— Нет, я просто пошарил в настройках, мой хипстерский друг.
Бросив окурок в пыль, Макс убежал в степь. Он мчался со всех ног, вскоре можно было различить только светлое пятно на фоне синеющей травы. Он бегал кругами быстро, как борзая.
— Что он там? — спросил Дани.
— В него вселился бес, это нормально.
Джефф, как самый ответственный, помогал водителю менять колесо.
Герман пошёл за Максом. Мокрая от вечерней росы трава ласкала голые щиколотки. Закатная степь завораживала и околдовывала. Макс сменил направление своего бега и рысью направился к Герману.
— Полегчало? — спросил Воронёнок, вынимая сигарету.
Макс молча кивнул, садясь в траву. Светлые волосы слиплись от пота. Лицо раскраснелось, так что видно было даже в полумраке. Герман опустился рядом с ним, чувствую всем телом сырость. Макс положил голову ему на плечо. За секунду до этого в его глазах сверкнуло отражение закатного неба, и тёплая улыбка пробежала по лицу.
— Я скучал, — прошептал Герман.
— Я всегда рядом, — ответил Макс так же шепотом.
— Только твоя оболочка. Я соскучился по тебе настоящему.
— Кто знает, кто из нас настоящий? — усмехнулся он.
Макс жестом попросил у Германа сигарету. Тот протянул свою, где осталась всего половина. Он затянулся, ощущая чужую слюну на фильтре. Несколько длинных минут они просто курили одну сигарету на двоих, глядя в небо. Макс мягко отстранился от Германа и уставился на дорогу.
— Нам пора, — сказал он, ориентируясь на какие-то свои знаки.
Колесо удалось поменять практически в темноте. Дорога продолжилась в тишине и молчании. Угрюмо покачивался красный фонарь и вился в воздух сигаретный дым. В колонках тихо играл «Current 93» — «All The Pretty Little Horses», сменив прежний угар мрачной меланхолией. Подборка музыки преподносила сплошные колыбельные для больных и одержимых детей.
* * *
Утопающий в цветущих каштанах Киев был похож на большой кремовый торт. Макс проснулся, когда они уже въехали в центр. Он смотрел в окно, стараясь осознать всю реальность происходящего. Ему казалось, что он плывёт среди облаков и предутреннего тумана. Гаснущие огни фонарей бросали блики на стекло. Захотелось кофе. Хорошего чёрного кофе с капелькой виски для вкуса. Герман сбросил с себя спальник, промычал что-то вполне согласное с Максом.
Сидя в сонной кофейне у окна, они наблюдали за просыпающимся древним городом. Он был словно динозавр, который сбрасывает с себя вековую труху, постепенно открывая слипшиеся веки. Нет, это не Москва, которая никогда не спит, это город, который дремлет. Дани снова испортил всё молчаливое великолепие, щёлкая вспышкой фотоаппарата.
— Я просто хотел сфотографировать мысль, — сказал он, ловя разгневанный взгляд Макса.
На фото был он с чашкой американо на фоне расплывающихся огней и синего морока.
Дальше все сидели в молчании, про себя жалея, что нельзя курить.
Вписка оказалась в самом центре возле метро «Золотые Ворота», в просторной квартире с большими потолками и окнами от самого пола. Запах травы, кофе, сигарет и благовоний создавал причудливую атмосферу. Это был слегка окультуренный хиппятник, где одновременно могли проживать до десяти человек. Разноцветные рисунки на стенах напоминали об Элис, только у неё всё получалось гораздо живее и приятнее взгляду.
Современные хиппи — бледные дети ушедшей эпохи. Цветы жизни, но больше не дети цветов. С кем им бороться, когда система сожрала их самих изнутри? Сегодня ты идёшь на фестиваль мира, завтра надеваешь костюм и спешишь в офис. И лишь где-то там за ступеньками кислотного рая тебе ещё споёт живая Дженис.
— Я пытался быть хиппи в молодости, — сказал Макс, глядя на «пацифик» на двери. — Но я понял, что я слишком злой для того, чтобы сеять Peace&Love.
Он знал, что все они лукавят, мир, любовь и пацифизм невозможны в эту эпоху. На стене для записей Макс оставил пару строк красным маркером:
«Я хотел бы быть честным, но в чём здесь прикол?
Ты так же мёртв, как и твой рок-н-ролл».
