– Точно.
– Что-нибудь не так?
– Нет, все в порядке. Просто я хочу побыть одна. Дальше не надо со мной идти, хорошо?
– Хорошо. Пока.
– До свидания.
* * *
На ступеньках корпуса «А» курит Наташа в длинной черной шубе. Я подхожу.
– Привет.
– Привет, Вова. Попьем кофе?
– Давай.
Заходим в кафетерий булочной, я говорю продавщице:
– Два кофе.
Она берет жестяную банку, на глаз насыпает кофе в два толстых низких стакана, кладет по ложке сахара, льет кипяток из белого чайника.
– Двести двадцать.
Я даю продавщице две «рыси» и двух «зайцев», несу стаканы к стойке.
Наташа спрашивает:
– Как твои дела?
– Нормально. А твои?
– С одной стороны, супер, а с другой – очень плохо. Я познакомилась с парнем, даже, в общем, не с парнем, а с мужчиной. Но он араб. У тебя есть знакомые арабы?
– Не-а.
– А ты не расист?
– Нет, не расист.
– Тогда буду рассказывать дальше.
Она отпивает кофе, я тоже делаю глоток.
– Значит, он араб. Из Марокко. У него своя фирма, продают автомобильные краски. Снимает квартиру здесь рядом, на площади Победы. Знаешь, за сколько?
– За сколько?
– За сто пятьдесят баксов. Неслабо?
– Ага.
– И каждый день меняет цвет.
– Как меняет цвет? Что, кожа то светлее, то темнее?
– Нет, ты что? Цвет одежды. То все в синих тонах, то в зеленых. Ему, главное, все идет. Он такой вообще…
– А что тогда очень плохо?
– Кажется, я от него залетела. Но мы не трахались. Мы с ним еще не трахались – я его хочу, но не надо, чтобы сразу… В общем у нас ничего не было, только петтинг. Но мы напились, представляешь – два литра мартини на двоих. Нормально?
– Ну да.
– И я ничего не помню. А потом… Но я ему уже сказала. Он, если что, даст деньги на аборт.
– А как насчет девушек?
– Что насчет девушек?
– Ну… Ты – с девушками…
– Никак. Я решила, что буду только с ним.
– Тоже правильно.
– Нет, конечно, неправильно, но будет видно. Ладно, я побежала. Спасибо за кофе. Пока.
Наташа проходит мимо стоек, открывает дверь. В ее стакане почти столько кофе, сколько было. На краю – след фиолетовой помады.
* * *
У здания Верховного Совета топчется мент. Прожектор освещает герб с всадником и бело-красно-белый флаг.
Оля говорит:
– Давай зайдем в магазин. Я хочу мороженого.
– Холодно же…
– Ну и что?
Оля разворачивает бумагу, откусывает край вафельного стаканчика.
– Ты точно не хочешь?
Я мотаю головой. Мы выходим из магазина, я придерживаю дверь. Оля говорит:
– Я маленькая очень мороженое любила. Помню, когда появилось в желтой глазури, потом в шоколадной – самое вкусное. У меня тогда было два кайфа – мороженое и мультфильмы. Чтобы с мороженым – и к телевизору, смотреть мультики. Самые лучшие – «Ну погоди», конечно. Ну, и другие тоже. Помнишь, был мультик – «Пластилиновая ворона»?
– Помню, мне он тоже нравился.
– А еще были японские мультфильмы, в «Спокойной ночи, малыши», помнишь? Я так удивлялась этим их иероглифам в титрах… А потом уже «взрослые» фильмы – «Шерлок Холмс», «Место встречи изменить нельзя»… Тебе нравятся про Шерлока Холмса?
– Да, конечно…
По рельсам катится трамвай, искрят провода. Оля улыбается. Ее губы вымазаны мороженым.
* * *
Поднимаюсь по лестнице. В дверях двадцать первой – бородатый мужик в синем спортивном костюме. Среднего роста, худой, лет тридцать. Он говорит:
– Привет, сосед.
– Привет.
– Хотя, вообще-то мы и не знакомились.
Я останавливаюсь, он выходит на площадку, протягивает руку.
– Саша.
– Вова.
– Студент?
– Ага.
– И где?
– В инязе.
– А какой язык?
– Английский.
Бородатый морщится.
– Английский не люблю. Грубый он такой, резкий. Как собака гавкает. Мне вот французский нравится – мягкий такой, красивый. С бабами на нем бы базарить. Не знаешь, как можно французский выучить?
– Ну, на курсы, например, пойти. Вечерние…
– Не, на это времени нет. Время – это деньги, а деньги – это время. Каждый день – на завод, потом выпить надо? Надо. Ну, расслабиться, типа, после работы. Правильно? – Я киваю. – Так что тут не до курсов. Ладно, короче, у меня к тебе дело – на триста баксов, то есть на триста белорусских. Одолжи, а? До двадцать пятого?
– Хорошо.
Я достаю кошелек, вынимаю трех «рысей».
– Спасибо, братан.
Бородатый жмет мне руку, уходит к себе. Я сую ключ в скважину, открываю.
Хозяйка стоит в прихожей.
– Здрасьте, тетя Нина.
