— Да, конечно.
— На этот раз мы должны войти через парадную дверь. — Нетти улыбнулась. Я рассмеялся, вне себя от счастья: все вернулось на круги своя. Нетти тоже рассмеялась:
— Извини, что так вышло.
— Не бери в голову, — быстро ответил я, надеясь, что она не будет уточнять, что и как вышло. И думаю, быстрота моего ответа принесла плоды, потому что она порадовала меня еще одной улыбкой.
— Я только принесу тебе раскадровку. Может, ты взглянешь и на сценарий.
Улыбающаяся мисс Смарт приветствовала нас в дверях, из глубины дома доносился гитарный перезвон.
Позже, когда я пришел домой, мать спросила, что у меня в пакете.
— Раскадровка, — ответил я, бросив пакет на разделочный столик.
— Раскадровка? — переспросила она, радуясь, что я использовал незнакомое ей слово.
— Да, конечно. Взгляни, это работа Нетти.
И тут зазвонил телефон. Я находился ближе, поэтому снял трубку.
— Алло?
Звонила мисс Смарт. Голос звучал очень строго:
— Пожалуйста, позови маму.
Блин! Что теперь? Звать? Или спросить, что передать? Я точно знал, что звонок имеет какое-то отношение ко мне.
Я позвал мать, и меня мгновенно выдал мой голос, писклявый, напуганный.
— Эй… да у тебя ломается голос! — воскликнула мама, достаточно громко, чтобы эту весть услышала мисс Смарт. Я передал ей трубку и наблюдал, как она постепенно сводит брови у переносицы и ее глаза превращаются в щелочки на лице-маске. Я слушал бесконечную череду «да, да», мамин голос становился все пронзительнее, потом она бросила на меня злобный взгляд, один из тех, что приберегала для тех случаев, когда я уж очень сильно ее доставал. После очередного «да, да» она протянула трубку мне. Я пришел в ужас. Но не мог этого показать. Может, это буря в стакане воды. Поэтому, чтобы показать, какой я спокойный, я попросил ее узнать, что мне хотят сообщить. Мои слова ее не развеселили.
Миссис Смарт сразу взяла быка за рога:
— Чем вы вдвоем сегодня занимались?
Я глубоко вдохнул.
— Нетти показала мне рисунки. Потом мы пошли в парк, потренировали удары по воротам, — ответил я таким тоном, будто этот день ничем не отличался от любого другого.
— Какие рисунки? — рявкнула она.
— Для нового фильма. Раскадровку.
Миссис Смарт помолчала.
— Ты знаешь, что тебе не следует приходить сюда в отсутствие взрослых!
Я заверил ее в том, что она абсолютно права.
После этого миссис Смарт доложила обстановку:
— Моя дочь сейчас наверху, в своей комнате, плачет.
Я смог выдавить из себя только:
— О!
— Она плачет в своей комнате и не говорит мне почему, — продолжила мать Нетти, все больше расстраиваясь.
— Ну, мы только посмотрели раскадровку, она, кстати, сделала отличные рисунки, а потом пошли в парк и потренировались в ударах по воротам… вот и все, — не отступал я от своего ни на пядь.
Миссис Смарт тяжело вздохнула. Такой вздох ясно говорил: она признавала свое поражение. Подавала сигнал к отступлению. Но что она сказала матери?
Я вернулся на кухню. Мать чистила свеклу. Стояла ко мне спиной, открыв воду на полную. Пакет с картинками перекочевал с разделочного столика на обеденный, за которым сидела сестра и рисовала. Она перехватила мой взгляд, брошенный на пакет, и потянулась к нему. Я выхватил пакет из ее руки. Мнение сестры о картинках Нетти меня не интересовало, о чем я ей и сказал. Она, конечно, пожаловалась матери, Та убавила расход воды.
— Идите наверх и умойтесь. Обед почти готов, — проговорила она, не поворачиваясь.
Мать частенько бывает трудно понять. Сестра проскочила мимо меня. Я шел, гадая, ждет меня нагоняй или нет. Чувство это я ненавидел. Словно вернулся в прошлое, когда отец жил с нами.
Сев за стол, я принялся смотреть на парк, ожидая, пока сестра освободит ванную. Уже почти стемнело. Я едва различал стойки. Кусты просто превратились в черную массу. И из-за Нетти меня мучила совесть. Я подумал, что ее раскадровка поднимет мне настроение. Может, у меня появятся какие-то идеи относительно текста. Сунув руку в мешок, я вытащил картинки, текст и… фотографию! Фотографию этих детей на тыквенном ковре! Могла ли миссис Смарт звонить из-за этой фотографии? Судья заметил ее пропажу? Или у меня паранойя? Я посмотрел на парк. Кусты исчезли. Стойки ворот тоже. За окном воцарилась тьма.
В ванной выключили воду. Я сунул фотографию в ящик стола. Он никак не желал задвигаться. Наконец задвинулся, но чересчур громко.
