— Все хорошо? — мягко спрашиваешь ты. Нежно.
Она улыбается в ответ, вначале скорее застенчиво, потом с большей уверенностью. Теперь тебе хочется поцеловать ее, но ты знаешь, что пока рано. Вместо этого ты привлекаешь ее к себе и, еле касаясь, проводишь губами по ее лбу.
Ты скользишь рукой по спине Кэтрин, нежно и чувственно обнимая ее. Она не отстраняется — и теперь ты знаешь, что можешь расслабиться.
Уже четвертый час — время, когда ты обычно общаешься с безупречным и невидимым океаном. Немного бренди и Баха, планировал ты раньше; но вместо этого ты сидишь, глядя прямо перед собой — на ту часть стены, где висят графики производительности. Снаружи доносятся звуки грузовиков и крики грузчиков. Однако ты не поворачиваешь кресло, как обычно, в сторону окна, чтобы смотреть на небо, на чистые воды. Осознаешь ли ты, насколько тревожно тебе, насколько ты испуган?
Кэтрин тебе поверила. Ты держал ее в объятиях до тех пор, пока она не поверила каждому твоему слову. Успех. Очередной успех. Однако когда она вышла из комнаты, ты уставился прямо перед собой и сосредоточился на шуме за окном. Со всем усердием. Как будто от него зависела твоя жизнь.
Слушая, ты пытался представить себе погрузочную рампу, грузовики, автостоянку, другие строения, старался в уме построить из них картину. И сделать все правильно. Ты закрыл глаза, сосредоточиваясь все сильнее и сильнее.
Расслабиться не получится — ни на секунду; ты отмечаешь каждую знакомую деталь: автостоянка, погрузочная рампа, тележки, большие деревянные ворота, шиферная крыша, цвет неба, белые облака. Но как только ты доходишь до белого цвета, приходится начинать все заново. Все должно быть на месте — и в безукоризненном порядке, иначе… Иначе что? Откуда тебе знать.
Ты начинаешь снова: автостоянка, погрузочная рампа, тележки, большие деревянные ворота…
Неожиданно ты встал с кресла и вышел из комнаты, мимо стола Кэтрин; ее уже здесь нет. Потом прямиком в машинописное бюро. Никто не обращает на тебя внимания, пока ты идешь по проходу между двумя рядами стучащих машинок и склоненных голов. Мимо растений в кадках, вешалки и в коридор.
Лифт внизу, на первом этаже, поэтому ты нажимаешь кнопку. Ждешь несколько секунд, снова нажимаешь. Еще через несколько секунд ты идешь дальше по коридору в сторону лестницы.
Три пролета вниз, по две ступеньки зараз, потом по другому коридору с двумя холлами для посетителей: занавески, кресла, низкие столики с журналами. Через большие стеклянные двери — на улицу.
Свежий воздух. Глубокий вдох. Недолго стоишь на ступенях. Один из проходящих мимо мужчин приветствует тебя, но ты не обращаешь внимания. Стеклянная дверь захлопывается за ним. Ты остаешься на лестнице смотреть на стоянку: машины въезжают и выезжают…
Та начинаешь идти в направлении погрузочной рампы. У нее стоят два грузовика и несколько человек в комбинезонах. Солнце светит — один из мужчин разделся до пояса, он очень загорелый. Мужчины кричат друг на друга. Ты приближаешься к ним. Музыка рэгги несется из радио-приемника, прислоненного к одной из колонн. Ты примерно в десяти футах, когда самый молодой из них, мальчишка с коротко постриженными волосами, замечает тебя. Он выглядит агрессивно.
Ступеней, ведущих на рампу, не видно — ты помнишь, что они находятся сбоку. Тебе кажется, будто бредешь по дну мелкой бухты, между огромными сухогрузами, глядя вверх, на людей, стоящих на пристани.
Стриженый кричит «Стэн!» и кивает в твоем направлении.
Человек постарше, с бумагами и планшетом, выходит из-за одного из грузовиков. Бригадир той твоей первой недели здесь; он стоит на краю пристани и смотрит вниз на тебя.
— Проблема, что ли? — спрашивает он. Отнюдь не дружественное приветствие — неужели не узнал?
Ты не отвечаешь сразу и, поскольку вполне вероятно, что ты мог не расслышать, он поворачивается к стриженому.
— Выключи, Барри. Радио выключено. Тишина.
Ты продолжаешь стоять недвижно, глядя сначала на пожилого, потом на остальных, которые теперь уже все подошли к краю рампы.
— Вам чем-нибудь помочь? — вежливо спрашивает Стэн. — Мы почти закончили погрузку.
Стоя, как и стоял, ты не отвечаешь. Руки твои опущены вниз, кулаки сжаты. Ты тяжело дышишь. Стэн ободряюще смотрит на тебя, он пытается выяснить, что тебе нужно.
— Вам чем-нибудь…
Твоя правая рука сжимается еще сильнее. Ты уже почти готов сделать шаг в сторону рампы.
