В прозрачной тишине комнаты он слышал голос женщины. Она говорила о Роде Кэмероне, высоком симпатичном второсортном актёришке, который умер на той неделе вследствие естественных причин. Она встретилась с ним в «Ревеллс» пару месяцев тому назад, и время от времени он заходил к ней в «Дом любви». Они оба любили ружья и жареный чеснок.
— Он — настоящий мужчина. Его можно описать только так, — слегка хихикая, рассказывала она Джину. — Он был на мне как на лошади, на которой он ездил в «Ковбойском празднике»[97]. Ты когда-нибудь видел этот фильм? — Джин покачал головой. — Род не мог сниматься в дерьмовых картинах, с ружьём в руке он мог сделать так, что любой фильм становился удачным, так же легко, как я легко ношу этого ребёнка.
Джин обернулся и посмотрел на женщину, она как-то по-другому улыбнулась ему. Дурманящий аромат её духов всё ещё витал в воздухе, и на него удушливой волной накатил страх, заставивший его сердце забиться сильнее. Не понимая, зачем ему это, он спросил, не приходил ли когда-нибудь в «Дом любви» Клайд Феб.
— Да, конечно, приходил. Он наш постоянный посетитель, — ответила женщина. — У него внизу есть отдельная комната, устроенная по подобию его юношеской спальни в Клэрморе, штат Оклахома.
— Готов поспорить, она завешана фотографиями Патти Пейдж, — сказал Джин.
Женщина подмигнула ему и улыбнулась заговорщически:
— А девушка наряжается так, что выглядит почти как она.
— Ну не сама же Патти!
— Но очень похожа.
— Нет. — Джин стоял не двигаясь. Внезапно в его воображении возникло смеющееся лицо Элис. На мгновение он вспомнил её красивые черты лица и ужасающую нежность её прикосновения. — Нет. Если это не на самом деле, это ничего не значит.
Женщина вскочила на ноги с быстротой, удивившей Джина. Луч солнца разбил стену над кроватью на части. Из-под юбки женщина достала фотографию, порванную пополам. Она сложила половинки вместе и показала их Джину. На черно-белой фотографии была изображена девушка лет четырнадцати, сидящая в одиночестве на песчаном пляже.
— Это я, — сказала она. — Веришь?
Джин двинулся к двери, но женщина прошла вдоль стены и преградила выход.
— Я сижу на Миртл Бич, я только что сбежала из дома, это было двадцать лет тому назад. Тогда я тоже была беременна, но на фотографии этого не видно.
Джин спросил у неё, зачем она ему это рассказала.
— Двадцать лет тому назад я отдала своего ребёнка другим людям, — продолжала женщина, не обращая внимания на вопрос- В прошлом году я обратилась к частному детективу, чтобы он нашёл её. Она живёт в Дейтоне, штат Флорида, маленьком городке рядом с Джексонвиллем. Я написала ей длинное письмо и приложила к нему эту фотографию. Конверт пришёл обратно две недели спустя, и в нём была фотография, порванная на две части. Ни записки, ничего!
Джин долго, неподвижно смотрел в пол. Затем поднял голову и смахнул слезу, медленно ползущую по щеке женщины. Он сказал ей, что ему очень жаль.
— Я сохраню этого ребёнка, — кивнула головой женщина, пытаясь успокоиться, но тут её прервали жуткие крики мужчины, заставившие Джина застыть на месте. Внезапно шум прекратился, некоторое время они стояли молча, вслушиваясь в замирающий крик.
— Господи Иисусе! — воскликнул Джин. — Что это была за чертовщина?
— Ничего особенного, — безучастно пояснила женщина. — Просто «костюм Мэнсона».
— Костюм кого?
– «Костюм Мэнсона», - повторила женщина.
— Да что здесь происходит?
— Они повторяют убийства, — объяснила женщина, отступая на шаг назад. — Своеобразное шоу. Я буду в нём сегодня участвовать, но у меня ещё не настолько большой живот, чтобы мне доверили роль Шарон Тейт. Нужно быть по меньшей мере на шестом месяце. — Тут женщина опустила бретельки на платье и показала свой большой живот и налитые молоком груди. — Видишь?
Джин не мог поверить в то, что слышал. Его глаза блуждали по комнате. Когда он снова посмотрел на женщину, он спросил:
— Ты забеременела потому, что хотела участвовать в этом… шоу?
— Конечно. — Снаружи донёсся звук автомобильного гудка, женщина отвела глаза и стала завязывать бретельки. — Очередь дойдёт до всех девчонок.
— А кто смотрит на это?
— Все, у кого есть деньги. Иногда мы устраиваем его Два раза в день, иногда раз в неделю. Всё в соответствии с судебным протоколом. Диалог, пол, всё точно так, как было. Род Камерон видел его дважды в марте.