— Чего это ты делаешь? — Сестра всунулась в комнату, подозрительно глядя на ящик.
— Ничего, — ответил я. Выдвинув ящик, достал ластик, прикинулся, будто что-то стираю.
— Что ты стираешь? — спросила она, подходя ближе.
— Вот что, — я показал ей детально прорисованного червяка. — Только что стер «мне» во фразе «Помоги мне».
Моя сестра на червяка не смотрела: оглядывала комнату. Вынюхивала. Я тряхнул картинкой, чтобы привлечь ее внимание.
— Видишь? — Картинка ее по-прежнему не интересовала, но она приблизилась еще на шаг.
— Ты никогда не пускаешь меня в свою комнату. — Взгляд ее вернулся к ящику.
Снизу позвала мать: «Обед». Никто из нас не шевельнулся.
— Убирайся, — спокойно, ровным голосом сказал я. Повторил, только уже встав. Сестра отступила на шаг. — Вон из моей комнаты. — Я шагнул к ней, потому что это была моя комната, где сестра не имела никаких прав.
— Ты что-то там прячешь, не так ли? — Пятясь, она не отрывала глаз от ящика стола. — Ты ничего не стирал на том рисунке, да?
Я сухо улыбнулся, понимая, что за обедом сестра будет долго и много об этом говорить. Но я так же знал, что эта болтовня может обернуться мне на пользу, потому что отвлечет мать от того, что сказала ей по телефону миссис Смарт. Я также знал, что сестра еще не въехала в ситуацию, а потому не представляла серьезной угрозы. Я медленно закрыл дверь, зная, что она стоит на пороге. В эту игру мы играли не раз и не два. Сестра становилась как можно ближе к двери, словно спрашивая меня, решусь ли я ударить ее по носу. На этот раз я ударил, легонько. Она заверещала так, будто я врезал ей кирпичом. Я запер дверь, потом сунул фотографию под матрац. Услышал, как мать торопливо поднимается по лестнице. «Хорошо, — мелькнуло в голове. — Будет о чем поговорить за обедом».
Я вплыл в кухню и занял свое место за столом. Меня переполняла уверенность в себе, поэтому я решил сразу перейти в наступление.
— Сегодня я испортил Нетти настроение, — признался я, дождавшись, когда мать поднимет голову. — Сказал ей правду. Что рисунки не очень хорошие. Нет, по раскадровке я, конечно, понял ее замысел, но вот качество — не фонтан.
Мать кивнула, положила мне на тарелку свиную отбивную. Сестра смотрела на морковку.
— Иногда с правдой надо быть очень осторожным. — Мать обращалась к нам обоим, как учительница на уроке.
— Да. — Я взял картофельного пюре. — Видно, я перестарался. Наверное, потому что злился на нее из-за раннего звонка. — Я посмотрел на сестру и пожал плечами.
Она скорчила мне злобную гримаску, словно слова о правде требовали от нее немалых жертв. Но я ее не смог провести, мою сестру. Она знала, как я умен. Что же касается матери… она просто улыбнулась. Думаю, порадовалась тому, что ей с такой легкостью удалось донести до нас еще одну истину жизни. Пододвинула ко мне миску с нарезанной кружочками свеклой. Я положил несколько на тарелку, уже зная, что о фотографии судьи разговор не зайдет.
После обеда мы втроем переместились в гостиную смотреть телевизор. Мне-то, конечно, хотелось побыстрее подняться наверх и найти более надежный тайник для фотографии. Я посмотрел на сестру. Она сидела на диване, глаза у нее слипались.
— Пойдем, дорогая, тебе пора спать. — Мама обхватила ее за плечи. — Пойдем.
Сестра глянула на меня. Волосы спутанные, глаза-щелочки, на щеке — отпечаток вышивки диванной подушки.
— Я не устала, — пропищала она, потирая красный цветок, отпечатавшийся на щеке.
— Знаю, что не устала, — добродушно ответила мать, но тебе давно пора спать.
Сестра отвернулась от меня.
— Пожелай брату спокойной ночи. — Мама повернула ее ко мне. Она улыбалась, глядя сверху вниз на сестру, провела рукой по волосам. Сестра сочно мне кивнула. Глаза у нее закрылись. Ротик стал совсем маленьким. Как у девочки на фотографии, что лежала под моим матрацем… почти таким же.
На всякий случай я просидел у телевизора еще час, прежде чем сказал матери, что иду спать. Я не сомневался, что теперь-то сестра точно крепко спит. «Да, а сегодня в восемь „Лоуренс Аравийский“». Блин! Мне нравился этот фильм. И мать это знала. А потому сочла бы странным, если бы я не переменил принятое решение. Зевнув, я остался у телевизора в поисках убедительного предлога. Мать вопросительно посмотрела на меня, помешав процессу.
— Ты в порядке?
— Да-да. — Я решил пойти наиболее простым путем. — Просто немного устал.
Но мать мои слова не убедили.