Неожиданно стриженый юноша начинает смеяться. На лицах тех, кто постарше, тоже появляются усмешки. Стэн бросает гневный взгляд на молодого.
— Ты! — неожиданно кричишь ты, показывая пальцем на стриженого. Твоя рука дрожит. — Ты! — повторяешь еще громче. — Да что ты знаешь о?.. — и нерешительно останавливаешься. — О… О… — Ты не можешь закончить предложение.
Стриженый резко прекращает смех и оборачивается на бригадира.
— Не сметь! Не сметь смеяться! — продолжаешь ты кричать и делаешь два шага в его сторону. Ты очень зол. — Не сметь! — Твоя рука трясется, но тебе удается указывать ею на парня, акцентируя каждое слово движением указательного пальца. — Не-сметь-смеять-ся!
Какое-то время никто не двигается. Твоя рука все еще вытянута вперед. Потом ты неожиданно даешь ей упасть, поворачиваешься и идешь прочь.
Через несколько секунд ты слышишь, как мальчишка говорит:
— Я ничего такого не хотел, Стэн, честно. Правда не хотел.
Ты уходишь очень быстро и не слышишь ответ бригадира.
На полпути к стоянке ты несколько минут смотришь на главное здание, пытаясь понять, которое из окон твое. Какому-то водителю приходится дать сигнал, чтобы ты освободил дорогу. Потом ты идешь дальше. Проходишь через стеклянные двери, заходишь в лифт, три этажа до офиса, где поворачиваешь свое кресло так, чтобы смотреть на океан, протягиваешь руку в тумбу стола за полной на три четверти бутылкой бренди и надеваешь наушники. «Торжественная месса» Бетховена.
Вторая сторона: нисходящее соло скрипичной интродукции к «Бенедикту» наполняет все твое существо. Прогулка по вечернему воздуху после ужина, подумал ты. Да, Мэри вполне может предложить прогуляться по вечерней прохладе. Не очень далеко — до парка и обратно. Самое большее — пятнадцать минут, после чего вы вернетесь домой, чтобы провести остаток вечера вместе.
Разговоры, музыка, чтение, телевизор, да что угодно.
«Бенедикт» становился громче. Вкус бренди, уверенность, которую оно придает; потом скрип спинки директорского кресла, когда ты с трудом поднялся на ноги.
Пятнадцатиминутная прогулка, глоток свежего воздуха, взгляд на ночное небо перед тем, как…
В последнюю минуту ты устоял, прислонившись к небольшой полке рядом со шкафом с папками.
Небольшая пауза, и тут полка не выдерживает твоего веса.
Ощущение падения.
Ты хватаешься за книги и папки на полке, потом за бумаги, сложенные на ней.
Ты хватаешься за верх металлического шкафа, за металлические ручки, за мягкий голубой ковер, на котором ты теперь уже лежишь.
Падаешь в тишину, которая давит на тебя все сильнее и сильнее. Входит в тебя, в твои закрывающиеся глаза, в твой рот, полный слюны.
Тишина. Шуршание пленки. Время идти домой. Освежающая сиеста, а теперь пора домой. Водрузить на место кассету, книги, папки и бумаги. Уборка в конце рабочего дня. Четыре сорок пять. Время каталогизировать бренди и стакан. Выглянуть из окна, поправить галстук и отряхнуть пыль с костюма. Домой. К Мэри. «Наказания» сегодня у ее матери. Только вы вдвоем. Весь вечер.
Тогда будет ужин-сюрприз. Приготовленный тобой. Все — твоей работы. Вы да пара бутылок «корбье» для равновесия. Или «божоле».
Пальто, стеклянный холл, «до свидания», лифт, растения в кадках, низкие столики, стеклянные двери, переулок, станция.
Где белый цвет на мгновение мелькает перед въезжающим на станцию поездом.
Шесть остановок. Пешком. Винная лавка, мясная, булочная, зеленщик, входная дверь, ключ и — входим.
Закончен бисквитный день, ты возвращаешься домой, думая, какого черта? Ужин. Но вначале первостепенные вещи: поставить ритмичный квартет Гайдна, довести до комнатной температуры вино, наточить овощной нож под опус 33. Мэри скоро будет дома — перейдем на повышенную передачу.
Ты наслаждаешься темпом «ларго» и протягиваешь руку за смесью трав, когда неожиданно начинает идти снег. Ты вновь выпрямляешься, вытягиваешь руку, и, конечно, на ладони ненадолго остаются несколько кристалликов. Ты пробуешь их на вкус. Настоящие. Тают у тебя на ладони.
Рондо уже заканчивается, когда раздается звонок. Еще раз. Это Мэри.
— Ключ в замке, — заявляет она.
Ты говоришь ей, что она великолепно выглядит, особенно с волосами, зачесанными назад, так необычно.
— Парикмахер? — спрашиваешь ты.
— Ты оставил ключ в замке, — настаивает она.
