Мы решили перейти через дорогу и выпить пива. Ал полез было через ограду – и сверзился на тротуар. Я помог ему встать.
– Ушибся?
– Кажется, ногу подвернул, – поморщился он.
Филип с Барбарой уже были на той стороне. Мы зашли в бар и заняли столик в глубине. Ал заметно прихрамывал.
Перед музыкальным автоматом плясал пьяный, поэтому задерживаться мы не стали. У Джейни возникла идея:
– Пошли в «Германию»!
Мы с Филипом и Барбарой шли впереди, и я спросил, когда он уходит в море. Он ответил, что в понедельник. Потом зашел разговор о Рембо. Барбара всю дорогу молчала – похоже, дулась. Ал бодро прихрамывал шагах в трех позади, Филип его старательно не замечал.
До войны «Германия» считалось одним из самых шумных и неприятных заведений во всем Нью-Йорке. Там целыми толпами собирались студенты и распевали хором, а в туалетах регулярно завязывались драки, часто на гомосексуальной почве. Теперь эта пивная мало чем отличается от прочих.
Мы уселись за длинный деревянный стол и сделали заказ. Пиво принесли в высоких глиняных кружках. Филип сидел напротив Барбары, время от времени подставляя голову, чтобы она погладила. Это выглядело натянуто и отвратительно. Потом он игриво цапнул зубами ее палец, оставив на ногте полосу содранного лака.
Майк в очередной раз поведал историю о том, как их выкинули с корабля. Джейни тошнило, остальные зевали, разглядывали ногти или глядели по сторонам. Наконец Барбара собралась домой в Манхассет, и Филип отправился провожать ее до метро. Ал умоляюще взглянул на него, как собака на хозяина, но взгляд пропал даром.
Райко завел рассказ о том, как в Северной Атлантике потопили транспорт «Американская звезда». Он сам эту историю услышал в каком-то чикагском баре от одного из выживших. «Просто ужас, – говорил тот. – Тьма стояла хоть глаз выколи, я оказался на плоту с чернокожим коком, а вокруг утопающие солдатики на помощь зовут…»
В воскресенье я не заходил к Алу до самого ужина, часов до шести. Меня не слишком тянуло выслушивать новую интерпретацию вчерашних событий.
Мой стук в дверь разбудил его. Получив приглашение войти, я увидел, что он лежит на кровати, укрытый легким одеялом. Шторы были задернуты, в комнате царил полумрак. Я спросил, пойдем ли мы ужинать, он сказал, что да, и снова закрыл глаза. Я сел, включил свет и стал просматривать номер «Нью-Йорк тайме», лежавший на полу.
Наконец Ал отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Он оказался полностью одет, только что без обуви. Зевнув, он с улыбкой подошел к умывальнику, плеснул в лицо водой и причесался.
Я продолжал читать газету – какую-то историю про двух женщин в кафе «Шраффт». Ал обул обшарпанные туфли, и мы пошли за едой в лавку на Шестой авеню. Купили булочек, нарезанного окорока, сыру, яблок и молока. Вернувшись, разложили все и принялись за еду.
– Знаешь, Деннисон, – начал Ал, – в этой девице есть что-то от вампира.
– Ты имеешь в виду Барбару? Пожалуй. Алые губы, бледная кожа… Фу! Неестественно как-то.
– Когда я увидел их на диване, подумалось, что она высасывает из него жизненные силы.
– Во всяком случае, сексом в их отношениях и не пахнет, – заметил я. – Даже смотреть жутковато.
– Он совсем бледный стал, плохо выглядит.
Некоторое время мы ели молча. Я ждал извечного вопроса, почему Фил якшается со всеми этими бабами, хотя явно их не любит, и почему он не может полюбить его, Ала – а если полюбил, то почему не проявляет своих чувств. Вопроса я дождался, но ничего не ответил.
– А что, если я все-таки поплыву с ними? – продолжал он. – Может быть, он обрадуется, если увидит меня на корабле?
– Понятия не имею, – ответил я. – Делай что хочешь, но лучше не дергайся, а постарайся заработать денег. Через месяц-другой он вернется. Если за это время наладишь бизнес с травкой, то будет чем козырять.
Он упрямо помотал головой.
– Не понимаю, при чем тут деньги.
Мне не хотелось объяснять все сначала, и я промолчал. Ал поразмыслил и заявил, что непременно постарается купить семян.
После обеда он собрался на Вашингтон-сквер и предложил пойти вместе. Я поморщился.
– Сколько можно. Вчера, сегодня…
На углу Пятьдесят второй мы распрощались. Ал направился к Пятой авеню на автобус, а я дошел до Бродвея и вернулся домой на метро через Шеридан-сквер.
Около десяти позвонил Дэнни Борман, напросился в гости. Я дал добро.
Дэнни ужом проскользнул в дверь, СЛОВНО: гангстер, который поссорился со своими и боится собственной тени. Опрокинул стаканчик виски и стал рассказывать, что случилось прошлой ночью.
