небрежно отвечаю я, возвращая Прайсу визитку так, словно мне она до фени, однако чувствую, что мне трудно глотать.
— Пицца «Ред снеппер», — напоминает мне Макдермотт. — Я, блядь, умираю от голода.
— Никакой пиццы, — бормочу я, чувствуя облегчение от того, что Тим убрал визитку Монтгомери в карман, с глаз долой.
— Ну давай, — ноет Макдермотт. — Давай закажем пиццу.
— Заткнись, Крэйг, — говорит Ван Паттен, наблюдая за официанткой, принимающей заказ у другого столика. — И позови сюда вон ту, симпатичную.
— Но это не наша официантка, — отвечает Макдермотт, нервно теребя меню, которое он выхватил у проходившего мимо официанта.
— Все равно позови, — настаивает Ван Паттен. — Попроси у нее воды, «Корону», что угодно.
— А почему ее? — я ни к кому конкретно не обращаюсь. Моя визитка, оставленная без внимания, лежит на столе рядом с орхидеей в синей стеклянной вазе. Я перегибаю ее пополам и убираю в бумажник.
— Она жутко похожа на девушку из отдела Жоржетты Клингер в Bloomingdale's, — говорит Ван Паттен. — Позови ее.
— Будет кто-нибудь пиццу или нет? — Макдермотт входит во вкус.
— А ты-то откуда знаешь? — спрашиваю я Ван Паттена.
— Я там покупаю духи для Кейт, — отвечает он.
Прайс машет руками, чтобы привлечь наше внимание:
— Я говорил вам, что Монтгомери карлик?
— Кто такая Кейт? — спрашиваю я.
— Кейт — это телка, с которой у Ван Паттена роман, — объясняет Прайс, не сводя глаз со столика, за которым сидит Монтгомери.
— Что случилось с мисс Китт ридж? — интересуюсь я.
— Ага, — улыбается Прайс. — И как же Аманда?
— Господи, ребята, будьте проще. Верность? Ну конечно.
— И ты не боишься подхватить что-нибудь? — спрашивает Прайс.
— От кого, от Аманды или Кейт? — интересуюсь я.
— Мне казалось, мы сошлись на том, что с нами это в принципе не может случится, — громко произносит Ван Паттен. — Так что… дураки вы. Заткнитесь.
— Разве я тебе не говорил?…
Приносят еще четыре Bellini. Теперь на столе их уже восемь.
— Боже мой, — стонет Прайс, пытаясь поймать официанта, пока тот не удрал.
— Пицца «ред снеппер»… пицца «ред снеппер», — Макдермотт нашел себе мантру на вечер.
— Вскоре на нас набросятся горячие иранские девки, — бубнит Прайс.
— Но ведь это ноль-ноль-ноль с чем-то процента чего-то,… вы слушаете? — спрашивает Ван Паттен.
— …Пицца… пицца, — Макдермотт бьет кулаком по столу, и тот трясется. — Черт возьми, кто-нибудь меня слушает или нет?
Я все еще в трансе от визитки Монтгомери — классные цвета, плотность, тиснение, шрифт. Внезапно я поднимаю руку, словно готовясь ударить Грега, и ору что есть мочи:
— Никто не хочет твою ебаную пиццу! Пицца должна быть пышной и плотной и сырная корочка должна быть что надо! А здесь, блядь, корочка слишком тонкая, потому что мудозвон-повар все пережаривает! Пицца здесь пересушенная и ломкая!