— Знаешь, что я нашла в кабинете отца? — На затуманенном стекле она нарисовала птичку.
— Что? — Я с радостью нарушил затягивающуюся паузу.
— Картинки. — К птичке прибавился червяк, нарисованный ее ногтем.
— Да? Какие картинки? — спросил я, надеясь, что она хоть что-то да объяснит.
— Картинки, которые могли бы понравиться мистеру Биллингтону. — Она провела пунктирную линию от глаза птички к червяку. Так вот, значит, в чем дело! — Да, они лежали в папке под записями, которые он делал на судебных процессах.
— Странное он выбрал место для хранения таких картинок, — заметил я, не зная, что и сказать, гадая, неужто все мужчины занимаются чем-то таким, о чем я, двенадцатилетний мальчишка, не имею ни малейшего понятия. Нетти улыбнулась. Я чувствовал, как она вглядывалась в меня, изучала, ожидая какой-то реакции. — Готов спорить, твоя мать закатила бы скандал, если б наткнулась на них, да? — Я надеялся разговорить ее.
— Нет. Она знает, что они были вещественным доказательством на каком-то процессе, — бесстрастно ответила Нетти.
Я рассмеялся, словно услышал отменную шутку. Нетти как-то странно посмотрела на меня, никак не прокомментировав мой смех. Я увидел, как опустился уголок ее рта.
— Так что пойдем их посмотрим, — она оторвалась от подоконника, — если только ты не трусишь.
Темный и зловещий кабинет судьи Смарта пах, как трубка. Внутри я не бывал. Дважды в жизни проходил мимо. Первый раз — в ванную, по малой нужде, второй — помогая Нетти и ее матери нести ковер. Оба раза сквозь приоткрытую дверь видел серебряную макушку судьи и изумрудно-зеленую настольную лампу, которая светилась как фонарь.
Нетти включила лампу, отчего деревянные панели стен еще больше потемнели.
— Ты никогда тут не бывал, не так ли? — спросила она, прекрасно зная ответ.
— Ты уверена? — ответил я вопросом, лишь бы что-то сказать, дать понять, что я сохраняю самообладание. Нетти поднялась на цыпочки и вытащила большую папку с одной из внушительных полок. Вертанув при этом задницей.
— Начнем с этой. — Она положила папку на стол.
Я прочитал: «КОРОНА ПРОТИВ УИТЛОКА, СТОУКСА И МАРШАЛЛА».
— Это как-то нехорошо… — Меня испугал логотип провинциального суда.
— Разве тебе не интересно, чем мой отец зарабатывает на жизнь? — произнесла она, раскрывая папку.
Я увидел глянцевую, восемь на десять дюймов, фотографию мальчишки с веснушчатым лицом, который сидел на пне обнаженный, если, конечно, не считать за одежду большущие резиновые сапоги.
— Этим он на жизнь не зарабатывает, — сказал я, глядя на мальчика на фотографии. — Это всего лишь вещественное доказательство в этом процессе.
Нетти перевернула фотографию, чтобы открыть другую. Вновь мальчишка с веснушчатым лицом. Но на этот раз он сидел, широко расставив ноги, а перед ним устроилась на корточках девочка, также примерно нашего возраста, оглядываясь через плечо на камеру. С большими черными глазами, каштановыми локонами, а ее маленький ротик посылал поцелуй тому, кто фотографировал. Между большим и указательным пальцами правой руки девочка зажимала пенис мальчика, тянула к себе, растягивала, как эластичную ленту. На лице мальчика отражалось удивление, как у Аль-фальфы в «Маленьких негодяях». Нетти перевернула и это фото. Теперь мальчик стоял боком, а девочка, по-прежнему на корточках перед ним, все тянула пенис, а языком касалась нижней части мошонки мальчика. Под этой фотографией лежала еще одна: крупный план рта девочки, охватывающего пенис взрослого. От напряжения, которое читалось на ее лице, мне стало дурно.
— Тут их тьма. — Нетти расцепила металлические дужки.
Достала дело, помеченное как «СТОУКС». Положила поверх папки. Первое фото — детская площадка. Дети на качелях, дети на горках, дети на стенках.
— Фотографии из разных серий, так что нам нельзя их перемешивать. — Она перевернула фото.
Три мальчика лет четырнадцати или пятнадцати, сидящие перед деревом. Все в обрезанных джинсах, один, самый старший, с пробивающимися усиками, без рубашки.
— Мне нравится его грудь, — сказала Нетти про усатого.
Я с ней соглашаюсь. Не отказался бы от таких мышц.
Нетти достала из папки две фотографии. На первой те же три мальчика вроде бы в старом гараже. Стоят рядышком, смотрят в камеру, каждый держит в руках линейку, меряя размер вставшего члена.
— Ты думаешь, его пенис больше, потому что он старше? — спросила Нетти, указывая на усатого. Я не знал, поэтому ответил, что не исключено. — А у тебя пенис такой же большой?
