– Расскажет по-английски?
– Нет, по-русски, а то нам сложно пока…
– Что, настолько все позабыли за лето?
– Ну, кто был за границей, те – нет…
– Ладно, ладно. Пятнадцать минут на Японию, и – к английской фонетике.
Митько выходит к доске, поворачивается к нам.
– Ну, в общем, это было, конечно, очень интересно, ни с чем не сравнимо…
Я спрашиваю Голубовича:
– Не знаешь, как она туда попала?
– У нее там, типа, пацан. Двое наших уже сваливают – замуж за иностранцев: Пискунова – за шведа, Стволинская – за американца. Они еще в Минске, но в институт уже не придут, все, подвязали. И Митько скоро свалит, если японец ее не прокинет. Не, это офигеть надо, пацан – японец. Я понимаю, там еще финн какой-нибудь или немец, но японец…
– Ну, у них техника, японское качество…
– Это не одно и то же. Представь – японец такой, полтора метра с шапкой, какой у него там член? Пять сантиметров? Кстати, пацаны с двести второй говорили – Липатов у нас больше учиться не будет. В университет поступил во Франции. У него там сестра живет, он к ней каждый год на все лето ездил, а сейчас, вроде, остался. Везет, блин, некоторым…
Митько рассказывает:
– …Я думала, там все разговаривают по-английски, а оказалось, что нет. Я когда в первый раз вышла в город одна и заблудилась, то ко всем подходила и спрашивала, и никто не говорил по-английски, только потом один мужчина – он какой-то инженер, – и вот он объяснил мне…
* * *
У крыльца общаги припаркован «БМВ» Ахмеда с пятого этажа и чей-то добитый «фиат».
Показываю студенческий бабке-вахтерше, она кивает. Захожу в лифт, жму на кнопку «12», нащупываю в кармане ключ.
Двери раздвигаются, я поворачиваю направо. Из кухни воняет горелым жиром. Низкорослый араб в махровом халате моет в раковине чайный сервиз. Чистые чашки и блюдца он ставит на столик с колесиками. Араб замечает меня, улыбается во весь рот.
– Привет.
– Привет.
Дергаю дверь – заперто. Сую ключ в замок, открываю, вхожу.
Снимаю туфли, ставлю под вешалкой, рядом с «говнодавами» Дэмпа и итальянскими кроссовками Дрона.
Над кроватью Дэмпа – Жан-Клод Ван Дамм с дебильной рожей и оскаливший зубы Шварценеггер. Дрон повесил над своей два плаката с голыми девками.
У меня над кроватью – ничего, только розовые обои с черными точками клопиного дерьма.
Подхожу к окну. К рамам прилипли обрывки бумаги с прошлой зимы, между стеклами валяются дохлые мухи. Внизу – город: коробки домов, желтеющие деревья, трубы заводов и башенный кран.
В углу – батарея пустых бутылок, сверху на ней три скрученных грязных носка. На столе – обглоданные кости курицы в тарелке, чешуя рыбы на газете, учебники, тетради и жестяная банка с бычками.
Жму на кнопку магнитофона. «Последняя осень» ДДТ – любимая песня Дрона. Пусть играет. Втыкаю в розетку кипятильник, сую его в банку с водой. Насыпаю чай из пачки в кружку, беру банку варенья и завернутый в бумагу батон.
Пишу упражнения по грамматике. Дверь открывается, заходят Дрон и Дэмп. Оба – с третьего курса английского. Дрон – в очках, с хвостом, Дэмп – коротко стриженный, узколобый, здоровый.
– Привет. Как дела?
– Никак. А у вас?
– Тоже ничего, в смысле ничего хорошего. Я еще после лета не могу врубиться, на каком это языке разговаривают.
Дэмп включает кипятильник.
– Квасить сегодня будем?
– За какие шиши?
Дрон дергает плечами.
– Ну, пошли тогда к этой, с десятого этажа. Настя, вроде, зовут… Типа – в гости.
– Про кого ты?
– Как про кого? Когда вчера у Лысого бухали, они пришли, помнишь? Первый курс, ничего такая. Сама в гости приглашала. Комната 1010, я запомнил.
– А-а, эта…
– Что тебе не нравится?
– Не, все нормально. Только лениво как-то…
– Что тебе лениво? Давай, поднимай свою жопу, пошли. А то мнется, как девочка после десятого аборта…
Просыпаюсь от шума. Дрон захлопывает дверь, Дэмп прыгает на кровать, скрипит пружина.
– А она еще типа – ментов позову! Я бы ей, сука, позвал…
– Тихо ты, Вован спит.
Дэмп начинает шептать:
– Ну, сука – ментов… Я этих ментов знаешь где видел? Строит из себя целку, падла. Как негру или арабу, так сразу б дала – у них бабок немерено. Видел – все на тачках ездят, а в общаге живут, потому что сцули, боятся, что на квартире ограбят или убьют на хер.
– Да положи ты на нее. Тебе что, баб не хватает? Полобщаги перееб, и все ему мало.
