Я молча покивал.
– А музыкальную программу на сегодня вы готовили? – Клочков кивнул на угол зала. Там включала инструменты группа из ресторана «Рассвет».
– Нет, это лично мэр их пригласил.
– Ну что ж, послушаем, послушаем… А вообще, живая музыка – это превосходная идея. – Клочков отпил из рюмки. – Но должен вам сказать, Алеша, что мы живем в эпоху… как бы это лучше сформулировать… Всеобщего морального релятивизма. Понимаете, о чем я говорю?
Я снова покивал.
– Да, вы молодой еще конечно. Это мне, в мои пятьдесят четыре… Но, так сказать, пытаюсь адаптироваться. Не всегда выходит хорошо, но, скажу вам, это объективная реальность. Не надо ждать, что мир прогнется под нас…
Я увидел метрах в двадцати Санчеса, пошел к нему, на ходу поставил на стол бокал и взял еще один – с «Хенесси». На трибуне выступал седой мужик с бородкой, его я не знал.
– …И мы все сегодня говорим: спасибо, дорогой Александр Сергеевич…
Я пожал Санчесу руку, мы чокнулись. Он выглядел в своем стиле – черные джинсы, черный вельветовый пиджак, без галстука, идеально белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей.
– Как поживает пресс – секретарь мэра? – спросил я.
– Нормально. То есть, на самом деле все уже достало… Но это – как диагноз, ничего не поделаешь…
– Я тебя понимаю.
– Заглянул недавно к Антоше на работу…
– Ну и как он?
– Офигенно. Хорошо, когда умеешь что‑то делать, а тем более что‑то такое, что нравится самому. Главный художник в «Свип – контакте» – это как раз для него. Меня всегда, ты знаешь, удивляло, что он у нас так долго продержался. Антоша – и начальник департамента рекламы? Если бы мне про это рассказали года три назад, я б посмеялся.
– Ну, меняются же люди…
– Да, меняются. Но только не Антоша. Ну, провел он парочку кампаний соцрекламы – сам же их и разработал. Но это все равно не то. На этой должности должен сидеть чувак, который займется откатами, а Антоша – творческий парень, к тому же, порядочный… Смотри, бляди прибыли. – Санчес показал рукой на девушек в коротких юбках, туфлях на высоком каблуке, с обилием косметики на лицах. Они прошли в зал и смешались с толпой.
– Почему так сразу – бляди? Может, просто девушки…
– Я лично занимался их отбором.
– По критериям Пинского?
– Нет, по общепринятым критериям. Его критерии ты…
* * *
Я стоял рядом с трибуной, потягивал «Хенесси». Выступления кончились, заиграли кабацкие музыканты. Запел вокалист – дядька под сорок, с усами, в розовом пиджаке. Недалеко от меня стоял с рюмкой водки поп в сутане, что‑то обсуждал с крепким дядькой в костюме. Я узнал его: отец Дмитрий. Он сильно располнел – не морда, а свиное рыло. На толстом пузе болтался большущий золотой крест на толстой цепи.
Ко мне подошел Пинский. С ним был невысокий мужик с прилизанными черными волосами.
– Познакомься, Василий Семенович. Это – Леша, советник мой по культуре.
Мужик протянул мне руку, я пожал ее. Пинский продолжал:
– Пока, правда, сдвигов особых культурных у нас не случилось, но ждем, понимаете, ждем… Нужно больше делать в этом направлении. Культура – это…
* * *
Я, шатаясь и хватаясь за стены, брел по коридорам мэрии. На подоконнике сидел Клочков. Девка с длинными отбеленными волосами отсасывала у него. Клочков улыбнулся и направил на меня указательный палец, изобразил губами звук, как будто выстрелил из пистолета.
Место: Дома
Дата: 19/11/2006
Время: 10:09
Музыка: нет
Перехожу привокзальную площадь. На остановке, прислонившись к будке, стоит мужик в замызганных ботинках и старой фиолетовой «аляске». Больше никого. Может, здесь нет никакого транспорта. Или троллейбусы ходят с интервалом в два часа. Меня не удивило бы.
С двух сторон от свежевыкрашенного здания вокзала – облезлые кирпичные пятиэтажки. Напротив огорожена бетонными плитами стройка. У ограды валяются пустые бутылки и пачки от сигарет. Еще дальше – полуразрушенный дом старой постройки. На фасаде – трещины, в нескольких квартирах выломаны окна, но в других, похоже, еще живут.
На остановке, по – прежнему, только я и мужик. На привокзальной площади – несколько машин, в том числе, две маршрутки – «газели», обе с номером «3»: не подходит, мне нужно в другую сторону. Я подхожу к ограде стройки. К ней прилеплено распечатанное на принтере объявление:
«Требуются девушки с хорошими внешними данными для услуг эскорта. Оплата от 250 до 1500 рублей в час. Рост не менее 170 см, длина волос не менее 30 см». И два номера телефона – мобильный и стационарный.