– Здравствуй, Вова, здравствуй.
Я захлопываю дверь.
– Што ат тябе барадаты хатеу?
– Ничего, так – познакомиться.
– Нечага табе с такими знакомиться. Пьяница, алкаш. Жонка кинула яго, забрала дочку, квартиру размяняли. У их была квартира у втаром падъезде. Скажы яму, штоб к табе ня лез – тябе учиться нада, а не с алкашами…
– Ага, хорошо.
– Ты супа хочаш? Я сварыла.
– Нет, не хочу.
* * *
Жду Олю в центре зала на Октябрьской – у ступенек перехода. Десять минут седьмого. Рядом болтают по-французски два чувака – волосатый и стриженный налысо. Мужик с розой в руке смотрит по сторонам.
С грохотом подъезжает поезд. Французы замолкают. Лязгают двери, на платформу высыпает толпа, разделяется на потоки – к ГУМу, к Белсовпрофу и к переходу на Купаловскую. Оли нет. «Астярожна, дзверы зачыняются. Наступная станцыя – Площа Незалежнасти».
Подхожу к краю платформы, смотрю на цифры табло. 18.58. 00.47.
Звоню в тридцать вторую. Никто не открывает. За дверью соседей приглушенно болбочет радио. Жму кнопку еще раз, долго не отпускаю. Звонок звучит противно и пронзительно.
Захожу в кафетерий гастронома. Спрашиваю продавщицу:
– Чай есть?
– Есть. Пятьдесят два рубля с сахаром, сорок шесть без сахара.
– Давайте с сахаром.
Она бросает в стакан одноразовый пакет, наливает кипяток. Я кладу деньги на прибитую к прилавку тарелку. За окном, на улице идет мокрый снег.
Я беру стакан, он горячий. Ставлю его на стойку, отдергиваю ладонь. Чай расплескивается. Тру ладони одна об одну, беру стакан, отпиваю, обжигаю язык. Толчок сзади в ребра – уборщица моет шваброй пол. Я кричу ей:
– Осторожней можно?
Она не реагирует, ведет тряпкой мокрую полосу по цементному полу. В ведре с грязной водой плавает мусор.
Звоню в дверь. Шаги. Щелкает замок, дверь открывается. Оля.
– Привет.
– Привет.
– А я тебя ждал на Октябрьской… В шесть часов…
– Да… Проходи.
Оля жмет на кнопку выключателя, загорается свет. Я переступаю порог, бросаю рюкзак на пол, снимаю ботинки. Оля стоит, прислонившись к стене, смотрит под ноги. Она в черных джинсах и свитере. Я вешаю куртку на черное пальто.
В комнате – «стенка», два кресла, диван. На тумбочке – телевизор «Горизонт-61ТЦ», видик «Funai», несколько подписанных от руки кассет. Оля садится на стул у письменного стола.
– Присаживайся.
Я сажусь на край дивана.
– Ты недавно пришла? Я звонил в дверь полчаса назад…
– Я была дома… Просто мне никого не хотелось видеть. Извини… У тебя разве не бывает так, что никого не хочется видеть?
– Не-а. Что-нибудь не в порядке?
– Нет, все нормально.
Я рассматриваю корешки книг. Серия «Классики и современники». Лев Толстой «Смерть Ивана Ильича». Джером К. Джером «Трое в лодке, не считая собаки». На нижней полке – два темно-красных тома с тиснением на переплете. Михаил Шолохов «Тихий Дон».
Оля встает, подходит к телевизору, включает. Сессия Верховного совета. У микрофона – Зянон Пазняк.
– Мы павинны зрабить усё магчымае, каб…
Оля жмет кнопку, переключает канал. Старый черно-белый фильм. Девушка в косынке строит кому-то глазки. Оля выключает звук, садится к столу.
– А почему ты не пришла на Октябрьскую?
– Я же сказала – настроение было не то. Ты не против, если я выключу свет?
– Нет, не против.
Оля встает, подходит к выключателю, щелкает. Светятся окна дома напротив и уличный фонарь.
Оля поворачивается к окну. Я подхожу и встаю рядом.
Идет снег. Между домами, на побелевшем газоне – черные мокрые следы. Я наклоняюсь к Оле, тянусь губами к Олиным губам. Она отстраняется.
– Не надо.
Я сажусь на диван. Оля поворачивается ко мне. Я говорю:
– Извини… Просто как-то все непонятно… Хочется знать, как оно будет – у нас…
– Видимо, никак. Но ты не обижайся, дело не в тебе, а во мне…
– Тогда я пошел?
– Посиди еще. Можем чаю попить…
– Нет, я пойду.
Сижу на полу в комнате. За стеной храпит тетя Нина. Я беру бутылку, отпиваю пива. На полу валяются четыре пустых. Поднимаю с пола погнутую железную крышку, царапаю запястье. Сочится кровь. Я швыряю пробку в угол, допиваю пиво одним глотком. Встаю, спотыкаюсь, хватаюсь за стену. Сажусь, прислоняюсь к стене. Она холодная.
* * *
Семнадцатое декабря, мой день рождения. Без пяти семь вечера.
