– А я скоро тоже поеду – в Германию. Учиться, на год. У нас такая программа обмена.
– Скоро – это когда?
– В июне. Сессию – досрочно. А там нас сначала будут два месяца учить языку, готовить…
– А в какой город?
– В Берлин.
– Ты рада?
– Еще бы. А ты что, не хотел бы поехать поучиться за границей? Все бесплатно…
– Хотел бы, но у нас почти никого не посылают с факультета. С немецкого – посылают, там еще с ГДР какие-то связи были.
У кафе «Свитанак» толпятся подростки в шмотках ярких цветов. У некоторых в руках бутылки пива.
Оля говорит:
– Я сейчас на метро – поеду до Московской.
– Проводить тебя?
– Не надо.
По проспекту проносятся машины, подростки что-то орут друг другу, слов нельзя разобрать. Я спрашиваю:
– Напишешь мне письмо из Германии?
– Хорошо. Давай адрес.
– Я дам адрес родителей – не хозяйки. Надеюсь, на будущий год буду жить не у нее.
Я достаю блокнот, нахожу в конце чистую страницу, вырываю, пишу адрес.
– Ну, хорошо тебе съездить.
– Спасибо. Тебе тоже удачи. Пока.
– Пока.
Я поворачиваю на улицу Ленина, иду вниз к Немиге.
Захожу в гастроном, беру бутылку пива. На улице понимаю, что зря не попросил открыть. Возвращаться лень. Цепляю пробку за крепление водосточной трубы, дергаю. Бутылка соскальзывает, разбивается о стену. Пенное пиво выливается на асфальт. Два чувака у входа в магазин хохочут, показывают большие пальцы. В стоящем у тротуара «БМВ» играет «Ace of Base»:
All that she wants
Is another baby
* * *
Оглядываю еще раз комнату – вроде, ничего не забыл. Выхожу на балкон. Там два резиновых мяча и десяток пластмассовых ведерок – не влезли в сумку, когда второй раз ехал в Польшу. Мне они больше не нужны.
Заглядываю в хозяйкину комнату. Она спит под двумя одеялами. Над кроватью – поеденный молью ковер, на нем фотографии в овальных рамках. Я кладу на стол тысячу – долг за последние полмесяца.
Электричка едет по мосту над рекой. Внизу пасутся кони. Идет дождь. Напротив меня – толстая тетка в платке и два пацана. Им лет по девять-десять, оба в облезлых спортивных штанах. Один встает ногами на сиденье, высовывает голову в окно.
Мамаша орет:
– Игар, убяры галаву, а то щас атарве.
Он не реагирует. Второй пацан резко срывает с него штаны с трусами. Мелькает худая белая жопа. Пацан подтягивает штаны, кидается на второго. Они падают на пол электрички, катаются по нему, сцепившись. Мамаша кричит:
– Перастаньте, прыдурки! Што люди скажуть? Я думала, Сашка трохи разумнейшы, а вы абои адинакавые далбаёбы.
Пацаны отдираются друг от друга, садятся рядом с мамашей. К их шмоткам прилип мусор.
Игорь спрашивает:
– Мам, а кали нам назад у школу?
– Што, ужо назад захатели? – Мамаша растягивает толстые губы. – Увосени, хлопцы. Во атъядитесь трохи, пабегаете лета, а там назад у сваю школу для дурных.
Она чешет ногтем колено. У нее толстые, опухшие ноги с выступающими венами.
* * *
Ходим с Антоном по «Спартаку», ищем ему джинсы. В толпе некоторые держат пятерки и десятки долларов – продают.
– Сечешь, как Россия хитро сделала, – говорит Антон. – Рубли нового образца, а все старые – гуляй, Вася.
– А что делать, у кого остались?
– Что делать? Лапу сосать – в сберкассе можно поменять только по пять тысяч на человека, а если больше, то до свиданья. Не, нормально они сделали, правильно. Раз у нас своя валюта, «зайцы», то чего это еще и рубли должны ходить? Видишь, все продают баксы – это доллар резко скакнул за белорусские.
Высокий волосатый мужик держит крышку от обувной коробки, на ней от руки написано: «Куплю российские рубли 1: 1,3».
Антон говорит:
– Во, видишь – какой курс? А скоро вообще будет один к двум. Тогда выгодно станет не в Польшу ездить на торги, а в Россию. Загранпаспортов никаких не надо, виз – ничего.
– Ты больше в Москву не собираешься?
– Не-а, я ж говорил – заглохло все со Сташенкой.
– А учеба как?
– Херово. С «коммерческой деятельности» перехожу на «технологию машиностроения» с этого года.
– Чего так?
– Бабок больше нет. Колхоз платить не будет, батька с председателем разосрался…
– А если самому?
– Что самому?
– Платить за учебу…
– Четыреста баксов в год? Это я не могу себе позволить. Пока. Вот если найду работу… А, в общем, на хер мне это упало? Такой диплом любой может получить за деньги, а учить там ничему не учат.
