– Чтобы суммировать… – сказал Экстрём, перелистывая свои записи. – Вы, как психиатр с многолетним опытом, считаете, что Лисбет Саландер страдает параноидальной шизофренией?
– Я все время подчеркиваю, что дать точную оценку ее состояния крайне сложно. Пациентка, как известно, проявляет почти аутизм по отношению к врачам и представителям власти. Я считаю, что она страдает тяжелым психическим заболеванием, но поставить точный диагноз я в настоящий момент не могу. Без обстоятельного обследования я также не могу определить, в какой стадии психоза она пребывает.
– Но вы в любом случае считаете, что она психически нездорова.
– Вся ее история красноречиво свидетельствует о том, что это так.
– Вы имели возможность ознакомиться с так называемой «автобиографией», которую Лисбет Саландер сочинила и представила суду в качестве объяснений. Как бы вы могли ее прокомментировать?
Петер Телеборьян развел руками и пожал плечами.
– А как вы оцениваете достоверность рассказанного?
– О достоверности даже и говорить не приходится. Там имеется ряд утверждений по поводу разных людей, и одна история фантастичнее другой. В целом ее письменное объяснение только усугубляет подозрения, что она страдает параноидальной шизофренией.
– Вы можете привести какой-нибудь пример?
– Описание изобилует деталями и являет собой классический пример гротескных фантазий, свойственных детям. Существует множество аналогичных документов из широко известных дел об инцестах, когда ребенок представлял описание, опирающееся на собственный вымысел, при полном отсутствии технических доказательств. То есть даже очень маленькие дети способны предаваться эротическим фантазиям и говорят об этом так, словно пересказывают фильм ужасов, который видели по телевидению.
– Но ведь Лисбет Саландер не ребенок, а взрослая женщина, – возразил Экстрём.
– Да, и остается только установить, на каком именно уровне умственного развития она находится. Однако по сути вы правы. Она взрослая и, вероятно, верит в то описание, которое представила.
– Вы полагаете, что это ложь?
– Нет, если она верит в то, что говорит, это не ложь. Перед нами доказательства того, что Лисбет Саландер не в силах отличить фантазию от реальности.
– Значит, адвокат Бьюрман не совершал над ней никакого насилия?
– Да. Правдоподобность такого утверждения равна нулю. Ей требуется квалифицированная медицинская помощь.
– Вы сами фигурируете в рассказе Лисбет Саландер…
– Да, это несколько пикантно. Но здесь мы опять-таки наблюдаем, что она дает волю своей фантазии. Если верить этой несчастной девушке, то я чуть ли не педофил… – Он улыбнулся и продолжил: – Но это лишь отражение того, о чем я все время говорю. Из биографии Саландер мы узнаем, что в клинике Святого Стефана ее истязали, большую часть времени держа привязанной к кровати ремнями, и что я приходил к ней в палату по ночам. Это классический пример проявления ее неспособности толковать действительность или, вернее, того, как она истолковывает действительность.
– Спасибо. Я передаю слово защите, если у фру Джаннини имеются какие-либо вопросы.
Поскольку в первые два дня судебного процесса Анника Джаннини почти не задавала вопросов и не высказывала возражений, все ожидали, что она вновь ограничится несколькими обязательными вопросами и затем прекратит допрос. «Защита ведется до неловкости слабо», – подумал Экстрём.
– Да. Имеются, – сказала Анника Джаннини. – У меня действительно есть ряд вопросов, и боюсь, что дело может несколько затянуться. Сейчас уже половина двенадцатого. Я предлагаю сделать перерыв на ланч, чтобы я потом смогла допрашивать свидетеля, не прерываясь.
Судья Иверсен решил пойти навстречу ее пожеланию.
Ровно в 12.00 перед рестораном «Мастер Андерс» на Хантверкаргатан Курт Свенссон опустил свою могучую руку на плечо комиссара Георга Нюстрёма. Курта сопровождали двое полицейских в форме. Нюстрём с изумлением поднял взгляд на незнакомца, сунувшего ему под нос удостоверение.
– Добрый день. Вы арестованы по подозрению в причастности к убийствам и попыткам убийства. Пункты обвинения будут вам зачитаны генеральным прокурором во время оглашения постановления о взятии под стражу сегодня во второй половине дня. Предлагаю вам пройти с нами добровольно, – сказал Курт Свенссон.
Георг Нюстрём, казалось, не понимал языка, на котором к нему обратились, но решил, что Курт Свенссон явно относится к тем людям, за кем лучше идти без лишних протестов.