Джин изумлённо покачал головой, его растерянность медленно перерастала в злость.
— Это место проклято, — сказал он. — Сколько я тебе должен?
— Пятьдесят долларов за комнату.
— А ты? Я ведь должен и тебе что-нибудь дать.
— Обними меня, — попросила женщина и, подходя к нему, улыбнулась. — Просто обними. Мне больше ничего не надо.
Джин обнял женщину и почувствовал, что тепло её тела так же знакомо ему, как и запах её духов. Тишину прорезали гневные крики и вопли, Джин едва подавил в себе желание заорать вместе с ними.
— Пообещай мне, — тихо сказала женщина, когда в здании стихли все крики. — Что ты никогда больше не придёшь в «Дом любви».
Глава 9 — Новая территория
В ноябре 1985 года, как обычно раз в три месяца, Джин получил по почте новый номер «Бим-Бэм-Бума», журнала, посвященного рок-музыке, который служил путеводителем для коллекционеров; его печатали в тёмном полуподвальном помещении в Ан Арборе, штат Мичиган. Этот номер был посвящен рокабилли[98], на обложке кроваво-красными буквами на ярко-жёлтом фоне шла надпись; «Кто убил Бобби Фуллера?»
Статья была написана Крисом Лонгом и в основном представляла собой интервью, взятое им у Мелани Новак в 1966 году, когда Мелани работала секретарём дома в однокомнатной квартире на Сикамор-авеню, 1770, которая находилась этажом выше квартиры Бобби и его матери. В то время Лонг работал репортёром в «Бэд Сид», местной нелегальной газетёнке, которая пыталась соперничать с «Лос-Анджелес Фри Пресс», но прекратила существование за три дня до того, как статья была намечена к печати.
В конце Мелани рассказала о концерте Бобби в «Пиджейс» в ноябре 1965 года, о том самом невероятно успешном концерте, на котором были и Джин с братом. Она говорила: «Как правило, после концерта он был очень возбуждён и невероятно быстро что-то говорил. Но той ночью, поднимаясь по лестнице, он выглядел подавленным и практически испуганным. Я не выдумываю, потому что мои друзья, которые видели первую часть его выступления, позвонили мне и рассказали, что зал аплодировал ему стоя.
Когда я спросила Бобби, что случилось, он опустил глаза и покачал головой. Он не хотел говорить об этом. Мы просто сидели и смотрели ночную передачу за лёгким ужином. На следующий день я узнала, что после второй части выступления за кулисами появился пьяный Фил Спектор. В присутствии Бобби он назвал Стелзнера бесталанным кретином и сказал, что, если бы у него были хоть какие-нибудь мозги, он разрешил бы Бобби записаться на его студии. Тогда Стелзнер сказал, что убьёт Фила, если когда-нибудь встретит его на улице.
Конечно, Бобби не рассказал об этом. Перед тем как уйти, он попросил меня напечатать текст песни, которую он сочинил и записал на салфетке между двумя частями выступления. Первый куплет звучал приблизительно так:
Теперь, отдав свои сердца,
Вернуть их можем лишь
В страдании и песнях.
Это всё, что я помню. Мне кажется, он так никогда и не записал эту песню».
Джин дважды прочитал статью, делая пометки на полях и выделяя абзацы, показавшиеся ему интересными.
После чего позвонил Билли Ледженду, редактору и издателю журнала, а в прошлом — одному из представителей контркультуры, который под своим настоящим именем, Мирон Коплевиц, выступал соавтором манифеста в защиту «Белых пантер» в 1968 году[99].
В течение ряда лет Джин несколько раз говорил с Коплевицем, обычно он хотел удостовериться в подлинности той или иной пластинки, которую хотел приобрести. Именно Коплевиц уговорил его не покупать «Holliwood High», песню, предположительно записанную Эдди Кокрэном, когда он был участником группы Richard Raythe Shamrock Boys. Потом выяснилось, что запись, изданная на лейбле «Биг Топ», и впрямь оказалась подделкой.
— Мне нужен номер телефона Криса Лонга, — сообщил Джин Коплевицу, когда тот подошёл к телефону.
— Ничем не могу помочь.
— Почему?
— У меня его нет, — сказал Коплевиц. — Ты можешь его найти, только звоня из таксофонов в заранее условленное время.
— Похоже, у парня паранойя.
— Это ещё в мягко сказано.
— Почему?
— Да так, не знаю.
— В примечании от редактора ты написал, что в шестидесятые годы он продюсировал какие-то группы.
— Он так мне сказал.
— А чем он занимается?
— И этого я не знаю.
