— Собственно, для этого я вас сегодня и искал, — добавил он.
— А я уже знаю про этот турнир, — сказал Шифферс.
— Откуда? — удивился Ульянов.
— До вас здесь сегодня был Хардин.
— Как, Андрей Николаевич был здесь!? — воскликнул Ульянов.
— Да, утром. Я сегодня весь день у «Доминика».
— И вы будете во вторник у Прадера?
— Обязательно! — сказал вновь опьяневший Шифферс, наливая водки себе и Ульянову. — Я покажу этим господам, где раки зимуют! Давайте выпьем, Володя!.. Ваше здоровье!.. Не беспокойтесь, старый Шифферс еще покажет всем хуй с четвертого этажа!
— Я в этом не сомневаюсь! — засмеялся Ульянов.
Он посмотрел в окно. Стемнело. Ульянов вдруг подумал о том, как уютно, вот так, декабрьским вечером сидеть у «Доминика», пить водку и смотреть в окно на освещенный газовыми фонарями Невский…
— Вы не откажетесь отужинать со мной, Эмануил Степаныч? — предложил Ульянов. — Пойдемте в зал.
— Спасибо, но я что-то не чувствую за собой особого аппетита, — ответил Шифферс. — Давайте просто закажем еще один графинчик и какой-нибудь закуски.
Они перешли в главный зал кафе и разместились за столиком у окна.
— А какой закуски? — спросил Ульянов, разглядывая меню. — Может быть, маринованную миногу?
— Ни в коем случае! — запротестовал Шифферс. — Я знаю только два места, где можно просить маринованных миног — в ресторане у Николаевского вокзала и у Аркадия Симоновича. Маринованные миноги у «Доминика» не идут с теми ни в какое сравнение.
— Ну, а что тогда?.. Грибков? — предложил Ульянов.
— Да, нет, рыбная закуска — это была неплохая идея. Давайте спросим рыбное ассорти.
— Прекрасно! — одобрил Ульянов. — Ну, а какое-нибудь горячее блюдо? Покушайте, Эмануил Степанович! Раз уж решили попить как следует, так давайте и поедим… Как насчет осетрины по-петербургски?
— Спросите лучше каплуна, — решился, наконец, Шифферс. — Да попросите пожирнее! Люблю жирное под водку.
Ульянов заказал довольно большой графин водки, рыбное ассорти, осетрины — для себя, и каплуна — для Шифферса. Официант сразу принес водку и холодную закуску, и Шифферс провозгласил тост:
— Давайте, Володя, выпьем за вашу молодость, чтобы у вас все удачно в жизни сложилось, и чтоб вам не пришлось потом мучиться угрызениями совести.
— О чем это вы, Эмануил Степаныч? — спросил пораженный Ульянов.
— Да так… Вы читали сочинения г-на Достоевского?
— Да, конечно, — ответил Ульянов.
— Недавно я приобрел новый тринадцатитомник сочинений покойного Федора Михайловича, — Шифферс говорил неторопливо, с какой-то пьяной задумчивостью. — В молодости я был с ним знаком, он неплохо играл в шахматы… Сейчас я перечитываю его роман, где рассказывается о молодом человеке, убившем старуху…
— Разумеется, я знаком с этим романом, — перебил Шифферса Ульянов.
— Старуха была процентщицей, — упрямо продолжал Шифферс. — Молодой человек убил ее ради денег. Он как бы пожертвовал никчемной старухой ради собственного будущего. Так шахматист в конце партии порой жертвует офицером, чтобы пешка стала королевой… А потом молодой человек долго и мучительно раскаивался… Да, давайте выпьем. Ваше здоровье!.. Вот также скоро пожертвуют нами, нашим усталым и подлым миром… Ради светлого будущего!.. А потом будут мучиться и сомневаться: правильно ли поступили…
Официант принес горячее. Шифферс умолк и пьяно смотрел на лоснящегося от жира каплуна и обсыпанный укропом жареный картофель. Ульянова взволновали слова Шифферса, хотя не так сильно как запах поставленного перед ним блюда. Поэтому, с уважением посмотрев на осетрину, он предложил выпить под горячее.
— Давайте, Эмануил Степаныч, выпьем за нашего добрейшего Аркадия Симоновича и за успех его замечательного турнира.
— Да! — согласился Шифферс. — Старик Прадер соображает, особенно в борщах и миногах. За Прадера!
Они чокнулись и выпили.
— А что касается его турнира, — продолжал Шифферс, — я думаю мы сломим всем головы, Володя, и, как всегда у Прадера, классно пожрем и выпьем!
Глава 13
ВОСКРЕСНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГОСПОДИНА УЛЬЯНОВА
Корявая и безграмотная, косо приколотая к двери, записка гласила:
ВЛАДИМИР ИЛИЧ Я УШОЛ ЗА ВОДКОЙ 11 30 БУДУ КНЯЗЬ
«Все-таки всеобщее среднее образование совершенно необходимо, — подумал Ульянов. — Вот и ломай теперь голову: ушел он в одиннадцать тридцать, или он вернется к этому времени? Пожалуй, больше похоже на то, что к половине двенадцатого он обещает вернуться».
