- Куда пойдем? – спросил я.
- Куда-нибудь, - ответила Маша, - не стоять же здесь.
- Действительно. Тогда ведите.
Мы пошли по Садовой улице в направлении Невского. Геныч работал психиатром в психоневрологическом диспансере. Работа не из легких, учитывая контингент, с которым приходилось общаться, но Геныч справлялся. Сказывался его спокойный характер. В последнее время мы виделись не так часто, как раньше, но если встречались, время проводили с огоньком.
- Как вообще жизнь-то? – спросил Геныч. – Как работа?
- Ничего работа, пока не доконала. Терпим друг друга.
- Хорошо.
- Если серьезно, то все нормально. Работа даже нравится. Не всегда, но местами кажется, что это гораздо лучше того, что могло бы меня ждать.
- Вот, замечательно. Я рад, что ты понимаешь это.
- Я рад, что жизнь не подкидывает мне других подлянок, кроме этой осени, а это уже прекрасно. Пережить осень в Питере – это, сам знаешь, тоже не просто. Я бы на месте бога создал в раю санаторий для бывших петербуржцев – они заслужили.
- Да уж. Город психов на самом деле. Как осень началась, клиентов у нас в диспансере прибавилось.
- Кто бы сомневался.
Мы зашли в небольшое полуподвальное заведение на Апрашке под названием «СССР». Маленький бар был оформлен в стиле ностальгии по Советскому Союзу: на стенах, обклеенных старыми пожелтевшими газетами «Правда», висели агитационные плакаты, портреты Ленина и Сталина, пионерские галстуки и прочие атрибуты канувшей в лету эпохи. Вдоль стен стояли невысокие столики с пепельницами и играми, окруженные миниатюрными табуретками. Посетители почти целиком состояли из завсегдатаев и друзей бармена, они резались в нарды в углу. Мы сели за свободный столик и заказали пива.
- Ну, за встречу, - сказал Геныч, когда мы расселись и нам принесли заказанное пиво.
- Давайте, - вторил я, - за встречу. Хорошо, что встретились.
Мы пригубили пива и достали сигареты. В баре играла музыка: какая-то чудовищная смесь скрежета и свиста, дополняемая рваным ритмом барабанов, кажется, это был новый набирающий популярность стиль – дабстеп.
- Как люди могут такое слушать? – задал я вопрос самому себе, но получилось вслух.
- Ты ничего не понимаешь, - ответила Маша, - это дабстеп, модное сейчас направление электроники.
- Это примитивизм какой-то. Для меня самое модное направление электроники – это Депеш Мод или же Продиджи, если хочется чего-то экстремального.
- Продиджи – это уже прошлый век, про Депеш Мод вообще молчу.
- Пусть прошлый, хронологически против истины ты не грешишь. Но тогда я за прошлый век, чем за эту какофонию.
- Не ссорьтесь, девочки, - Геныч затянулся сигаретой и выпустил густое облако дыма.
- Сам ты девочка. Ты-то что думаешь по этому поводу?
- Ничего не думаю. Нирвана круче всех, Курт Кобейн живее всех живых.
- С этим никто и не спорит.
- Тогда давайте еще выпьем.
- Давай. За понимание тогда.
Выпили еще пива. Потом молча докурили. Дабстеп закончился, заиграла медленная рок-баллада. Елей на душу. Я откинулся на табуретке, прислонившись спиной к стене.
- В шахматы не хочешь сыграть? – предложил я Генычу, на соседнем пустующем столике лежала шахматная доска.
- Не хочу, если честно. Да и в шахматах не силен.
- Ну, как знаешь.
- А вы Боярский пробовали? – спросила внезапно Маша.
- Это усатого мушкетера что ли?
- Нет. Это коктейль такой. Называется Боярский.
- Портвейн с колой?
- Нет же. Давай, я возьму, и ты попробуешь? Хорошо?
- Валяй.
- Тогда я возьму всем нам по Боярскому.
Маша сорвалась в направлении бара. Боярский – так Боярский, я был не против. Я посмотрел на Геныча. Геныч расслабленно пил пиво.
- Жениться еще не надумал? – спросил я.
- Думаю над этим. Наверное, пора…
- Ага. Вы же давно вместе.
- Давно.
Вернулась Маша с тремя стопочками, в каждой плескалась взвесь из нескольких разноцветных ингредиентов.
- Пить надо залпом, - сказала она.
- Хорошо, тем лучше – мне трудно смаковать незнакомую мне жидкость. Вдруг этот красный слой – лягушачья кровь?
- Это соус табаско. А вообще – пей давай, не умничай.
Мы стукнулись стопочками и выпили. Боярский легко провалился внутрь моего пищевода. Осталось только уксусное послевкусие. Я поспешил сообщить об этом Маше:
- Я ошибаюсь или в состав входит уксус?