Перед нами идет невысокий мужик с потертой десяткой долларов. Навстречу – кучерявый чувак в полосатой майке «Lacosta», он хватает пальцами десятку. Мужик спрашивает:
– Что, хочешь купить? По тысяча четыреста – берешь?
Кучерявый тупо смотрит на него, не отпускает.
– Слушай, парень, ты или да или нет, мне идти надо.
Кучерявый криво улыбается, отпускает пальцы.
* * *
Подходим к коммерческому киоску – я, Антон и его подруга Светка. Я сую в окошко деньги.
– Две водки и одну большую лимонада. Апельсинового.
Продавщица подает бутылки. Этикетки на водке прилеплены криво. «Изготовитель – Агроторговая фирма колхоз имени Ильича». Я говорю:
– Как-то они выглядят по-левому. Мы не отравимся?
Светка поднимает брови.
– Да не, ты что? Я вчера такую пила, и все нормально.
– Где это ты вчера пила, а? – спрашивает Антон.
– Тебе скажи – и тебе захочется. Не, серьезно. Колхоз Ильича – это еще ничего. Если вот «Путь Коммунизма», то такую не надо, это говняная водка – как керосин.
На другом берегу Днепра дымят трубы завода Куйбышева. Светка разрывает пальцами вареную колбасу – ножа у нас нет, – кладет куски на мятую газету «Вестник Могилева». Антон льет водку в пластиковые стаканы.
– Ну, за успех дальнейших операций.
Мы чокаемся, выпиваем. Я наливаю себе апельсиновой воды, запиваю. Антон и Светка жуют хлеб с колбасой.
Внизу пацаны лазят по кучам песка. Торчат ржавые краны речного порта. По железнодорожному мосту катится состав.
Антон наливает по второй, выпиваем. Он жмет на кнопку красной «Беларуси», включается кассета. Я спрашиваю:
– Что это?
– Как – что? Ни разу не слышал? А еще живет в столице СНГ…
– Ну так что, если не слышал? Говори, не выделывайся.
– Это – «Нирвана», группа такая…
– Слышал, конечно, и читал про них, только музыку ни разу не слышал.
– Классная группа – вообще ништяк. Могу тебе переписать. Я от нее охереваю. Скажи, Светка?
– Задрал ты меня своей «Нирваной» уже.
– Богдан Титомир лучше, да?
Светка отворачивается, смотрит на Днепр. На той стороне к берегу подъехала компания, три чувака выгружают из старого «москвича» ящик пива.
Темнеет. Антон врубает «Нирвану» на полную громкость. Светка швыряет вниз пустую бутылку – она не долетает до воды, падает в траву. Мы скачем под музыку, дрыгаемся, махаем руками и ногами.
Недалеко от нас – компания пацанов и девушек. Они хохочут, показывают на нас.
Скакать больше нет сил. Мы втроем обнимаемся и топчемся на месте под медленную красивую песню. От пота тушь на Светкиных ресницах растеклась. Она целует Антона в губы, меня – в щеку. Я вырываюсь от них, падаю на траву, смотрю на первые звезды. Кассета начинает тянуть – сели батарейки.
Первая пара – фонетика. Преподша Анна Борисовна листает свою тетрадь. Она маленькая, полная, седые волосы собраны в клубок.
Я сижу с Голубовичем. Он – в настоящих джинсах «Levi’s», кроссовках «Nike» и старой вьетнамской ветровке с нашивкой-лыжником. Он рассказывает:
– Классно съездил, даже супер. Америка – это я понимаю. Некоторые там – типа, Америка – говно, тупая страна, вот Европа – это да… А я хоть в Европе и не был пока, но все равно, Америка – самое то. Нормальная страна, правильная, не то, что у нас. Все есть, все – по уму…
– Ну, а лагерь как?
– Работа, конечно, поганая – с этими пионерами дурными. Знаешь, некоторые приезжают в лагерь, уже лет по двенадцать, а в «памперс» – ну, такие прокладки… Типа, если обосцытся, то чтобы не протекло, сами сходить в туалет не могут – прикинь? Ну и лагерь, конечно, тоже – религиозный: молитвы там, прочая ботва. Зато закупился капитально, там все дешево, дешевле, чем у нас, и качественное, точно знаешь, что не фуфел. А после лагеря работал еще неделю, когда эти недоноски разъехались – платили по двадцать долларов в день. Уборка, блин, всякая, ремонт…
– А как английский?
– Ну так, говорить быстрее стал, но чтобы особо… Привез магнитофон японский с компакт-диском, «Sanyo». Правда, сделан в Малайзии, но все равно ведь японское качество.
Анна Борисовна отрывается от тетрадей, смотрит на нас поверх очков.
– Ну, что, ребята, я дала вам время наговориться. Я все понимаю – вы два месяца не виделись. Но пора браться за дело…
Конкина тянет руку.
– Анна Борисовна, у нас есть предложение. Аня Митько ездила на каникулах в Японию, пусть, может, она немного расскажет? Все-таки, такая страна интересная?
