— То есть вы солгали, чтобы скрыть истинные чувства.
— Совершенно верно.
— Потому что думали, что Нетти вам не поверит.
— Она и не поверила, не так ли?
— А с чего вы решили, что она вообще может поверить вам?
— Потому что ложь была больно большая.
— Но ее она совершенно не убедила.
— Все так. Полагаю, я пытался одновременно убить двух зайцев. Во-первых, избежать вечеринки у Джона и Пенни. Во-вторых, попытаться объяснить мою холодность по отношению к ней в парке, после того как мы посмотрели фотографии судьи.
— Но в парке вы поступили честно. Сказали, что она нравится вам только как подруга.
— Да, и к чему это привело? Если б моя мать нашла фотографию, которую Нетти засунула среди своих картинок, она бы меня просто прибила.
Нетти прилагала все силы, чтобы сдержаться, не выйти из себя, но я знал, что она снова взорвется, едва мы свернули в проулок. В последнее время она вспыхивала, как порох. И моя притворная честность пошла только во вред.
— Что, черт возьми, с тобой произошло? Ты говоришь прямо-таки как гребаная Марги Скотт! — Нетти уперла руки в бока.
— Извини, но ничего не могу с собой поделать. Такое вот у меня отношение ко всему этому.
Нетти воздела руки к небу, начала выписывать восьмерки, внезапно остановилась, словно собираясь что-то сказать, но передумала, вновь начала кружить передо мной. Это был классический приступ раздражения вроде тех, что закатывала Марги во втором классе. Мне все это определенно не нравилось. Тем более что теперь предстояло лгать дальше.
В конце проулка стояла какая-то лачуга. Я сел в тени, вцепился зубами в длинную соломинку. Через пару минут Нетти присоединилась ко мне. Я подождал, пока ее дыхание немного успокоится, а потом продолжил лгать. Нажимал на полное замешательство, которое испытал, увидев фотографии судьи.
— Послушай, Нетти. Я очень сожалею, но так уж вышло. Эти фотографии меня страшно напугали. Только представь себе: мы приходим к Джону и Пенни, а они заставляют нас раздеться догола. Откуда нам знать, может, они заодно с мистером Джинджеллом, может, они состоят в той организации, о которой ты мне говорила?
Нетти фыркнула:
— Ничего более глупого я в жизни не слышала. Ты — гребаный параноик. Я не могу поверить, что ты так думаешь.
Она поднялась. Отшвырнула камень, чтобы продемонстрировать свои чувства. Она была права: мне недоставало убедительности. Я предпринял еще одну попытку.
— Ладно, буду с тобой честен. В действительности меня волнует вот что: хотели эти дети, чтобы их фотографировали, или нет. Потому что мое мнение однозначно: их заставляли. А если так, то это растление и эксплуатация, а я против этого. Вот почему с того дня я бойкотирую взрослых.
Я полагал, что нашел удачный довод в свою защиту. Нетти подняла крышку от бутылки, бросила в урну, но промахнулась. Я думал, она еще больше разозлится, но нет. Плечи ее опустились, она вновь села рядом со мной.
Момент прошел. Мы его упустили.
Я уже собрался предложить тронуться в путь, когда Нетти повернулась ко мне.
— Знаешь, ты вроде бы не очень-то жалеешь тех мальчиков в журналах Биллингтона. Я хочу сказать, если бы все было по-твоему, мы бы сейчас сидели на рельсах и разглядывали эти журналы, — сказала она.
Нетти явно куда-то клонила. Чем все закончится, я не знал, но не сомневался, что будет больно. Я предложил ей разбежаться, но она меня не слышала.
— Так какой мы делаем из этого вывод, а? — продолжила она. — Если я тебя правильно поняла, марокканские мальчики в журналах — это нормально, а вот канадские — нет? Это ты хочешь мне сказать? Потому что, если это так, ты такой же расист, как эта свинья мистер Диксон. Если все так, меня это волнует куда больше, чем вопрос о том, как эти дети попали на фотографии.
Я задумался, а Нетти вернулась обратно, чтобы позвонить. Мелькнула мысль, а не спросить ли об этом у Джона и Пенни. Но нет… я знал, что у меня не повернется язык.
Нас пригласили к Джону и Пенни в следующую субботу. В футбол мы давно уже не играли, поэтому сказали мамам, что пойдем по магазинам. Нетти придумала предлог: класс поручил нам купить подарок для мистера Стинсона. Когда она рассказала это мне, я смеялся до слез. Она превращалась в отменную лгунью.