— Не знаю. Трудно сказать, — ответил я, удивленный ее прямотой.
Нетти кивнула.
— Да, — согласилась она, — по фотографии размера не определить. Я хочу сказать, числа на линейке вне фокуса.
Нетти на мгновение замялась, потом показала мне вторую фотографию.
— Мистера Биллингтона?
— То ли Биллингтона, то ли мужчины, похожего на него.
— Так вы не уверены?
— Нет, но поначалу подумал, что это он.
— Нетти сказала, что на фотографии Биллингтон?
— Скорее нет, чем да. Я хочу сказать, она знала, что я могу принять мужчину за Биллингтона. Думаю, ждала от меня такого вопроса.
— Продолжайте.
— О чем?
— Нам нужны приметы.
— У вас есть фото.
— Есть, но мы хотим, чтобы вы описали его.
Я думаю, Нетти уже успела прийти в себя от изумления. Вот почему, полагаю, ее больше интересовала не сама фотография, а моя реакция. И уж конечно, насладилась ею сполна, как, должно быть, рассчитывала, потому что я просто не мог поверить тому, что увидел. Не мог в это поверить! Все те же трое подростков в разных сексуальных действах. И с кем они этим занимались? Кто лежал на спине с задранными в воздух ногами, с лицом и грудью, залитыми спермой? Биллингтон! Или кто-то, очень похожий на Биллингтона! Так что, само собой, я не мог в это поверить! Это было слишком уж круто, куда круче того, что мы нашли в мешке с мусором днем раньше. Собственно, когда я думаю об этом теперь, этот момент столь четко запечатлелся в моей памяти только потому, что фотография, казалось, оживила мусор, все предметы, лежавшие в мешке — вазелин, сосиска к пиву, использованная туалетная бумага, журналы, — ожили и начали танцевать вокруг моего соседа наподобие эпизода в фильме «Фантазия». Я так живо все себе представил: Биллингтон, кружащийся, как жарящийся на вертеле поросенок, презерватив, выскакивающий из обертки, раскрывающийся, принимающий в себя сосиску, ныряющий в банку с вазелином, прежде чем воткнуться в зад Биллингтона, тогда как куски туалетной бумаги промокали ему анус, а журналы порхали над его головой, словно птицы. Чистый Дисней! Я не мог в это поверить!
Нетти толкнула меня локтем:
— Забавно, а?
Я кивнул, потом спросил, по этой ли причине ей так хотелось ознакомиться с содержимым мусорного мешка.
— Точно, — промолвила она, аккуратно раскладывая фотографии на прежние места. — Хочешь посмотреть еще?
— Только одну, — ответил я.
— Тебе не понравится, — предупредила она.
— Не может она быть противнее последней.
Мы заглянули в дело с фамилией «МАРШАЛЛ». Нетти открыла его, положила передо мной. С фотографии на меня смотрела женщина лет сорока. Выглядела она как чья-то мать.
— Эта женщина делала первые фотографии, с мальчиком в резиновых сапогах. — Нетти отодвинула фотографию в сторону, открыв другую. Та же женщина, но на этот раз в сопровождении мужчины. Выглядели они, как любая другая пара средних лет, только что вышедшая из «Макдоналдса». — Мужчина, с которым она сфотографирована, законный опекун мальчика.
Она протянула мне фотографию. Я взял, пристально всмотрелся в нее. Ничего необычного. Но опять же, чего я, собственно, искал? Должно быть, из-за этого фотография и показалась мне самой мерзкой из всех.
— Они же выглядят как нормальные люди, — прокомментировал я.
— Именно! — воскликнула Нетти. — Вот почему копам потребовалось так много времени, чтобы поймать их.
Она рассказала, что эти мужчина и женщина — лишь часть разветвленной преступной организации. Затем Нетти вернула папку на полку и уселась на стул судьи. Плотно прижав подошвы к полу, проверила бедрами, вращается ли он. Верхняя половина тела вроде бы расслабилась, но колени постукивали друг о друга. И она как-то странно смотрела на меня, словно хотела созорничать.
— Не знаю… — Я почесал затылок. — Не знаю, что и сказать. Ты часто смотришь эти картинки?
— Постоянно, — ответила она. — Но думаю, это нормально, если я никому не говорю.
Приехали.
— Но ведь ты сказала, показав их мне.
Нетти развернулась на триста шестьдесят градусов, вновь поставила ноги на пол.
— Да, и что?
Ее ответ привел меня в замешательство. Но я решил, что лучшая оборона — нападение.
— Все эти фотографии как-то на тебя влияют?
Нетти громко рассмеялась:
— Да, влияют. Такое случается. — Вновь смех. — Случается, что я от них становлюсь… сексуальной. — Она изогнула бровь, перебрасывая мяч на мою половину.