- Не уксус, а соус табаско, я ж говорила.
- По мне так уксус, самый обычный уксус.
- Еще гренадин – красный сироп из гранатового сока. И водка.
- Вот водки я совсем не ощутил.
- Тогда надо повторить.
- Думаешь?
- Стопроцентно!
За второй порцией пошел уже я. Скрупулезно пронаблюдал процесс приготовления коктейля. Маша не обманула: сироп, водка, соус. Кажется, в таком порядке. Соус осел сквозь водку и лег поверх сиропа. Я расплатился и вернулся на наше место.
- Да, ты права: там водка, соус и этот сироп, как его… - сказал я Маше.
- Гренадин.
- Ага, он.
- Будем! - Геныч высказал то, что крутилось у нас в головах.
Мы чокнулись и выпили. Опять привкус уксуса. Я достал сигарету из пачки, чтобы его перебить. Чиркнул зажигалкой.
- Почему он называется Боярский? – спросил я Машу.
- Не знаю. Боярский и Боярский, какая разница?
- Да, в общем-то, никакой.
Действительно, зачем вникать в суть сложных и не самых логичных имен? Кто знает, что думал неведомый изобретатель этого коктейля, когда подбирал алхимический состав? Возможно, его действиями руководители какие-то масонские мотивы. Не зря же в составе коктейля два красных и один прозрачный компонент. Кровь и слезы. А еще фамилия известного актера и болельщика «Зенита» в названии. Да уж…
Заиграла зажигательная самба – какой-то техно-ремикс классической мелодии. Захотелось танцевать.
В «СССР» невозможно было сделать это по определению – не позволяло маленькое пространство бара, от стены до стены было каких-то пять метров, и это не беря в расчет, что на этих метрах уже стояли столы и табуретки. Это был бар для спокойных бесед, дающий возможность спокойно накачаться после трудного рабочего дня в компании старых знакомых, играя в шахматы или нарды. Для танцев надо было искать пространство более внушительных размеров.
- Вы не хотите танцевать? – спросил я своих друзей.
- Ты хочешь танцевать? – раскусила меня Маша.
- Я хочу. Но вопрос был адресован вам.
- Я не против, - Маша повернулась к Генычу, - а ты?
- А я как все, - спокойно рассудил Геныч.
- И где здесь можно потанцевать?
- Пойдемте на Думскую – там можно, - кажется, Маша обрадовалась перспективе танцев.
- Давайте тогда допьем и двинемся.
- Хорошо.
Ночь разворачивала свое алкогольное действо, словно разноцветную волшебную спираль, завлекая нас в свои темные, чарующие и манящие чертоги; хотелось отдаться ей, забыть обо всем и пуститься вдаль по ее теплым волнам. Да ночь! Да здравствует молодость! Да здравствует пьянящее и бесконечное чувство свободы, свойственное молодости!
Только молодым можно пойти на верную смерть, не боясь. Потому что молодости неведом страх. Молодость дышит светлым и трогательным; тем, что лежит в основе этого заскорузлого и очерствевшего от времени мира и что потерялось под тусклым налетом повседневности.
Мы допили и покинули ностальгический бар «СССР». Прощайте, Ленин и Сталин! Мы идем дальше, на поиски завещанного вами светлого будущего, но уже без вас. И мы его обязательно найдем – не сомневайтесь в нас.
Думская была культовым местом. Меленькая улочка вдоль Перинных рядов почти целиком являла собой пространство клубов и баров. Бары были небольшие, но зато на любой вкус. От мажорного пивного ресторана, принадлежавшего известному питерскому шансонье, до темной панковской забегаловки, где в маленькой прокуренной комнатке постоянно ревел хардкор, выдаваемый одной из местных групп. Ты мог выбрать один и ходить только в него. Либо, наоборот, посещать их все, блуждая от одного к другому. Многие так и делали.
Для людей старшего возраста Думская улица в пятницу вечером и все выходные дни выглядела средоточием пьянства и разврата; для молодежи, потерявшей в эпоху стабильности все нравственные и идейные ориентиры, - олицетворением свободы. Здесь можно было пить, разговаривать, танцевать, снимать девчонок или парней – кому как нравилось. Здесь было легко отыскать кого угодно: хоть размалеванных в стиле глэм фриков, хоть хипстеров в клетчатых пальто.
Однажды здесь ко мне привязался молодой бомж, который рассказывал анекдоты за символическую плату. Он проделывал свою работу весьма просто: преграждал вам путь и после короткого вступления, посвященного его нелегкой доле, предлагал сформулировать тему, на которую вы хотите услышать анекдот. За небольшое от вас вознаграждение конечно же. Разогретые алкоголем кочевники от бара к бару редко посылали его. В конце концов, он просил деньги за работу, а не просто так. Поэтому его слушали и ему подыгрывали: всем было интересно – действительно ли он такой знаток анекдотов.
