В школе, где я учусь, существует правило, по которому ученикам нельзя покидать здание до конца занятий, поскольку слишком уж много лохов было раздето или избито в окрестностях. Буквально на днях одного из наших преподов обули, когда тот шел домой пешочком по Коламбусу. Но Дэвид Лэнг, Марк, Энтон Ньютрон и я всегда после ланча чем-нибудь закидываемся, чтобы убить время. Иногда торчим. Сегодня мы с Лэнгом смотались через окно столовой и двинули на 89-ю затариться Эйчем. Вообще-то, тяжелую наркоту там приобретать рисковано, полно кидал, но есть два надежных чела — Лефти и Поупо, и как раз Поупо был на месте. Мы взяли по два грамма. «Сущий динамит», — шепчет Поупо. Это слышишь от каждого барыги в городе, какое бы дерьмо он тебе не впаривал. Наш первоначальный план был занюхнуть продукт на уроке математики, но тут некий типчик на каблуках предложил, что он отведет нас вмазаться в подвал дома, расположенного чуток ниже, если мы с ним капельку поделимся. Ладно, отвечали мы, но не стоит дуплить, поскольку через десять минут нам надо вернуться. Мы ломанулись в подвал, я снял ремень, перетянул руку и швырнул наши четыре пакетика на плиту. Взял свою долю, оставив на плите чуток для того халявщика, быстро задвинулся, три раза погонял туда-сюда и, довольный, упал на жопу: «Продукт не хреновый, Лэнг, ты аккуратнее». Лэнг как всегда не может попасть, колет дырок десять, прежде чем добирается до вены, и настолько охуевает от радости, что выпрыскивает содержимое шприца без прогона. Подвальный запашок мне не очень по нутру и мы решили не тратить время на треп. Оставили того типа одного, выползли на 89-ю, где тут же тормознула тачка с легавыми, и нас зацапали. Мы были в школьных блейзерах, и копы поинтересовались, чем мы занимались в подвале. Я, глядя на него мутными глазами и подтягивая сваливающиеся штаны (я вспомнил, что отдал ремень чуваку, который еще не вмазался), сказал, что мы изучаем социальные проблемы и проводили в подвале исследование. Их удовлетворило мое объяснение, и мы пошли своей дорогой. Проникли в школу через спортзал и явились на урок математики совсем никакие. Никто нас не просек, кроме Марка и Ньютрона, которые изошлись говном по поводу того, что мы их не взяли.
Сегодня в одном рабочем квартале Бронкса ко мне подошла девчушка лет десяти и спросила, зачем я ношу такие длинные волосы, а я ей ответил, затем, что мне так нравится. Тогда она спросила: «Ты ведь против войны, да?» «Ага», — сказал я.
— А ты в Бога веришь?
— Не думаю, что верю настолько, насколько ты, — отвечал я.
— А разве Христос не был Богом?
— Ты сама как считаешь?
— Да, был, — быстро проговорила она.
— Как, по-твоему, твой Христос пошел бы на войну?
— По-моему, пошел бы, — отозвалась она.
— Ну, смотри, ты где-нибудь читала, чтобы Христос убивал кого-нибудь или стрелял из оружия?
— Нет.
— И ты считаешь, что он бы пошел на войну?
— Наверно, нет, — решила, наконец, она и пошла дальше.
— И скажи об этом своим монахиням и всяким друзьям! — прокричал я ей вслед. Она, вроде, улыбнулась.
Я понимаю, подобный разговор — это банальный детский треп, но девчонка попалась сообразительная, надо было ее видеть. Может, эта шестиклассница даже забьет в понедельник на урок. Маленькая умница с обалденными веснушками.
Какие-то флотские друганы Брайана (два жителя захолустья в Омахе) первый раз в жизни приехали в Нью-Йорк и были потрясены происходящим в «Штабах», в существование которых они всегда отказывались верить. В общем-то, парни они неплохие, но немного наивные... стоило им выйти из автобуса в Порт-Оторити, как какой-то джанковый барыга и его партнер немедленно затащил одного из них в туалет. Он мне потом так рассказывал: «Ну, мы поговорили с тем пацаном, и, ты прикинь, я смотрю — мою сумку сперли. Полный отстой. Ну, короче, это друзья того пацана, который, как сказал мне тот чувак, поет в Плаза-Рум в одноименном отеле, и мне пришлось сваливать. Черт их знает, на хрена им моя сумка, но тот добрый пацан предупредил меня, что в вашем городе ни на секунду не надо расслабляться, а то вот так встрянешь... Потом он тоже свалил, сказал, что играет у них на пианино... позвал меня прийти их послушать, они играют каждый вечер. Кто-нибудь из твоих пацанов знает, где эта Плаза? Там клево, да?» «Боже мой», — промямлил я и стал погружаться обратно в дрему... медленно-медленно. Потом они раскумарились (Брайан обучил их этому делу еще во флоте) и сорок пять минут донимали народ, пытаясь узнать, как добраться на метро до Статуи Свободы. Наверно, задавали одни и те же идиотские вопросы, переспрашивая раз по восемь, а им надо было лишь сесть на линию «Е» в конце улицы и доехать до конечной, даже без пересадок. В помещении после них остался полный раздрыг. Мне они мешали торчать, и я встал и самолично отвез их... раньше я никогда не бывал ни у Статуи Свободы, ни на Эмпайр-стейт-билдинг.