Ждать троллейбус больше нет смысла. Я иду по тропинке вдоль стройки, перепрыгиваю лужи. В них плавают бумажки и мусор.
На площади, у давно не работающего фонтана – барахолка. Не помню, была она здесь три года назад или нет. Пенсионеры торгуют старыми шмотками – они разложены на земле на газетах и тряпках. На пустыре рядом с площадью – картонные домики цыган и бомжей. Центр города почти не изменился, только кусок пустыря огородили, и там идет стройка. Закончено пять или шесть этажей. Судя по виду, какой‑нибудь бизнес – центр.
Я быстрым шагом прохожу барахолку, на ходу разглядывая товар. Безволосые старые куклы с оторванными руками, игрушечные машинки без колес, чашки и блюдца из старых сервизов, чьи‑то очки с «минусами». Интересно, кто покупает всю эту хуйню? Наверно, они здесь стоят только лишь для того, чтоб убить время, потому что им дома нечего делать. А потом, отстояв полдня, намерзшись и наговорившись с «коллегами», старики и старухи возвращаются домой, к своей жареной картошке с кефиром и сериалам.
В углу площади стоит синяя коробка биотуалета. Похоже, он даже бесплатный – раз на нем нет бумажки с ценой, и никто не орет мне, чтоб заплатил. Я закидываю сумку подальше за спину и захожу. Закрываю задвижку. В дырке овальной формы, по бокам украшенной кучами говна, плавают в мутной жиже бычки. От вони режет глаза. Я расстегиваю штаны. Бабах! Кто‑то снаружи бьет по кабинке, она начинает шататься. Жижа в дырке едва не льется через край. Я стараюсь не попасть себе на джинсы. Стук продолжается. Я застегиваюсь, открываю задвижку. Бомжила в грязных белых туфлях и широкой черной кепке улыбается во весь рот. Все зубы на месте, хоть и желтые, а на одном – в верхней челюсти справа – коронка «под золото».
– Браток, сигаретой не выручишь? – говорит он. – Извини, что тебя побеспокоил. Просто такое дело…
Я не отвечаю ему, иду прочь.
Место: Дома
Дата: 17/10/2003
Время: 20:49
Музыка: нет
– Да, ты прикольно придумал, – сказал Женька, широко улыбаясь.
– А что – раз хотят культурных проектов, сделаем им антикультурный. – Я тоже улыбнулся.
– А не боишься, что за трату денег из бюджета на подобную фигню тебя с работы выгонят?
– Может, я давно уже этого жду… Да, а кто, как не ты, на меня взлупнулся, когда я здесь начал работать? Сколько ты со мной не общался? Два месяца?
– Я с тобой не общался, потому что ты работал на Пинского, кампанию делал ему, а насчет мэрии – это дело твое, хотя, я бы…
Мы сидели на новой «базе» «Кремастера» – в подвале бывшего здания ДОСААФ на Садовой – этот подвал выбил я, при условии, что репетировать они будут не раньше восьми часов вечера или на выходных. У стен стояли старые плакаты по гражданской обороне. На одном было показано, как надевать противогаз, на другом над городом поднимался ядерный гриб.
Я сказал:
– Мое отношение к этому знаешь, какое? Я – чиновник, нанятый работник, и зарплату мне платят из бюджета, то есть, грубо говоря, налогоплательщики. Значит, я и должен на них работать, а не на начальство… А что касается того, какой проект – ну, не политический же мне делать, против Пинского. Представь, на его же деньги?
– А что, было бы круто…
– И вообще я не верю, что музыка может как‑то продвигать идеологию или политику. Возьми NOFX – отличная команда. А политики у нее не было никакой, до самого последнего времени. А появилась – и что? Музыка от этого лучше не стала. Первые альбомы мне гораздо больше нравятся…
– И где ж ваша вокалистка? – спросил Илья, гитарист «Кремастера». Уго, барабанщик, укреплял на стойках тарелки.
– Сейчас подойдет, – сказал я.
– Нет, прикольный проект. – Женька улыбнулся. – Но такой, я бы выразился, эстетский.
– Ну, да. И что в этом плохого?
– А какая будет должность у тебя? Продюсер?
– Можешь называть, как хочешь. Меня этим не обидишь.
Дверь открылась, зашла Оля. На ней были джинсы, порезанные почти по всей длине и самопальная майка со словами «fuck off» под расстегнутой курткой.
– Всем привет.
– Я не знал, что ты умеешь петь, – сказал Илья.
– Я тоже не знала.