– Нет, это все правильно. Но ты просеки – я к ней по-человечески, не как к малолетке какой, а она…
– Ладно, спи. Завтра с ней побазаришь.
– Про что мне с ней теперь базарить? Я к ней больше не пойду, даже если на коленях будет ползать.
– Твое дело. Не хочешь – не ходи. Подрочи в туалете…
– Сейчас договоришься!
* * *
Читаю объявления на доске в фойе иняза. «Заседание ученого совета института состоится 10 сентября». «Кто забыл ключи в аудитории 507, обращаться к гардеробщице». «В коммерческую фирму требуется сотрудник со знанием английского языка. Телефон 253 22 37». Срываю бумажку, кладу в карман.
У телефона в фойе – очередь. Выхожу на улицу, иду к таксофонам у булочной.
– Алло, здравствуйте. Я по объявлению, насчет работы.
Отвечает мужской голос:
– Ага, ясно. Вообще, мы лучше девушку хотели… Ладно, английский ты знаешь?
– Я учусь в инязе, на английском факультете, второй курс.
– Хорошо, надо на тебя сначала посмотреть – что ты за студент. Сегодня можешь приехать на офис?
– Во сколько?
– Часов в шесть.
– Могу.
– Хорошо, подъезжай. Улица Ольшевского, дом шестнадцать. Третий подъезд, первый этаж, квартира тридцать восемь. Знаешь, где это?
– Ну так…
– От вокзала на сороковом автобусе. Остановка так и называется – «улица Ольшевского». Все, давай.
Дом шестнадцать – замызганная пятиэтажка. Захожу в подъезд. В тридцать восьмой – черная железная дверь с неровно приваренными петлями. Звоню.
Открывает худой коротко стриженый мужик.
– Здравствуйте. Я насчет работы.
– Да, проходи. Дождь идет?
– Идет.
В комнате – старый письменный стол, на нем – компьютер и телефон-факс «Panasonic». Рядом – еще стол, на нем разбросаны бумаги. У стены – книжный шкаф, на полках – разноцветные коробки.
– Ну садись, что ты как не родной?
Я сажусь на стул, он – в компьютерное кресло.
– Значится, так. Наша фирма называется «Сэйф». Занимаемся сигнализацией и противоугонными устройствами – продажа и установка, короче. Эта комната – офис, а вторая – склад.
Он берет со стола брошюру на английском, дает мне.
– Инструкции, в основном, все на английском. И, значится, нам нужен человек, чтобы делать всякую работу, в основном переводить. Ты такое можешь перевести?
– Думаю, да.
– Не, не просто перевести, а чтоб понятно было и клиенту там, и установщику.
– Могу.
– Покажи свой документ, что учишься.
Я достаю студенческий, кладу на стол. Он берет его, открывает, поднимает на меня глаза.
– А паспорт с собой?
– Да.
– Покажи.
Я достаю паспорт, отдаю, он листает его.
– Прописка временная?
– Да, в общежитии.
– Ладно. Занятия в какую смену?
– В этом году – во вторую. Обычно с двух до шести-тридцати, а сегодня были с двенадцати-тридцати до пяти.
– Вообще, я тебе говорил – мы хотели взять девушку, чтоб сидела в офисе – ну, секретарша, короче. И заодно чтоб переводила. У нас была одна… Но можем попробовать и тебя. Тогда надо, чтобы ты приходил утром, часам к девяти и был здесь до занятий – звонки там если какие, с клиентами… Разберешься постепенно с сигнализациями, сможешь отвечать на вопросы. Ну и вечером тоже приходить, но там уже чисто перевод. Как тебе такое?
– А зарплата?
– Ну а сколько бы ты хотел за такую работу?
– М-м… Долларов пятьдесят.
– Это очень много. Столько я тебе дать не могу – мы тут деньги не печатаем. Сам пойми – дам я тебе, к примеру, полтинник, а ты его не отработаешь… Тогда я влетаю… Так что, давай, может, начнем с двадцатки, а там посмотрим?
– Ну, не знаю…
– Сейчас знаешь, сколько безработных? А студентов сколько ищет работу? Жрать все хотят, а студентов никуда не берут, все хотят, чтоб на полную ставку. И мне сюда звонят, просятся на работу. Но я никого не беру. Те, кто сами просятся, обычно нулевые. Вот ты хоть английский знаешь. Ладно, посмотрим, как оно у тебя пойдет… Ну что, согласен пока на двадцатку?
– Надо подумать.
– Нечего тут думать, больше этого ты нигде не заработаешь. Я знаю, что говорю. У меня знаешь, сколько знакомых на фирмах? И много кому нужны переводы, но никто не хочет за это платить.
– Ну, хорошо…
– Тогда завтра и приступай – к девяти утра. – Он достает записную книжку, открывает. – Вот, записываю тебя – с четвертого сентября. Значится, четвертого октября я выплачиваю тебе зарплату.
– А как вас зовут?
– Сергей Борисович. Костыленко Сергей Борисович.