— Вау, вау, вау… это невозможно.
Я протянул руку, схватил ее за плечо, потянул к себе игриво. Нетти прикатилась ко мне сама, раскрыла мешок мне в лицо. Я потерял дар речи.
4.11а Содержимое мусорного мешка мистера Биллингтона:
1 экземпляр журнала «Марокканские мальчики»;
1 экземпляр иллюстрированного журнала «Большие мальчики на мотоциклах»;
1 экземпляр журнала «Крутые манящие задницы»;
1 баночка вазелина объемом 8 унций;
1 рулон туалетной бумаги «Скотт»;
3 или 4 смятых оторванных куска, измазанные говном и кровью;
1 обертка презерватива;
1 презерватив, надетый на…;
1 сосиска к пиву.
— Почему это так важно?
— Важно, потому что случилось это сразу после того, как Джонни и Пенни высадили нас.
— Да, но какое отношение все это имеет к Джонни и Пенни?
— Я не знаю. Я хочу сказать, позднее, возможно, что-то и прояснится… но вы должны мне просто доверять. Я уже понял по вашим вопросам, главное для вас, по большей части, не то, что я считаю важным, а почему я так считаю. Я прав?
— Продолжайте.
— Не буду, пока вы не скажете, чего добиваетесь, допрашивая меня.
— А если мы скажем, что больше не собираемся задавать вопросы, что узнали все необходимое?
— Тогда вы солжете.
— Ну, в этом случае мы собираемся спросить, рассказала ли Нетти кому-нибудь о том, что случилось с мистером Джинджеллом?
— Не рассказала.
— И Пенни сдержала свое обещание?
— Я не знаю. О мистере Джинджелле разговор больше не заходил. А кроме того, у Нетти возникли другие интересы.
— Еще одно.
— Выкладывайте.
— Вы думаете, Джон и Пенни что-то скрывали?
— Нет. Я думаю, они волновались, как бы мы не подняли шума. Они подали документы на получение гражданства, так что причина могла быть в этом.
Мы с Нетти закончили наши фильмы в следующую субботу. Хотя результат действительно порадовал и Джона, и Пенни, я должен признать, что все это дело мне уже начало надоедать. Нетти, наоборот, демонстрировала крайнюю заинтересованность… и вновь ее энтузиазм поддержал меня и не дал уклониться от темы дня: первого просмотра наших фильмов. Джон принес большую миску попкорна, Пенни задернула шторы. Сначала мы смотрели фильм Нетти, поскольку Пенни продолжала называть его «лирической работой», а Джон полагал, что имеет смысл закончить просмотр сюжетно-тематическим фильмом.
После того как мы просмотрели фильмы дважды, слово взял Джон. Сказал Нетти, что ее фильм ему понравился, второй раз даже больше, после того как Пенни предложила смотреть его без песен Веры Линн. Особо он похвалил монтаж середины фильма, перебивки дождя, падающего на лейку, залитой солнцем лужей. Он также отметил отражение лейки в луже как «удачное противопоставление». Слабым звеном, однако, являлись цветы. Джон чувствовал, что цветы, показанные в конце фильма, казались ненужными, их появление не было обоснованно. Он предложил Нетти или заново обдумать эту часть фильма, или вовсе убрать цветы, заменив их расплывчатыми, не в фокусе, облаками, которые она использовала в самом начале. Пенни добавила, что такая закольцовка создаст эффект открытого конца, цикличности. На их лицах читалась такая определенность, что мне не оставалось ничего другого, как во всем с ними согласиться.
Мне Джон прежде всего сказал, что фильм понравился ему гораздо больше сценария. При этих словах я улыбнулся, но секундой позже почувствовал обиду. Комплимент, призванный подсластить пилюлю? Пенни тут же спросила Джона, чем тому не понравился сценарий. Джон поджал губы.
— Ну, мне показалось, что он слишком уж телевизионный, — ответил он.
Нетти согласилась. Предательница. У меня возникло ощущение, что они все против меня.
— Но ведь так и задумывалось, — пробормотал я, еще не зная, как продолжить. — Я хотел высмеять ти-ви. Хотел сделать что-то такое, что действительно напомнит людям телефильм, а потом все перевернуть, превратить в нечто неожиданное, чего не увидишь в прайм-тайм.
Глаза Джона вспыхнули. Пенни тоже.
— Ты этого добивался, сняв Джо и Кена убегающими вместе?
— Точно, — согласился я.
Вот тогда Нетти скорчила мне гримаску.
Просмотрев «Джо и Барби» в третий раз, Джон и Пенни вроде бы согласились с моей точкой зрения.
— Должен признать, я и не ожидал, что ты вложишь в этот фильм столько мыслей, — сказал Джон. Пенни кивнула.
— Да, теперь я понимаю, почему ты начинаешь эпизодом, где Джо сидит перед лилиями, — добавила Пенни, прежде чем повернуться к Джону. — Лилии давно уже считаются символом мужской гомосексуальности.
Я посмотрел на Нетти и улыбнулся, полностью отдавая себе отчет, что неудачный эпизод ее фильма завязан на те же цветы. Нетти оставалось только злиться. Что она могла сказать? А на меня продолжали сыпаться восторженные отзывы.