Инспектор уголовной полиции Ян Бублански прибыл в сопровождении Сони Мудиг и семи полицейских в форме. Ровно в 12.00 сотрудник отдела охраны конституции Стефан Блад впустил их в закрытый отсек владений Службы государственной безопасности на Кунгсхольмене. Они прошли по коридору и остановились возле указанного Стефаном кабинета. Секретарь начальника канцелярии явно впал в полную растерянность, когда Бублански предъявил ему свое полицейское удостоверение.
«Пожалуйста, оставайтесь на месте. Проводится полицейская операция».
Он решительно проследовал к внутренней двери и вошел, заставив начальника канцелярии Альберта Шенке прервать телефонный разговор на середине.
– Что происходит? – поинтересовался Шенке.
– Я инспектор уголовной полиции Ян Бублански. Вы арестованы за преступления против шведской конституции. Во второй половине дня вас познакомят с длинным перечнем отдельных пунктов обвинения.
– Это неслыханно, – сказал Шенке.
– Да, безусловно, – согласился Бублански.
Он велел опечатать кабинет Шенке и поставил перед дверьми двух полицейских, приказав им никого не впускать. Если бы кто-нибудь попытался прорваться в кабинет силой, им разрешалось применять дубинки и даже табельное оружие.
Процессия двинулась дальше по коридору, пока Стефан не указал на еще одну дверь, и вся процедура вновь повторилась с финансовым директором Густавом Аттербумом.
Йеркер Хольмберг, сопровождаемый патрулем полиции Сёдермальма, ровно в 12.00 заколотил в дверь временного офиса на третьем этаже здания, расположенного через дорогу от редакции «Миллениума» на Гётгатан.
Поскольку никто не открывал, Йеркер Хольмберг приказал полицейским ломать дверь, но не успели они взяться за лом, как дверь приоткрылась.
– Полиция, – сказал Йеркер Хольмберг. – Выходите с поднятыми руками.
– Я полицейский, – возразил инспектор полиции Йоран Мортенссон.
– Знаю. И у вас имеются лицензии на чертову массу стрелкового оружия.
– Да, но я полицейский при исполнении служебных обязанностей.
– Плевать я на это хотел, – ответил Йеркер Хольмберг.
Ему помогли прислонить Мортенссона к стене и отобрать у него табельное оружие.
– Вы арестованы за незаконное прослушивание телефонов, грубые нарушения должностной инструкции, неоднократные вторжения в квартиру журналиста Микаэля Блумквиста на Бельмансгатан и, вероятно, по еще ряду пунктов обвинения. Наденьте ему наручники.
Йеркер Хольмберг быстро проверил офис и обнаружил там оборудование, которого хватило бы для студии звукозаписи. Одного полицейского он оставил охранять офис, велев неподвижно сидеть на стуле, не оставляя нигде отпечатков пальцев.
Когда Мортенссона выводили из парадной, Хенри Кортес поднял цифровую камеру «Никон» и сделал серию из двадцати двух фотографий. Правда, профессиональным фотографом он не был, и качество снимков оставляло желать лучшего. Тем не менее пленка была на следующий день продана одной из вечерних газет просто за баснословную сумму.
Единственный за время облавы этого дня не предусмотренный планом инцидент произошел у Моники Фигуэролы. Имея при себе группу поддержки в составе полицейского пикета Норрмальма и трех коллег из ГПУ/Без, она ровно в 12.00 вошла в парадную на Артиллеригатан и поднялась по лестнице в квартиру на последнем этаже, принадлежавшую фирме «Беллона».
Операция планировалась в очень сжатые сроки. Как только силы подтянулись к двери в квартиру, Моника дала сигнал. Двое крепких полицейских подняли сорокакилограммовое стальное стенобитное орудие и двумя точными ударами вынесли дверь. После этого силы пикета, снабженные бронежилетами и дополнительным оружием, заняли квартиру примерно за десять секунд.
Согласно данным наблюдения, проводившегося с самого рассвета, за утро в квартиру проследовало пять человек, считавшихся сотрудниками «Секции». Всех пятерых захватили в течение нескольких секунд и заковали в наручники.
Одетая в бронежилет Моника Фигуэрола прошла по квартире, которая с 60-х годов служила «Секции» ставкой командования, распахивая дверь за дверью, и после беглого осмотра пришла к выводу, что для сортировки множества бумаг, заполнявших комнаты, ей потребуется помощь археолога.
Буквально через несколько секунд Моника открыла дверь в небольшое помещение в глубине квартиры и обнаружила, что оно использовалось как место ночного отдыха. Здесь она внезапно оказалась лицом к лицу с Юнасом Сандбергом. Во время распределения заданий утром еще никто не знал, где его можно будет найти и арестовать, поскольку приставленный к нему наблюдатель накануне вечером упустил его из виду; машина Сандберга стояла на стоянке на Кунгсхольмене, и у себя дома он в течение ночи не показывался.