Герман обосновался на кухне, заняв подоконник как насест. Дани решил выпить с утра дешёвое фруктовое пиво, котыром они затарились в магазине рядом. Почти все суточные группы уходили на алкоголь, про еду они вспоминали крайне редко, и то — если воровали из супермаркетов. Жизнь превратилась в асоциальное раздолбайство.
Люди в квартире хотели общаться, но «Opium Crow» со вчерашнего вечера висели в лёгкой молчаливой прострации. Спать не хотелось, впрочем, как и погружаться в что-то другое кроме кофе и сигарет. Герман слегка скучал без «Джирома», вынужденный курить «Рич» или «Корсар». Он ненавидел вкус чистого табака. И, в отличие от Макса, не начинал курить всё подряд, когда заканчивались любимые сигареты. Воронёнок и здесь не бросал свой снобизм.
Макс настрочил Элис длинное сообщение, тщательно и вдумчиво подбирая слова:
«Привет. Знаешь, вчера я видел красивый закат. Я пытался надышаться этим моментом, чтобы впитать в себя частичку этой магии. Это то, что мне так хотелось тебе передать. В тот миг я был по-настоящему счастлив. Потом всё оборвалось от мысли, что я не могу разделить этот миг с тобой. Тогда ты бы поняла, что я чувствую по отношению к тебе. Мне хочется положить этот мир в карман и принести тебе».
Она ответила спустя пару минут:
«У меня есть рассветы и лимонный ликёр. Мне заебись».
Именно в этот момент Макс почувствовал себя униженным одной лишь меткой и точной фразой.
— Чёрт, а ведь те, с кем мы спим, нам не принадлежат, — сказал он вслух.
Герман усмехнулся с подоконника:
— Нам вообще никто не принадлежит. Даже мы сами, — он вздохнул, выдыхая дым, и продолжил. — Ты бродишь рядом, и я счастлив только оттого, что ты есть, потому что я знаю, что ты будешь со мной, а если нет, то мне просто не будет смысла тобой дорожить.
— Я не об этом, — выдавил Макс.
— Хочешь поговорить об этом?
— Пожалуй.
Они удалились в ванную и включили воду, чтобы никто не слышал.
— Так о чём же ты? — Герман ходил туда-сюда, шлёпая босыми ногами по кафелю.
— Просто из-за всей этой кутерьмы с Сиськой и прочими гадостями бытия я понял, что хочу быть с Элис.
Герман подавил издевательский смешок.
— Ну-ну.
— Что ты этим хотел сказать?
— Да то. Понимаешь, просто я не думаю, что в этом плане ты можешь её заинтересовать. Я тоже в своё время не смог. Такие девушки непрошибаемы. Ты можешь спать с ней, можешь что угодно, кроме того, чтобы залезть в её душу. Увы, чувак, мы ей не пара. Её нужен кто-то уровня бога, как минимум. Кроме шуток, чувак, я серьёзен как никогда. Она носится с тобой, как с сынком или младшим братом-дауном, но не более. Пожалуйста, не лезь в высшие материи, если не хочешь испортить себе карму. Это чревато.
Герман подошёл и обнял Макса тепло и по-дружески.
— Ты из-за этого ведь так бесился в последнее время?
Макс пожал плечами.
Герман успокаивающе прошептал на ухо:
— Не хватало ещё из-за баб с ума сходить.
— Мне просто грустно. Раньше такого не было.
— Всё когда-нибудь бывает.
Макс и Герман простояли молча где-то около минуты. Звук журчащей воды звенел в ушах.
Они вышли прогуляться вдвоём. Общение было натянуто милым и осторожным, так, словно боишься неосторожным словом нарушить хрупкий мир. Герман всё больше молчал, глядя на свои кеды.
— Куда мы, вообще, идём? — спросил он, остановившись возле арки.
— Если я правильно понял дорогу, то там есть то, что может тебя порадовать, — ответил Макс.
— Эта обоссаная подворотня меня не радует.
Они вошли в обычный двор. Макс уж было решил, что они завернули не туда, но продолжал идти вперёд. Он схватил Германа за руку и потянул за собой. Повернув за угол, они вышли к огромному вольеру, где прогуливались большие чёрные птицы.
— Ни хрена себе! — воскликнул Герман, присаживаясь на колени возле клетки с воронами.
Его пернатый собрат по ту сторону уставился на него своими пронзительными чёрными глазами. Ворон просунул голову сквозь решётку. Герман осторожно коснулся пальцами его клюва.