Все труднее и труднее отмахаться от назойливых домогательств. Я спрашиваю: куда делся тот гомосек прошлых времен, кто хотел просто-напросто отвести тебя к себе домой и там пососать твой член? Педики все больше напоминают тюленей Аляски, насчет которых я как-то подписал в школе петицию. Этакий вид, плодящийся со страшной силой. Невозможно предсказать, что отмочит очередной экземпляр, которого ты подцепишь... Наручники, маски, змеи (да-да, самые настоящие), цепи, хлысты. На прошлой неделе у одного типа был ручной попугайчик, выклевывавший виноград у меня из лобковых волос. (У него имелся кожаный «чехол», чтобы тупая птица не причинила мне вреда, она же проявила сообразительность и вцепилась в мой главный инструмент). Ситуация выходит из-под контроля, насколько я могу судить, и я на несколько недель выхожу из игры, пока у меня крыша не съехала... наверно, снова буду грабить всяких старых баб или займусь чем-нибудь более разумным. Хочу изложить на бумаге несколько случаев, пока у меня не развилось острое чувство вины.
Начнем с Дейва... не самый большой чудила из встреченных мной на прошлой неделе, но явно с проблемами. Цепляет он меня в «мясном ряду» на 3-й авеню и что — он желает у меня отсосать? Щас. Дейв — пятидесятипятилетний преуспевающий вице-президент одной известной йогуртовой компании, у него есть личная ложа на стадионе «Янки»... и он желает выложить мне полтинник баксов, если я сегодня схожу с ним на матч. Именно так... вот бля буду, если вру... я вполне вменяемый. То есть немножко под кайфом... но голова вполне соображает. Любой нью-йоркский пацан из детской лиги из кожи вон лезет, выпрашивая у папочки билет на хорошие места на матч... а мне самому за это еще и заплатят. К тому же приятно сидеть там, смотреть по сторонам и вспоминать те денечки, когда я вкалывал, словно раб, продавая попкорн при температуре 90 градусов и прохладительные напитки при 30 градусах; офигенно классно, когда я просил Дейва купить мне пива у оставшихся еще с тех времен разносчиков, которые раньше обзывали меня ленивой скотиной и давали мне пиздюлей... Даже видел моего старого начальника, уволившего меня, и сделал ему соответствующий жест перед всеми его подчиненными. Однако, откровенно говоря, я не большой поклонник бейсбола и торчать там до конца дурацкой игры было невероятно тоскливо, тоскливей не придумаешь. Дейв же, напротив, большой фанат и ведет себя как подобает старому «фану», мать его так... Я проспал все четыре с половиной часа, как в родной кровати... но лучше уж прискучивший минет на полчаса, чем такая шняга. Перед вторым таймом я повысил цену до семидесяти пяти, мотивируя, что «на это уходят драгоценное время и деньги». Дейв раскошелился бы и на сотню. Так что я не удивился... что может удивить, когда уже так встрял? Не знаю, что руководило этим чудиком... хотя, конечно, всякий раз, когда «Янки» били по мячу, он лапал меня за бедро, но не более. По-моему, он просто одинокий человек... но такие бабки? Когда он высадил меня из такси у «Rack», я отдал подаренную им сувенирную кепку «Янки» тусовавшему там одному трансвеститу, который фанатеет по Мики Мантлу[17], потому что тот «носит на поле такие классные узкие полосатые брючки».
Несколькими днями раньше моей поездки на стадион какой-то бухгалтер затащил меня в ванную своего гостиничного номера. Там к туалетному сиденью был привязан котенок, а ванна была наполнена пеной, только залезай. Я извинился, вышел, сбегал на кухню и выпил там пару таблеток валиума...[18]
К тому моменту я был уже изрядно под джанком, но соображал, что имею дело с кошмарным извращенцем. Когда я вернулся, он уже успел раздеться, залезть в ванну и окунуться в пену... а несчастный котяра, прикованный к унитазу, заходился от визга. Чел изложил мне свой план. Он хотел, чтобы я запорол животину до смерти, но сначала поссал на него в ванной, потом, когда кот сдохнет, я спущу ему в рот, пока он будет продолжать сидеть в воде. Он вытащил из-под пенных пузырей кнут и вручил его мне. Тот был маленький, специально для кошек, с кожаными шнурками, и к каждому концу были привязаны кусочки разломанного лезвия. Мне не понравился тот чел. Очень не понравился. Ему страшно не повезло, что я был обдолбаный и в кошколюбивом настроении. И я решил выказать ему свою неприязнь. Я отвязал котейку. Мужик попытался было вылезти и остановить меня, но я треснул ему кулаком по ебалу, он шлепнулся жопой обратно в ванну, и я хлестнул его кнутом по груди... осталась отвратительная рана. Он несколько охренел... я схватил его за патлы, раскрыл ему рот и нассал туда... он сплюнул, моча смешалась с кровью, хлеставшей из разбитой губы, и, словно в замедленном кадре, я увидел, как он завопил, когда капли мочи обожгли ему рану на груди. Он нырнул в воду, чтобы смягчить боль, а я облегчил его бумажник на шестьдесят зеленых, подхватил котенка и свалил.