Гость уловил направление взгляда Нино.
– Это андийский кондор, – сказал он и скупо поклонился Нино, – честь имею.
Нико заметил, что гость улыбнулся в усы, завидев тарелку со стрелкой. Также отметил легкий и приятный акцент, с которым старик говорил по-грузински. Очевидно, Нино была права – надо было вызывать именно Гурджиева.
– Чаю не желаете? – Нино встала со стула.
«Эклер еще есть», – подумал Нико про себя.
– Не успеем, – гость достал из кармана жилета часы, посмотрел на них, – очень извиняюсь. Сейчас должен быть совершенно в другом месте… не знаю, как сюда попал, – и вытянул нижнюю губу. – Видимо, что-то не так пошло.
На кухне воцарилась неловкая тишина. Нико отвел взгляд от старика – сначала посмотрел на Нино, затем на Фуко, на холодильник и снова на Нино.
– Сейчас исчезну, – деловито сказал гость и начал считать: – Пять… четыре… – Горозии уставились на старика. – Три… два… один…
И действительно, эффектно досчитав, Гурджиев всколыхнулся, как некачественное изображение на телеэкране, но не исчез. Лишь в животе у него щелкнуло, из ушей струей вырвалась черная сажа и запахло жженой резиной.
Фуко удивленно и сдавленно тявкнул. Гость посмотрел на часы, потряс ими, приложил к уху, снова посмотрел на них.
– Что случилось? – спросила Нино.
– Не знаю, – гость непроизвольно рыгнул, выпустив остаток сажи изо рта, как дым сигареты. Снова пахнуло жженой резиной.
На кухне воцарилась неловкая пауза. Гость казался растерянным.
– Могу чем-нибудь вам помочь? – Нико придвинул стул. – Садитесь.
– Не знаю, голубчик, не думаю… – Старик машинально присел. – Главное, не поддаваться панике. – Было видно, что он обращается к себе, а не к Горозиям. – Побеседуем, и исчезну, когда исчезнется.
Присели в гостиной. Нико пристроился на подоконнике у открытого окна, чашка с отломанной ручкой стояла рядом. Издали он разглядывал гостя. В глубине души ему было стыдно, что он совсем ничего не знал об этом человеке. Все-таки Георгий Гурджиев, не ерунда какая. Нино сидела за столом, временами прикрывая рот рукой – зевала. В пальцах держала зажженную сигарету, но не курила, фиолетовый дым вился к потолку. Сначала у нее было столько вопросов, что она не знала, с какого начать. Все они казались равно глупыми и неуместными. А затем вопросы разом испарились. Прошел уже почти час, как пожаловал Гурджиев, а Нино больше так ни разу и не почувствовала в его взгляде того, отчего совсем недавно по ее телу пробежали мурашки. Даже стыдно сделалось, как это она могла подумать такое об этом старом хрене; конечно, показалось. Гость тем временем успел снять пиджак и жилет, штиблеты и папаху – лысая голова блестела при свете лампочки. На ногах обнаружились носки в полоску с протертыми пятками. Как любой крестьянин, кроме кисловатого душка ног он издавал смесь запахов свежей травы, дыма и отчасти – навоза. Теперь он казался еще старше. Было заметно, что он не брился уже несколько дней. От горячего его щеки разрозовелись. Гурджиев закатал рукава протертой грязной рубашки, и открылись руки, сплошь в старческих пигментных пятнах. Он сидел на диване с прямой спиной, как йог. Рядом на блюдце лежал изюм. Захватив несколько ягод одновременно, он закидывал их в рот, запивая чаем из прозрачного стакана. В такие моменты его старческий дряблый подбородок колыхался, как у рептилии. Временами он доставал часы из кармана жилета, смотрел на них. Фуко положил ему голову на колени, и Гурджиев спокойно потирал псу ухо.
– Знавал я братьев Фуко, – сказал Гурджиев, – Янош и Тамаш Фуко. Были монахами-акробатами из Капошвара. Великолепный гуляш готовили. И чардаш танцевали неплохо… – Затем спросил: – Его кто назвал Фуко?
– Нико, – Нино прикрыла рот рукой, зевнула и сделала вывод, что он зациклен на именах, вспомнив историю с Раймондом.
Гурджиев посмотрел в сторону Нико.
– В честь Мишеля Фуко, – сказал Нико, – он так же выглядел: плотная шея и сильная челюсть… – Вдруг он замолчал, застеснявшись своего прилежного ответа.
К тому же имя собаке давал не он – они купили щенка, когда его уже звали Фуко, а про плотную шею и сильную челюсть им сказал кинолог. Горозии перепроверили в интернете и, когда очень постарались, действительно нашли некое сходство между внешним обликом бультерьера и Мишеля Фуко.
– Вот, оказывается, в чем дело, – Гурджиев улыбнулся в усы.