— И эта сцена в конце, где Барби упоминает заброшенную коллекцию оружия Джо, словно эти винтовки и базуки — символы его бурного прошлого, то есть его страсть к насилию — всего лишь симптом подавляемого влечения к себе подобным; и, наконец, самый последний кадр, где Джо и Кен вместе уходят в лаванду… Блестяще! — воскликнул Джон и повернулся к Пенни, которой понравилось, что «отношения между Барби и Скиппер тоже представлялись теперь не только чисто женскими, но и двусмысленными с сексуальной точки зрения». Когда же она посмотрела на Нетти, та сказала, что нам скоро надо будет идти, потому что тренировка по футболу уже час как закончилась.
Мы стояли у того же рельса, где неделю назад Нетти велела мне остановиться, когда сказала, что на этот раз я гнал пургу.
— Когда ты снимал фильм, ты же не вкладывал в него всего того, о чем говорилось на критическом разборе? — спросила она, пнув ногой камень, который со звоном ударился об рельс.
Я смог лишь пожать плечами.
— Тогда это несправедливо. — Она ступила на рельс, вскинула руки, чтобы удержать равновесие.
— Что несправедливо? — спросил я, словно не понимая ее.
Она мой вопрос проигнорировала, полностью сосредоточившись на попытках сохранить равновесие. Лечила молчанием.
— Многие мои съемки не удались, вот мне и пришлось импровизировать. И попотеть над сценарием.
Нетти шагнула раз, другой.
— Думаю, я на что-то наткнулся. — В моем голосе послышались нотки стыда, когда она, теряя равновесие, спрыгнула с рельса.
— Однако интересно, не так ли? — Она вновь встала на рельс. — Интересно, как иногда мы хотим что-то сделать определенным образом, а когда дело сделано, выясняется, что получилось все с точностью до наоборот.
Я согласился, напомнив ей тот день в классе, когда Пенни привела в пример «Безумие косяка», который задумывался как фильм, снятый для борьбы с марихуаной, а на самом деле оказался культовым для тех, кто ее курил.
— Она привела другой пример, — возразила Нетти. — Это пример, который она использовала, когда говорила об иронии. — Она сделала три шага и произнесла название фильма, о котором тогда говорила Пенни: «Триумф воли».
— Как вы с Нетти обсуждали содержимое мусорного мешка мистера Биллингтона?
— Не думаю, что вам это будет интересно.
— Почему?
— Не знаю. Я чувствую, что вы пытаетесь до чего-то добраться и…
— Вот вы и меняете тему для того, чтобы выяснить, попытаемся ли мы вернуть вас к этому позже?
— Совершенно верно.
— Как вы проделываете это сейчас?
— Точно.
— Так как все было?
— Думаю, я могу рассказать вам, как мы обсуждали мусор мистера Биллингтона. Но я не понимаю, зачем. По содержимому мешка мы оба сообразили, чем он занимался. Любопытства нам хватало. Как и воображения. Но нашу жизнь эта находка ничуточки не изменила. Более того, история эта скоро получила продолжение: Нетти захотела, чтобы я зашел к ней в гости, чтобы показать мне нечто, имеющее отношение к мусору мистера Биллингтона, нечто такое, от чего глаза у меня полезут на лоб. Я могу сказать, что она действительно заинтриговала меня. Я могу сказать, что она просила меня угадать, что это может быть. Я могу сказать, как она отказывалась говорить мне, о чем речь, и как мне надоело угадывать. Я могу также рассказать о том, как мы, вылезая из кустов, увидели мистера и миссис Биллингтон, выгуливавших своих пуделей, и Нетти намеренно громко сказала, что рада замене качелей в парке, потому что от старых у нее болела задница, и спросила, не хотел бы я прийти завтра к ней на ленч. Она угостит меня сандвичами с пивными сосисками и… о-о-о… ее губы треснут, если она не намажет их вазелином, читая «Garcons de Maroc» в своей комнате, окна которой выходили на дорогу, и вот это гораздо интереснее, чем наша реакция на содержимое мусорного мешка. Так почему бы мне просто не рассказать вам о том, что произошло потом?
— Продолжайте.
Мы пошли по Кипресс от железнодорожных путей, повернули налево на Куилчен-кресент, улицу на которой жила Нетти, буквально за углом от меня. Неожиданно она рванула к подъездной дорожке Голтсов. Она все увидела первой: Бобби и его старшие двоюродные братья, Митч и Донал, вытряхнули Тимми Уэйта из инвалидного кресла и тащили к огромному медвежьему капкану, который обычно висел под потолком гаража Голтсов, а теперь, взведенный, стоял посреди лужайки. Бред какой-то. Я не верил своим глазам. Тот день мне запомнился именно этим, а не мусорным мешком Биллингтона: трое Голтсов, смеющиеся до колик, едва стоящие на ногах, отчаянно вырывающийся Тимми, а в шести футах этот ржавый капкан, раззявивший стальные челюсти, и никто из них не замечает набравшую ход Нетти.
