Вот уход барабанщика стал полнейшей неожиданностью. Эта та причина, которую бы назвали где-то в прессе «идеологические и творческие разногласия». Всё дело в том, что он бросил пить, а поведение группы грозило подорвать его образ жизни. «Ну и пошёл он в жопу», — сказал три оставшихся ворона и успокоились.
Ему на смену пришёл сессионщик по клички Джеффри, который просто любил стучать, много и громко, поэтому оказался незаменим. На данный момент он и так играл в трёх группах и с трудом совмещал график репетиций и выступлений. Он оказался довольно неплохим парнем, даже по мнению Макса.
В марте «Opium Crow» отыграли сразу два концерта. Подобие славы уже расползалось по городу. Мрачные клубные дети уже знали их песни. Соцсети уже приносили редкие письма от поклонников. Открывались двери тусовок. Поступило неожиданное предложение играть на ночных вечеринках поклонников тёмной альтернативы, платить не обещали, зато они получали по три бесплатных коктейля в баре. «Crow» неожиданно было чем себя занять.
Март догорал, но о том, как выглядит весна, все ужа давно забыли. Кажется, иногда в этом городе бывает тепло. Это ненадолго и точно не навсегда.
— Скорее бы уже лето, — вздохнул Герман. — Только летом я живу.
Ему казалось, что зима вынуждена держать его в коконе, пряча от внешнего мира. В такие моменты трудно проявлять какие-либо эмоции. Холод не очень способствует музыкальному таланту.
— У меня скоро день рожденья, — заявил Герман, прогуливаясь по кухне.
— У меня тоже, — лениво подал голос Макс, снова погружаясь в ноут.
— Какого числа?
— Пятого.
— А у меня седьмого.
— Надо отметить в один день, это будет лучше для печени.
* * *
Лукреция звонила пару раз, только вот её попытки помириться оборачивались новой ссорой. Герман был неприклонен. Его сложные и запутанные отношения с женщинами окончательно зашли в тупик. Они не понимали его и боялись. По крайней мере, так казалось Герману. В целом он не очень-то жалел о размолвке с сестрой. Воронёнок считал её весьма посредственной клавишницей и чёрным готическим пятном на репутации группы. «Crow» замучились срывать с себя ярлык готической команды. Им всегда хотелось казаться чуть выше рамок и стилей.
— Что тебе подарить на день рожденья? — спросил Гермна.
— Я был бы рад пакету героина и дробовику. Ненавижу дни рожденья.
— Тебе ещё рано. Жди до двадцати семи.
— Чувак, мне будет двадцать, это слишком много, чтобы быть правдой. Я ненавижу себя.
— Мне двадцать три, это трагичнее.
Герман обнял Макса, чувствуя холод и отрешённость его тела.
— Мы с тобой оба старые больные идиоты, мы умрём в один день.
Герману самому становилось не по себе от своих слов. Он понимал, что в них была довольно горькая доля правды. Ему было страшно умирать одному. Пройдёт ещё каких-нибудь лет пять и его внешность перестанет быть наживкой для случайных любовников. А чем старше ты становишься, тем больше тебе кто-то нужен и уже не на ночь, а насовсем. Он не хотел быть один.
— Что с тобой происходит? — спросил Герман.
— Знал бы я сам. Я устал, понимаешь. Я до ужаса себя ненавижу. Чем глубже я в этом дерьме из Полины, водки и «фена», тем больше я теряю себя. Я мог бы бросить всё и разорвать, но мне кажется, что я просто умру без хорошей порции гнили в жизни. Я маленькая помойная крыса и всегда останусь таким. Я отброс и в глубине души наслаждаюсь этим. Если до знакомства с тобой, я скитался по своему городу ночами и пил портвейн до алкогольной комы, общался с бомжами, то теперь я очевидно на каком-то новом уровне дерьма. Я в мире, где есть шлюхи, наркота и музыка. Порой мне кажется, что это мой потолок. Это моя дешёвая игра в рок-звезду. Я ваш хренов Сид Вишез. Я не способен на что-то большее. Я презираю свои тексты, потому что просыпаясь утром, я перечитываю этот бред и не понимаю, как я мог писать такое. Мой голос — это… дерьмо.
Герман пожал плечами, он не знал, что делать с этими приступами самобичевания. Он был не из тех, кто станет утешать и говорить, что всё хорошо. Просить Макса меньше пить было бесполезно, потому что Герман в последнее время сам не отлипал от бутылки. Ему казалось, чтобы лучше играть, надо быть очень пьяным, чтобы голова не мешала творческом процессу. Он не трезвел даже на сцене. Оставалось молиться, чтобы не стошнило.
— Мы с тобой два грёбаных разложенца, — вздохнул Герман, наливая себе ещё коктейля.
— Я сторчусь, ты сопьёшься, а Дани когда-нибудь суициднёт удачно. Великая история, великой группы. Джеффри потом будет давать посмертное интервью.