Джон и Пенни вылезли из кожи вон. Украсили дом гирляндами и воздушными шарами, Джон вывесил огромный транспарант: «ПОЗДРАВЛЯЕМ 2/31 УЧЕНИКОВ КЛАССА ПЕННИ ВЫПУСКА 1975 ГОДА». В столовой нас ждали тарелки с пирожными и сладостями и два кувшина кулейда[9] — зеленый лайм и клубника. В центре стола стоял большущий шоколадный торт, весь в белой глазури, выглядевший как коробка для отснятого фильма. Рядом с ним — две упаковки с подарками. И на каждой — конверт. Один с именем Нетти, второй — с моим.
Нетти схватила конверт и спросила у Джона и Пенни:
— Это мне?
Они улыбнулись. Нетти разорвала конверт.
— А ты не собираешься вскрыть свой? — поинтересовалась Пенни, добавив в конце вопроса мое имя. В голосе слышалась теплота.
— Да, — кивнул Джон. — Вскрой свой.
А мне вдруг стало невыносимо грустно. Навалилась тоска. Нетти уже достала открытку. Собралась зачитать текст, но остановилась.
— Почему ты плачешь? — промолвила Нетти.
Я пожал плечами. Не знал.
Пенни коснулась моего плеча:
— Что случилось, дорогой?
Слезы полились рекой.
— Господи! А ведь мы еще не добрались до сладкого! — воскликнул Джон.
И я рассмеялся, вспомнив, как двумя месяцами раньше Джон клеймил декстрозу. От смеха мне стало легче. Я посмотрел на Нетти. Она улыбалась. Я попросил ее прочитать написанное на открытке. Она прочитала, с выражением.
— Так что вас тревожило?
— Не знаю. Думаю, меня мучил стыд.
— Джон и Пенни сделали вам подарки.
— Да, в некотором роде.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, не знаю, подарки мы получили или…
— Награды?
— А может, что-то еще.
— Например?
— Например… Даже не знаю. В принципе нам сказали, что мы это выиграли. Но получили как подарки, так? А может, это была взятка, призванная убедить нас забыть про Джинджелла. Честное слово, не знаю. Я находился на том этапе жизни, когда отчаянно стремился к определенности, надеюсь, вы меня понимаете. А подарки Джона и Пенни скорее усилили сумбур в моей голове.
— О мистере Джинджелле разговор заходил?
— Нет.
Нетти сорвала обертку с коробки.
— Круто! — воскликнула она, доставая из коробки камеру «Никон супер-8».
— Они новенькие, Нетти, — вставил Джон. — Изготовлены в прошлом месяце.
Пенни повернулась ко мне, улыбнулась:
— Ты не собираешься открыть свою?
Я кисло улыбнулся и начал снимать обертку. Помнится, при этом думал: «Эти камеры дорогие. Чем мы заслужили такие подарки?»
Последующее помню смутно. Все как-то удалилось, я с трудом поддерживал разговор. И далеко не сразу врубился, что Джон говорит о какой-то университетской конференции. Уловил только последний кусок.
— Все эти люди из департаментов образования со всего мира приехали в город на прошлой неделе, мы показали им фильмы, отснятые вашим классом, и мы решили, что ваши — лучшие.
На лице Нетти отразилось недоумение.
— Но ведь только мы с Нетти довели работу над фильмом до конца, — раздраженно бросил я.
— Да, и потом, кто это «мы»? — спросила Нетти.
Пенни пожала плечами:
— Джон, я… несколько сотрудников его департамента. — По тону чувствовалось, что она удивлена нашей реакцией.
Нетти уже начала что-то говорить, но я ее остановил:
— Одну минуту. Вы хотите сказать, что показывали остальные фильмы, хотя их еще не смонтировали?
Джон проглотил кусок торта.
— Да. — Он явно считал, что мы раздуваем из мухи слона.
— Я думаю, это неправильно, — продолжил я. — Несправедливо сравнивать наши фильмы с незаконченными работами. Я думаю, мы не можем принять эти награды. — Я посмотрел на Нети и увидел, что она на моей стороне.
Джон нервно рассмеялся:
— Ладно. Не воспринимайте их как награды. Считайте, что это подарки по случаю окончания школы. — Он поднял стакан и предложил тост за 2/31 класса Пенни выпуска 1975 года. Я посмотрел на Пенни. Она очень хорошо нас знала и выглядела совсем как в тот момент, когда вернулась после схватки со Стинсоном. Я встал и ушел.
— Эти камеры…
— Да.
— Как вы объяснили их появление родителям?
— Мне ничего не пришлось объяснять. Я ее не взял.
— А Нетти?
— Она сказала матери правду. Сказала, что ее фильм признали лучшим в школьном конкурсе и в награду вручили камеру.
В предпоследний день обучения в начальной школе я встретился с миссис Легги, психологом районного департамента образования. По какой-то причине нас вызывали не по алфавиту — я попал к ней последним. После стандартного напутствия с пожеланием удачи миссис Легги взяла со стола результаты моего теста.