Нико не понял, Гурджиев открыто над ним посмеивался или просто тик у него был такой – улыбаться в усы. Он так разозлился, что чуть было не бросился искать в интернете фотки Мишеля Фуко. К тому же, глядя на ноги Гурджиева, почему-то вспомнил увиденных прошлым летом американских туристов в стамбульском Султанахмете. Как привидения, они молча ступали по устланному коврами полу Голубой мечети за гидом с бесплатной брошюрой о мечети в одной руке и пакетом собственной обуви в другой, на шее фотокамера, а в глубине души немного страха – впавший в религиозный экстаз, стоящий на коленях на седжаде имам во время молитвы то и дело смачно прикладывался лбом к полу. А вокруг призраками ходили спрятанные в чаршафы женщины.
Нино нетерпеливо ждала, когда старик исчезнет – его бесконечный визит уже начинал ее раздражать. К тому же до смерти хотелось спать. Не осмеливаясь спросить прямо, когда, мол, вы исчезнете, она зашла издалека:
– Оттуда ничего не слышно?
Старик достал часы из кармана, посмотрел на них:
– Пока ничего, – вздохнул.
Он все еще потирал ухо Фуко. Пальцы, натренированные в переборе четок. Пребывающее в блаженстве животное валялось рядом с ним, как падаль.
Нино уже уверилась, что Гурджиев никуда не собирается и останется у них. Она только не понимала, старик это сам все устроил или случайно получилось.
– Вы ложитесь, – сказал Гурджиев, – поздно уже. Я здесь подожду, если можно. Мне главное – вас не беспокоить. – И про себя буркнул: – Когда-нибудь же исчезну, елки-палки!
Так жалко и безнадежно сказал, что даже Нино смягчилась, хотя его когда-нибудь совсем ей не понравилось.
– Давайте сделаем так, – Нино встала. – Я вам постелю здесь, – и тут же добавила, шутя: – И… когда вы исчезнете, исчезнете.
– Прекрасно! – подхватил Гурджиев и даже зааплодировал.
Фуко вскочил на диване, глухо залаяв.
Вскоре Горозии легли. Сразу уснуть, конечно, не смогли. Да и как тут уснешь! Шутка ли – в соседней комнате сидит Гурджиев. Было так жарко, что они не могли прикоснуться друг к другу. Где-то без умолку жужжало ночное насекомое.
Нико, лежа в кровати, включил лэптоп. Его легкая вибрация распространилась на всю постель – и на «Ютубе» тихо начал смотреть документальный фильм о Гурджиеве. Чем дольше он смотрел, тем бо́льшим уважением проникался к гостю. А мыслями парил над лежащим в холодильнике охлажденным эклером.
Несмотря на жару, Нино по горло завернулась в простыню. Глаза слипались, лицо освещал экран лэптопа. Временами в фильме появлялись архивные кадры – Гурджиев то садится в машину на какой-то улице Парижа, то стоит в тени дерева в окружении молодых людей, улыбаясь в усы, то мнет в руках папаху… Нино ощутила гордость, что человек, красовавшийся на экране лэптопа, сидит у них в гостиной.
Временами шум проносящихся по проспекту Руставели машин доносился до улицы Атарбекова. Сквозь ветки стоящего перед домом дерева из окна спальни Горозии виднелся небольшой фрагмент Тбилиси – стеклянный купол президентской резиденции, освещенный прожекторами собор Троицы и затемненный Авлабар.
Нино одновременно была возбуждена и раздражена, как перед месячными, и хотела, и стеснялась секса с Нико. По одной и той же причине. Почему-то представляла, что за стеной Гурджиев все свое могучее внимание направил на них и своими рентгеновскими глазами прожигает их комнату насквозь. На самом деле он уже давно сладко спал. Свернулся в клубочек, подобно эмбриону, между ногами скомканная простыня, тихое комариное попискивание при выдохе, из открытого рта стекает слюна. На лысой голове капельки пота. На нем была белая майка и черные семейные трусы до колен. Под майкой виднелся контур корсета. Носки в полоску были запихнуты в штиблеты. Сложенные брюки и папаха лежали на стуле, пиджак и жилет висели рядом, у ног спал Фуко.
В «Википедии» Нино вычитала, что у Георгия Ивановича Гурджиева был гипнотический, таинственный взгляд. А про себя подумала, что старик так косоглаз, что не приходится удивляться – кому-то его взгляд мог показаться и таинственным. Эта деталь запала ей в душу, хотя там еще много чего было написано.
Писали, например, что Гурджиев был философом, гимнастом, знахарем, йогом и магом; что он и Сталин вместе учились в Тбилисской духовной семинарии; что он говорил на многих языках; что в поисках древних эзотерических школ пешком обошел с единомышленниками весь Ближний Восток и Среднюю Азию; что был в Тибете духовником юного далай-ламы Тхубдана Джамцхо; что духовником Тхубдана Джамцхо в самом деле был Агван Доржиев, бурятский монах и агент России, которого часто путают с Гурджиевым; что национал-социалисты по его совету сделали свастику символом своей партии; что лично знал и имел большое влияние на Адольфа Гитлера… Из этого винегрета фактов выходило, что почти все ключевые события первой половины XX века прямо или косвенно были связаны с именем Гурджиева. Гимнаста с гипнотическим взглядом.