— Может быть, завяжем? — спросил Герман, сам не веря своим словам.
— И начнём играть христианский рок.
* * *
В День Грёбаного Рождения весна стала напоминать весну и даже не так мерзко было смотреть в окно.
— Вот мы и стали ближе к смерти! — воскликнул радостный Герман, просыпаясь утром.
Макс ничего не сказал, отворачиваясь к стенке. Ему всё было ненавистно с самого начала. Со словами «Братишка, я тебе покушать принёс» на пороге появился Дани с огромным шоколадным тортом.
— Ты умеешь испортить всё. Даже торт, — сказал Герман.
— Братишка. Это же сладкий хлеб, у нас в деревне все ели.
— Шутки из «Зелёного слоника» не смешные. Вообще я посмотрел его до того, как это стало мейнстримом, — подал голос Макс.
— Торт. Теперь я буду жирным, — хмыкнул Герман.
Недели две назад, он радовался тому, что весит пятьдесят семь килограмм при росте сто семьдесят пять. На данный момент он вообще ничего не ел, перебиваясь только соком. Макс считал его причуды несколько опасными, однако в этом мире каждый разрушает себя по-своему.
— Ты скелет, — сказал Дани.
— Ты жирный, — выдал Герман своё коронное.
Басист был единственным, кто ещё сохранил вид здорового человека, а не превратился в тень.
— Не хочу сегодня с кровати вставать, я вообще жить сегодня не хочу, — промычал Макс из-под одеяла.
— Вставай ты, труп! — Герман толкнул его в плечо.
— Понимаешь, праздники перестают нести хоть как-то смысл, если ты пьёшь каждый день. Всё как всегда, только надо же торжественно нажраться. Не хочу Сиську звать, но она же обидится и вынесет мне мозг. Видеть её не хочу.
— Зачем тогда ты с ней встречаешься? — спросил Дани.
— Я чувствую себя шлюхой, — Макс сам рассмеялся от такой мысли.
— Вы все любите драматизировать и играть в зависимости. Вам просто жизненно необходимо зависеть от кого-то или чего-то. Просто потому, что вам нравятся эти скандалы и жалобы. Тёлки — это говно. Жаль, что нельзя жениться на басухе и рожать с ней маленьких укулеле.
— Понимаешь, любить мы уже не умеем. Это всё, что нам осталось, — сказал Макс. — Это когда у тебя никогда не было примера нормальных взаимоотношений перед глазами. Скандалы становятся индикатором чувств. А всё, потому что мы вечно пускаем в свои постели, кого попало, а потом удивляемся почему такое дерьмо. И я бы просто не смог бы срать в душу нормальной девушке, поэтому я выбрал Сиську. Я могу показывать ей свою тёмную сторону, а она будет только рада, ведь у неё есть чувак, который поёт в рок-группе. А она идеальная девушка для меня — тупая безмозглая кукла. Мы просто поддерживаем имидж друг друга.
— Только потом вы оба об этом пожалеете, — сказал Герман.
Макс сполз с кровати и потянулся за гитарой. Вдохновение порой приходило внезапно. «Feel you like a whore», — напевал он, играя какой-то милый околоджазовый мотив. Получилась правдивая песня про шлюху и трах в туалете.
— А ты походу дела в душе романтик, — сказал Дани.
— А потом будет очень забавно объявлять со сцены: «А эту песню я посвятил своей девушке», — вставил Герман.
* * *
— Мне кажется, что алкоголь уже скучно пить, — сказал Дани, опрокидывая в себя стакан «Джека».
— Ну ты клизму что ли сделай, — посоветовал Макс.
— Я бы ширнулся, но боюсь игл.
— В лучших традициях рок-н-ролла ширяйся джеком, трахай шаурму и подтирайся кактусом.
Вопреки ожиданиям Германа в квартиру набилось полно народу. Большая часть была типичными халявщиками, тусующимися тут просто для массовки. Воронёку нравилась эта неуправляемая людская масса. Всё, как в старые добрые времена, когда он только начал жить один. Гнездо превратилось в флэт. Странно было приходить домой, когда люди на кухне спрашивают у тебя кто ты и сильно удивляются, когда узнают, что ты хозяин квартиры. Ещё забавнее было встречать каждый раз новых людей в своей постели. Эти времена были славными и безумными. Теперь же пришлось угомониться.
Макс скучал, он не знал добрую половину народа. Да и Сиська постоянно лезла целоваться и тискаться. Все присутствующие на вечеринки парочки вели себя абсолютно так же, словно у людей вообще нет какого-то иного способа проявлять нежность. И все вокруг обязательно должны это видеть. Потом Полина начала докапываться до Германа, предлагая ему замутить стрип-шоу с её участием на своём выступлении. Он кривился и говорил о формате группы. Кристи и сотоварищи наоборот звали её к себе, но Королева Силикона не благоволила им в последнее время. Дани заскучал и поджог себе штаны. Какая-то девчонка окатила его ведром воды, тем самым испортив басисту причёску.