Ульянов нервно заметался по лестничной площадке. Часы показывали тридцать пять минут двенадцатого. Два часа назад он проснулся, не помня — ни как он расстался с Шифферсом, ни как он приехал домой, ни как он лег спать!
Торопливо умывшись, он — в порядке компенсации за изрядно помятую физиономию — надел свой лучший костюм и отправился опохмеляться. Заглянув по пути в почтовый ящик, он обнаружил записку от Князя. Князь пытался застать Ульянова дома в субботу, чтобы сообщить нечто исключительно важное. Тщетно прождав два часа под дверью, Князь оставил записку, в которой настоятельно приглашал Ульянова зайти в воскресенье утром.
И вот Ульянов здесь. «Поцеловав дверь», с нетерпением ждет возвращения Князя. Уже без четверти двенадцать, а у Ульянова «ни в одном глазу». Понимая, что опохмелиться совершенно необходимо, он решил пока отправиться в «Пушкарь». «Черт знает, куда Князь запропастился, — подумал Ульянов. — Выпью пока пару кружечек и вернусь».
Ровно в полдень с Петропавловской крепости выпалила пушка. Добропорядочные горожане возвращаются из церкви, а безбожник Ульянов спешит опохмелиться. Свернув на Большую Пушкарскую рядом с фабрикой Отто Кирхнера,[16] Ульянов торопливо прошагал еще два квартала и нырнул в «Пушкарь» на глазах у испуганно перекрестившейся петербургской старушки.
Ульянов любил «Пушкарь». В этом мрачном, почти темном баре было нечто чинное и торжественное. И атмосфера, и пиво в огромных черных глиняных кружках, и старинные гравюры на стенах — все напоминало Ульянову таверны позднего средневековья, красочно описанные в его любимых авантюрных романах.
Ульянов заказал копченого леща и две кружки пива. Жадно выпив первую кружку, он удовлетворенно выдохнул воздух и принялся разделывать рыбу. Только утолив похмельную жажду, он поднял глаза, чтобы посмотреть на сидящего напротив, и сразу обомлел, встретившись со злобным взглядом полковника Бздилевича.
— А, господин адвокат! — злорадно воскликнул Бздилевич. — Как вас там зовут? К сожалению, я начисто позабыл ваше имя.
— Иосиф Джугашвили, — представился Ульянов.
Чувствуя, что полковник по каким-то причинам ищет скандала, Ульянов решил не открывать своего настоящего имени и назвал первое, пришедшее на ум. Он и сам не смог бы объяснить, почему это имя оказалось грузинским. Ульянов и представить себе не мог, какого джина он выпустил в эту минуту из бутылки! Именно с этого дня имя Иосифа Джугашвили попадет в черные списки Российского охранного отделения, а мелкий воришка с этим именем, украв у цирюльника баночку с мазью от мандавошек, неожиданно получит такую трепку от жандармов, что сразу станет революционером!
— Иосиф, говоришь, Джугашвили? — ироническим тоном переспросил Бздилевич. — Имя у тебя какое-то странное: не то греческое, не то еврейское. А бумажник у меня в прошлый раз ты зачем спер?
«Этого только не хватало,» — подумал Ульянов. Он огляделся вокруг. Посетителей в баре было довольно много, но никто пока не смотрел в их сторону.
— А не слишком ли много вы себе позволяете, г-н полковник? — тихо спросил Ульянов, подавляя справедливое негодование.
— Вы никакой не адвокат, милостивый государь, а самый обыкновенный карманный воришка! — прогремел Бздилевич, отрывая задницу от дубовой скамьи.
Громко произнесенные, эти слова полковника привлекли всеобщее любопытство. Снова оглядевшись по сторонам, Ульянов понял, что теперь он должен ответить на оскорбление. Он медленно поднялся.
Теперь они стояли друг против друга, разделенные лишь узким столиком. Они не знали правды друг о друге. Ульянов считал, что перед ним заурядный полковник. Император, в свою очередь заблуждался, полагая, что перед ним обыкновенный карманник. Между тем, противостояние этих двух людей определило целую эпоху в истории государства Российского.
Ульянов широко размахнулся и ударил соперника. Удар был столь силен, что сбил полковника с ног. Падая, император затылком сбил со стены картину, изображавшую его достойного предка на строительстве верфи в 1704 году.
Через какое-то мгновенье два дюжих официанта уже заламывали Ульянову руки, а некий обалдевший от счастья любитель порядка бросился звать полицию. Воспользовавшись всеобщей суматохой, полковник Бздилевич скрылся в неизвестном направлении. Несколько минут спустя на месте происшествия появились два рослых жандарма. Они посадили г-на Ульянова в решетчатый экипаж и доставили в охранное отделение.