В баре он заприметил морячка, который швырял деньги направо и налево. Дэнни мигом познакомился с ним и уговорил продолжить праздник. Морячок принялся хвастать, что воевал на Тихом океане и служил бы еще, если бы не ранение. «Понятно», – кивнул Дэнни. Тот полез в бутылку: «Не веришь? Сейчас покажу бумаги», – и стал рыться в ящиках комода. Недолго думая, Дэнни подошел сзади и стукнул его кистенем, однако голова у морячка оказалась на удивление крепкая. Он завопил, Дэнни кинулся к двери, но опоздал – на лестницу уже выскочили все соседи. Пришлось прыгать в окно, этаж был всего второй, повезло. В общем, «преступнику удалось скрыться», как пишут в газетах. Кистень он выбросил.
Дэнни сидел сам не свой, нервно вертя в руках пустой стакан. Я почесал в затылке.
– Слушай, ты не согласился бы поджечь дом за две сотни баксов?
– А что, неплохо, – оживился он.
Я объяснил, что мой знакомый докер сильно обозлен на одну девчонку и ее мать, дескать, они его надули. Сам он ничего сделать не может, потому что его заподозрят первым, и хочет за две сотни нанять кого-нибудь. Дом деревянный, на Лонг-Айленде.
– А хозяева будут дома? – спросил Дэнни. – Если так, то я пас. Две сотни – это мало за мокруху, что бы там эта девка ни натворила.
Я заверил его, что никого не будет: заказчик узнает и сообщит удобное время.
– Тогда заметано, – кивнул Дэнни.
– Погоди минутку, – сказал я и позвонил, но никто не ответил. – На, запиши номер. Скажешь, что Уилл рекомендовал тебя для ремонта дома. Я его уже предупредил.
Дэнни сказал, что не забудет меня, как получит деньги. Я махнул рукой.
– Мне много не надо. Работенка непыльная, но не в моем стиле.
Мой стиль – оставлять риск другим. В этом мы с папашей Филипа похожи.
– С заказчиком проблем не будет, – продолжал я, – где он живет, я знаю, но на всякий случай возьми половину вперед.
– Уж как-нибудь, – улыбнулся Дэнни, – не впервой. – Он поднялся со стула. – Извини за мухобойку.
– Ничего страшного. Главное, что сам ушел.
В понедельник домофон разбудил меня около семи. Я натянул шорты, вышел в гостиную и нажал кнопку.
– Кто там?
– Это я.
Я узнал голос Филипа и отпер дверь. Фил скользнул внутрь.
– Вот, возьми… – Он протянул раскрытую пачку «Лаки Страйк». – Последняя.
Пачка с единственной сигаретой была вся выпачкана кровью.
– Я только что убил Ала и сбросил труп с крыши, – сказал Филип.
Сигарета застыла у меня в руке.
Я сел на диван и показал на стул напротив.
– Садись и рассказывай все с самого начала.
– Мне нужно сто долларов – в Мексику поеду.
– Не спеши, парень, сначала про убийство.
– Мы пили в «Минетте», – начал он, – а потом решили прогуляться. Где-то на Второй авеню и вломились в заброшенное складское здание, хотели посмотреть, что там. Я нашел на полу топорик и стал бить стекла. Потом поднялись наверх. Ал все время твердил, что хочет со мной на корабль, я обозлился и толкнул его в грудь так, что он чуть не свалился с крыши. Посмотрел на меня и сказал: «Я хочу делать все, что ты делаешь: писать стихи, плавать по морям…» – Филип прервал рассказ и взглянул на меня. – Ты мне не веришь, да?
– Продолжай.
– Ну вот, он говорил и говорил, и тут я спросил его: «Хочешь умереть?» Он ответил, что да. Начал подшучивать, потом попытался обнять. Топорик был у меня в руке, и я ударил его по лбу. Он упал мертвый. В общем, дай мне сто долларов, мне нужно смыться из страны.
– Не дури, – сказал я. – На сотню далеко не уедешь.
Он пожал плечами.
– Как-нибудь, на попутках.
– Тебя мигом поймают.
– Все-таки не веришь, – насупился он. – Вот так всегда и бывает: копится, копится, а потом вдруг что-нибудь да случается.
– Ладно, Ала ты убил. А дальше что?
– Он лежит, глаза приоткрыты, словно смеется надо мной. Ну я и говорю: «Не фиг смеяться, сдох уже», – перекатил его ногой к краю крыши, и он свалился. Там этажей семь.
– Вас заметили?
– Нет, вряд ли.
– Вы же вместе сидели в «Минетте» и вместе вышли…
Я лихорадочно обдумывал ситуацию. Все складывалось.
– Так что гони сто долларов, – снова начал Филип, – не то и тебя пристукну. – Увидев мою улыбку, он поморщился. – Нет, не убью, конечно, но… Слушай, дай мне денег, а?
